Весь следующий день мы зализывали раны. Для этого, правда, пришлось вернуться к Маше и Мимиру, нацепить на себя автомеды и дать устройствам возможность привести в порядок слегка потрепанные организмы. Правда, к моему искреннему удивлению, ничего серьезного мы себе не повредили, хотя и основательно перенапряглись.
Благодаря тюнингу Джо и приборчикам Эола через какие-то четыре часа перестали болеть растянутые связки, саднить красные от каменной пыли глаза и ныть убитые запредельной нагрузкой мышцы. Ссадины и царапины покрылись тоненькой пленкой новой кожи, и, кроме того, прошла тяжесть в легких. А вот на душе становилось все хуже и хуже. И было от чего: благодаря идиотской выходке придурочного наркоторговца возможность вернуться на Элион отодвигалась на неопределенный срок.
Искать то не знаю что вслепую не хотелось. А в памяти Мэлзина не было никаких упоминаний о маршрутах выезда из города или ведущих на самый верхний ярус мегаполиса. Оказывается, самым большим путешествием в его жизни был пеший переход из одного сектора яруса в другой. И все. В общем, нам надо было начинать поиски возможностей выбраться за пределы города заново. И все бы ничего, но меня не покидало ощущение, что мы безнадежно теряем время. А, значит, каждая лишняя минута пребывания в этом мире делала наше пребывание в нем все опаснее…
К вечеру того же дня, поужинав, я попробовал обсудить ситуацию с Вовкой. И неожиданно для себя нашел в нем единомышленника: оказывается, и Щепкин не горел особым желанием изображать из себя Дона Кихота Ламанчского или, как он выразился, «косить под Матросова, закрывающего бюстом амбразуру». Его речь была короткой, образной и абсолютно не героической:
— Умные герои всегда идут в обход! Не зря же говорили наши предки — «пришел, увидел… охренел и умотал»! — с абсолютно серьезной физиономией вещал он. — Мы с местными папуасами в разных весовых категориях, Олежка. Как не крутись, нокаута не получится. Этих уродцев тут целая планета, а нас — даже взвода не наберется. Стоит лохануться хоть один раз, и нас сожрут, как негры — гамбургер в Макдаке. И, падлы, не подавятся! А я не хочу, чтобы меня хавали… В общем, ты прав — надо тихонько и нызэнько-нызэнько прокрасться по краю их большого бизнеса, заюзать этот чертов девайс и делать ноги. Я вообще удивляюсь, что рядом с нами пока не нарисовались эти гнусные жертвы инопланетной хирургии: или их КГБ совсем мышей не ловит, или одно из двух. Или трех. Или даже четырех. Хрен знает чего.
Если спросить меня — то они должны уже вовсю дышать нам в затылок и тянуть ручонки к нашим задницам…
Если отбросить всякого рода прилагательные сексуального характера, которыми он иногда оттенял некоторые особо важные места, то я думал приблизительно в том же духе: надо было уходить обратно, и как можно скорее. Ибо, при всех наших способностях, война с целой цивилизацией в мои планы не входила. Но возвращаться, не поставив маяк, было глупо. Да и как возвращаться — я себе пока не представлял.
А, значит, следовало придумать способ снова выйти на местных воротил теневого бизнеса, без сомнения, уже ушедших на дно и уверенных в том, что их ищут…
Мои идеи по этому поводу Вовка оборжал сразу:
— Ты что, детективов перечитал? И кто, по-твоему, поведется на эту чушь? Проще выйти на местную Тверскую и начать орать: «Негодяи, строиться»! Толку будет столько же, если не меньше. У меня есть другая идея, гораздо более интересная и веселая. Что, опять же, неплохо вписывается в то самое Беатино пророчество: «И грянет время баловства»… А я хочу позабавиться… …Следующий вечер Беата, я, Эрик и Глаз встретили километров за десять от нашего лагеря — в соседнем секторе яруса: по мнению Щепкина, тамошние братки о нас могли и не знать. А, значит, шансов на их «курощение» было гораздо больше.
Поэтому, вместо сладкого сна рядом с женами мы в спешном порядке собрались в путь и, двигаясь вразвалочку, чтобы не привлекать внимания, отправились в путь по маршруту, который когда-то прошел Мэлзин. В противоположном направлении. В сектор, в котором он родился и вырос. И допрыгался до того, что чуть не умер в руках соседских торговцев внутренними органами… Правда, найти отдохновение ему не удалось и в новом секторе, но тогда Мэлзину показалось, что бегство будет лучшим выходом из сложившейся ситуации…
Шестичасовой переход по неважно освещенным коридорам и бывшим автомобильным магистралям вызвал у меня двоякое ощущение. С одной стороны, иногда появлялось ощущение, что мы двигаемся в каком-нибудь подземном переходе Земли, и вот-вот, выбравшись на поверхность, окажемся в обычном земном городе с небом над головой и нормальными, не зашуганными до смерти, людьми, прячущимися от собственной тени.
С другой стороны, обшарпанные стенные панели, выщербленное покрытие пола, затхлый, плохо кондиционируемый воздух и практически полное отсутствие какого-нибудь движения транспорта вызывало ассоциации с пребыванием в городе — жертве ядерной войны. Особенно сильно это чувствовалось на трехкилометровом переходе между секторами — в нем не горело ни одного плафона, и, судя по слою пыли и мусору под ногами и полному отсутствию прохожих, в этом не было необходимости…
Вовка всю дорогу пытался «срисовать» какие-нибудь камеры или датчики движения — по его мнению, в таком обществе власти не должны были пускать на самотек возможность перемещения населения между зонами проживания, но найти хоть что-то ему не удалось: либо средства контроля были здорово замаскированы, либо их тут просто не было.
— Расслабились, падлы… — обшарив очередное подозрительное место и удивленно качая головой, прокомментировал он. И повторил тоже самое еще раз десять. Через каждые пять минут:
— Это вам обязательно выйдет боком. Или как-нибудь еще… Это я вам, как врач, говорю… …Найти местный ночной клуб удалось методом «научного тыка» — оказавшись в пределах нового для нас сектора, Вовка отловил первого попавшегося аборигена, а я, пользуясь Голосом, заставил его «расколоться».
Мужичок, назвавшийся Ондзей, знал как минимум четыре места, где можно было прикупить местную дурь, поесть и хорошо расслабиться. По его мнению, лучшим было заведение, располагавшееся в километре с лишним от окраины, на которой мы его остановили: «если бы я мог, то вообще бы из него не вылезал» — признался он, «разоткровенничавшись» .
— Они еще стирают вручную? — хохотнул Вовка. — Значит, мы идем к ним!
Не знаю, чем они тут стирали, но по земным меркам, клуб был так себе: шесть темных залов с десятками укромных ниш, добрая половина которых оказалась занята группками балдеющих или находящихся в состоянии полного нестояния наркоманов.
Больше всего порадовало, то, что в бессознательном состоянии находилось от силы треть посетителей: часть из клиентов «клуба», видимо, еще не прикупивших дозы, бродило по помещениям в поисках места, где присесть или того, кто продаст им очередную дозу, а некоторые просто жрали, видимо, как-то обходясь без дури.
Объединяло всю эту кучу посетителей одно — всем им было глубоко наплевать на интерьер, освещение и полное отсутствие культурной программы. А вот мы, как оказалось, без этого не могли.
— Так… — оглядев место предстоящего «развода лохов», пробормотал Вовка. — Клиентов что-то немного, но, думаю, скоро мы это исправим.
И первым двинулся к чем-то понравившемуся ему столику напротив входной двери…
— Слышь, мрызр, подвинь, бля, тушку… — мешая местный с русским и русским матерным, буркнул он, падая на лавку спиной к стене. — Я первый пришел…
Дальнейшей его тирады я не услышал, так как прошел в глубь помещения — роли, расписанные автором бенефиса, требовали неукоснительного исполнения. Но, судя по лицу оставшейся рядом с ним Беаты, бредил Вовка как обычно. С фантазией — Хвостик еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
Денег, «экспроприированных» у Ондзи, оказалось достаточно, чтобы приобрести пару местных блюд и два стакана мутного пойла, принимаемого любителями дури после отходняка: мы с Эриком изображали клиентов, только-только оклемавшихся после дозы мерля. И, видимо, это у нас получалось неплохо — бармен, выставив на стойку заказ, ухмыльнулся и ехидно поинтересовался:
— Что, откатило? А еды взяли не маловато? Или просто в профере? «Проферой» на местном сленге обозначалось состояние безденежья, потому я, сообразив, что он имеет ввиду, тяжело вздохнул.
— А может, немного шмачи?
— Тогда точно сдохнем… — буркнул Эрик. — Четыре цавки за три дня… Не евши…
— Уууу… тогда это все вам на один зуб… Идите вон туда… Место освободилось… — хмыкнул наш собеседник, и потеряв к нам интерес, кивнул в сторону освобождающегося стола: трое вышибал как раз выволакивали из за него пару обдолбавшихся в хлам клиентов… …Минут через пятнадцать, кое-как затолкав в себя «обед», Эрик злобно посмотрел по сторонам, «заметил» стоящую неподалеку от нас Беату и, толкнув меня плечом, пробормотал:
— О, какое личико… Хочу…
Я лениво посмотрел в указанном им направлении и откинулся на стену:
— Вали…
Эрик, с трудом сохраняя равновесие, двинулся по направлению к столику Вовки, о чем-то переругивающимся со своим соседом. А через пару минут раздался звук удара ладони о стол, и перед Глазом возникли три крышечки от местных пищевых контейнеров, а рядом с ними какая-то круглая фигня:
— Угадаешь, где шарик — она твоя! Не угадаешь — ты попал на бабло… Кручу, верчу, обдурить хочу! — «честно» предупредил Вовка, и принялся перекидывать шарик «наперстками»…
Глядя на его руки в состоянии джуше, я восхитился: крышки двигались сами по себе, а шарик — сам по себе. То есть да, он иногда действительно ненадолго задерживался под крышечками, но крайне редко. В основном он мирно отдыхал под ладонями и между пальцами новоявленного наперсточника, а частенько вообще убирался со стола на скамейку. Естественно, не без помощи запредельных по местным меркам ускорений кисти игрока.
— Здесь!!! — завопил Эрик, накрыв Вовкину руку своей.
— Уверен? — ухмыляясь, ответил Глаз, смешно подергивая плечами.
— Да! Я видел… переворачивай!!!
— Так, а что ставишь ты? — задумчиво посмотрев на первого клиента, поинтересовался Щепкин. — Учти, моя женщина стоит о-го-го…
— Все, что есть на браслете… — поедая Беату глазами, выдохнул Эрик.
— Мелочь оставь себе… — поморщился Глаз. — Все — это не аргумент!
— Переверни! Он угадал!!! — рык возникшего рядом с ними аборигена было слышно, наверное, даже на улице…
— Не вопрос, дядя! — ухмыльнулся Вовка, и, слегка покрасовавшись, перевернул указанный «жертвой» колпачок. Шарика там, конечно же, не оказалось…
Рев разочарованного Эрика утонул в хохоте пары невольных свидетелей «развода»…
Следующим клиентом, следуя сценарию, оказался я: дождавшись, пока «мой друг» расстанется со средствами на браслете, я «решил» перестраховаться, и предложил Вовке матч из десяти партий — счисление у них было десятеричным, и круглая цифра никого не удивила.
Сначала, конечно же, мне везло — первые две партии я выиграл без проблем. Потом одну проиграл. Потом выиграл снова. К моменту, когда я вел семь-три, около нас собралось человек шесть, а к счету девять-девять зрителей стало больше двух десятков.
Выиграть мне «не удалось»: лишать Вовку такой привлекательной ставки в наши планы не входило. Угрюмо посмотрев на «расстроенного» моим проигрышем Эрика, я долбанул по столу кулаком, встал и пробормотал:
— Я скоро вернусь и сыграю снова…
— Не вопрос, мрызр! — хохотнул Глаз. — Только браслетик-то оставь… А то у меня горло пересохло…
Счастье мне улыбнулось часа через два — «сбегав домой», я вернулся с невесть откуда взявшимися средствами и «выиграл» час общения с Хвостиком, сыграв еще одну серию до счета десять. Рев собравшейся рядом с Вовкой толпы, половина из которой уже успела расстаться как минимум с половиной средств на браслетах, приятно порадовал: не среагировать на такой успешный бизнес залетного гастролера местные уголовники просто не могли. И, поднимаясь «в номера», я слегка волновался за остающихся вдвоем ребят: реакция аборигенов могла оказаться непредсказуемой… …Как оказалось, волновался я зря: первые ласточки местного криминального бизнеса нарисовались в заведении часов через пять, если не шесть. И, судя по всему, не по наводке: троица находящихся навеселе парней ввалилась в помещение под утро, и еще с полчаса не замечала новоявленного бизнесмена Вовку, к этому моменту успевшего заработать целое состояние., После второго проигрыша Эрику Беату в качестве ставки он больше не выставлял — играл на деньги. Что позволяло часто проигрывать, доводя собравшуюся публику до состояния экстаза. Впрочем, так же бурно зрители реагировали и на проигрыши его клиентов: те, кто лишился средств, радовались чужому горю, а немногие победители — своему счастью. В общем, не замечать этот бардак надо было еще умудриться. А эти парни — смогли! И не реагировали на Щепкина достаточно долго для того, чтобы мне показалось, что предчувствие меня обмануло… Зато когда один из них вдруг поднял голову и, удивленно посмотрев на источник шума, встал, я понял: начинается…
Глава 51. Младший сын короля Угенмара, Сенз.
На дворе моросил дождь. Зябко поежившись, принц с надеждой посмотрел на мрачное, затянутое низкими облаками небо, и горько вздохнул: непогода разыгралась не на шутку и успокаиваться явно не собиралась. Кинув взгляд на насмешливо наблюдающего за ним гвардейца, Сенз привычно задавил ставшим совсем слабым желание поставить на место не понимающего, с кем имеет дело, смерда, и, зачем-то набрав в грудь воздуха, понесся по лужам к ближайшей калитке, ведущей в город.
Записка от Огиона, в которой сержант просил срочно с ним увидеться, жгла руку. И действовала на нервы: за полгода пребывания в Аниоре его сопровождающий пропал в первый раз! И не на день — на два, а на месяц с лишним! Выбираясь в город по выходным, Сенз постоянно утыкался в закрытую дверь комнаты, которую сержант снимал на постоялом дворе «Орел и лошадь», и злился. А вот сегодня, получается, вернулся!
В прохудившихся от ежедневных тренировок сапогах мгновенно захлюпало, и мальчишка в который раз мысленно проклял ту минуту, когда в голову его отцу пришла идея отправить его в Школу:
— Сынок, ты еще мал, и ничего не понимаешь в государственных делах, но когда-нибудь, сев на этот вот трон, вспомнишь мои слова и скажешь спасибо… — похлопав ладонью по подлокотнику резного деревянного кресла, сказал он, и по привычке покосился на стоящего чуть поодаль Первого Советника. Барон Мирнур так же привычно кивнул: мнения короля Угенмара и его правой руки, как обычно, оказывались довольно похожи по сути, хотя и могли различаться по форме. — На сегодняшний день самым сильным государством Элиона является Аниор, и с этим приходится считаться.
— Как это? — возмутился пораженный до глубины души принц. — А наш Угенмар? Разве мы не сильнее, папа? Ой, простите, Ваше Величество?
— Увы, принц, не сильнее. Поверь — будь у короля Ольгерда желание захватить любое из граничащих с Аниором королевств, он бы сделал это без особых проблем. — …и при этом вряд ли потерял бы даже сотню своих воинов… — в унисон с сюзереном пробормотал барон Мирнур. — Думаю, что армия любого государства, узнав, что им объявил войну победитель Ордена Алого Топора, разбежалась бы в тот же день. Или в полном составе перешла бы на сторону агрессора.
— Второе — гораздо вероятнее… — хмыкнул король. — Здорово, что ни у Ольгерда Коррина, ни у его советников, нет никаких амбиций. В общем, мы тут подумали и решили, что долговременный союз с таким сильным соседом нам не помешает…
— Постойте, Ваше Величество! — задумчиво почесав затылок, позволил себе перебить отца Сенз. — Насколько я помню уроки географии, Аниор и Угенмар не имеют общих границ!
— Ну, как тебе сказать? — криво усмехнулся монарх. — Да, вроде бы от границ их королевства до пограничного Девайра четырнадцать дней пути. Но за последний год из Угенмара выехало почти полторы сотни семей мастеровых, ищущих лучшей доли. И все они устроились в Аниоре! Как ты думаешь, почему?
— Им там больше платят? — как на уроке по экономике, четко ответил принц.
— Да. И, кроме того, там ниже налоги, нет самоуправства мытарей, есть государственная программа трудоустройства квалифицированной рабочей силы и еще много чего странного.
— Но ведь и мы можем сделать то же самое? — задумчиво глядя на отца, спросил Сенз. — Тогда те, кто уехал — вернутся… А с ними приедут и мастера из Аниора и соседних с нами королевств…
— Это не так просто, сын! Для начала надо ограничить права дворянства, что вызовет волну недовольства и интриг…
— Если не гражданскую войну… — скривился в недовольной гримасе Первый Советник.
— Боюсь, что даже этот пункт мы вряд ли осилим…
— Ладно, не будем о наболевшем. Пока… — заерзав на троне, король расстроено посмотрел на сына. — Я тебя вызвал вот зачем: отсутствие амбиций у короля Аниора может быть явлением временным. То есть, скажем, лет через пять, подняв экономику страны, он может захотеть наложить лапу на земли соседей. И мы вряд ли сможем что-то ему противопоставить. Поэтому я решил перестраховаться…
— Как? — чувствуя, что у него неприятно засосало под ложечкой, поинтересовался Сенз.
— У короля Ольгерда есть сын. Года на два помладше тебя. Думаю, если бы вы подружились, то в дальнейшем это могло бы вылиться в торговый и военный союз.
Пока он совсем дитя, и способен на искренние чувства, надо заставить его испытывать их к нам — тебе лично и твоему королевству!
— Моему?
— Ну, учитывая тот факт, что все мы не вечны, когда-нибудь ты займешь мое место…
— Ваше Величество! Позволю себе напомнить Вам, что кроме меня, у Вас есть еще старший сын, принц Рандир… — слегка поморщившись при мыслях о брате, четко отбарабанил Сенз.
— Рандир — обалдуй, и вряд ли сможет быть хорошим королем… — слегка изменившись в лице, прошипел король. — Его интересуют только то, что прячут под платьями служанки да содержимое бочек в винных погребах. Ладно, это не твои проблемы. Твое дело — подружиться с принцем Самиром, ясно?
— Вот так вот просто взять и подружиться? — вырвалось у младшего сына короля. — И где я его найду? На кухне, рядом с кухарками? Или поискать на заднем дворе?
— Ты отправишься в Аниор. Поступать в их школу боевых искусств… — не обратив никакого внимания на выступление сына, буркнул монарх. — И проучишься там до тех пор, пока не повзрослеешь…
— Это что, целый год или два? — вырвалось у ошарашенного мальчишки.
Король и его советник расхохотались:
— Учитывая тот факт, что тебе всего девять, обучение может продлиться лет семь, а то и больше…
— И я все это время буду жить там? А… ты, а… мама? — непослушными губами выговорил Сенз.
— Ты — принц. И должен думать о благе своей страны… — вздохнул король. — Я тоже буду по тебе скучать…
— Я ненавижу слово Долг! — вырвалось у мальчишки.
— Я — тоже… — вздохнул король. — Это не самое тяжелое, сын. Тебе придется изображать сироту — выходца из какой-нибудь обнищавшей дворянской семьи.
— А почему не какого-нибудь мужика? — попробовал съязвить принц.
— Потому, что твое воспитание и манеры скрыть не удастся при всем желании. А два раза в эту школу не принимают… …Добираться до Аниора пришлось почти месяц — вместо положенной ему по статусу кареты и отряда сопровождения из двадцати латников и офицера принц двигался пешком. На пару с отставным сержантом-мечником из личной гвардии короля: по мнению отца Сенза, за время, которое его сын должен был провести в дороге, из него должен был «выветрится дворцовый дух». Нельзя сказать, что Оршенн Второй оказался неправ: за этот месяц их дважды грабили, раза четыре обворовывали во сне на постоялых дворах; за это же время Сенз научился зарабатывать себе на хлеб рубкой дров, чисткой конюшен и тому подобной грязной работой. Его руки, привычные к тяжести разве что тренировочного меча обзавелись мозолями от мотыг и лопат, лицо обветрилось и загорело, а светлые волосы, еще недавно ежедневно укладываемые в затейливую прическу, выгорели и стали похожи на пучок соломы.
Если бы не недремлющее око вездесущего Огиона, принц уже день на третий путешествия вернулся бы домой: первые дней десять, укладываясь спать, он еле сдерживал подступающие слезы и скрипел зубами от ненависти к отцу.
Потом стало легче — Сенз научился довольствоваться малым, обходиться краюхой черствого хлеба и несколькими глотками воды, и не думать о том, чем в данный момент занимался. Да и ненависть к отцу попригасла: рассказы Огиона о воинах Обители Последнего Пути, в котором когда-то вырос король Аниора Ольгерд, о Мерионе Длинные Руки и их войне с Орденом сделали свое дело — мальчишке захотелось стать таким же великим воином, как и они. Правда, в то, что они такие уж непобедимые, верилось слабо: по мнению принца, самым сильным воином всех времен и народов являлся королевский палач Харя, способный одним ударом тяжелого топора развалить приговоренного от ключицы и до бедра.
— Сила — это еще не все… — пытался разубедить его Огион, но бесполезно: детские впечатления о показательных казнях перевешивали любые аргументы.
— Вот ты прошел не одну войну! — спорил с сержантом принц. — Если верить его Величеству, то ты — воин, каких поискать. Так почему, когда нас грабили, ты меня не защитил? Что тебе стоило выхватить меч у кого-нибудь из той компании и вырезать их к демонам?
— Ничего, кроме инструкций короля… — сгорбившись, отвечал воин. — Я обязан казаться обычным мужиком. Как видишь, пока получается…
— Ну, ты мог бы их побить… — злился Сенз.
— Один? Ту толпу? А если бы не получилось? Тогда обозленные грабители убили бы нас обоих. А так они забрали все, что нашли, и, слегка поглумившись, отпустили…
— Я был вынужден терпеть!!!
— Да… так и было задумано, господин… — старательно опуская обращение «ваше высочество», отвечал солдат. — Вы должны отучиться чувствовать себя принцем.
И, как ни странно, дней за пять до прихода в Аниор Сензу это удалось.
Устраиваясь на ночлег на сеновале одного из домов в маленькой деревеньке рядом с дорогой, он поймал себя на мысли, что перестал злиться на то, что приходится спать на сене, укрываться потертым и слегка влажным плащом, и чувствовать голод после скудного ужина… …Первые часы в Аниоре принц чуть не вывихнул себе челюсть: в этом городе все было не так, как он привык! Во-первых, на улицах было чисто: несмотря на отсутствие дождей, на мощеной камнями мостовой не было ни мусорных куч, ни луж нечистот, ни коровьих лепешек! Во-вторых, улицы и в центре, и на окраинах города практически ничем не отличались друг от друга — по рассказам горожан, бригады каменотесов работали, не покладая рук уже полгода, и пока не собирались останавливаться! В-третьих, на поясах горожан совершенно открыто висели кошельки с деньгами, и их не воровали!
— За попытку взять чужое отрубают руку. На месте. За вторую — голову… — пояснил удивленному мальчишке гордый своим королем горожанин. — Я даже перестал запирать двери на ночь — воров и грабителей у нас нет…
— А договориться со стражей нельзя? — пораженно спросил сержант.
— С нашей? Невозможно! — расхохотался мужчина. — Говорят, первое время кто-то пытался…
— И? — хором воскликнули оба путника.
— Один раз получилось… — признался аниорец. — Солдата четвертовали, а его командира выслали из города.
— За что?
— За то, что рекомендовал в стражу недостойного… — гордо приподняв подбородок, объяснил мужчина…
— Но ведь стражники не могут быть везде! — в голосе Огиона чувствовалось сомнение.
— А им и не надо! — расхохотался весьма довольный их удивлением горожанин. — Кто бы ни увидел творящееся непотребство, либо сообщит ближайшему патрулю, либо постарается вмешаться. За помощь страже полагается награда, и немаленькая… …Что еще бросалось в глаза — это яркая одежда на прохожих. Особенно это касалось женщин: казалось, что каждая из них спешит или на бал, или с него, и к вечеру первого дня пребывания в столице королевства у Сенза устали глаза. И уши — заливистый смех ничуть не скрывающих своих эмоций аниорцев слегка действовал на нервы:
— Чему они все время радуются? — непонимающе глядя на скачущих по мостовой детей, спросил он у своего спутника.
— У них есть, где жить что есть, кроме того, есть уверенность в том, что все это будет и завтра… — немного непонятно объяснил воин. — Поверьте, мой господин, это очень хорошая причина для того, чтобы жить в удовольствие…
— Тебе тут нравится? — удивленно поинтересовался принц.
— Да, мой господин… — не стал запираться Огион. — Не дай я слово вашему отцу, я бы постарался найти себе здесь работу…
— Ты не боишься говорить правду… — вздохнул мальчишка. — Папа говорит, что это большая редкость… Ладно, я тебя прощаю…
— За что, мой господин?
— Ты должен любить свою страну… — вскинув голову, рявкнул мальчишка. — Ты там родился, возмужал, ты защищал ее от врага!
— Да, я люблю место, где родился… Но моя сестра умерла от голода, когда мне было четыре года… Младший брат, переломавший ноги на охоте, живет на часть моего жалования, и не может завести семью, так как ее надо кормить… Да что я?
Во время морового поветрия летом прошлого года, которое случилось из-за сильной жары и грязи на улицах, умерло почти три тысячи человек… А ведь если бы в нашей столице так же заботились бы о чистоте, как здесь, его могло бы и не быть…
Принц вспыхнул, набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, и… снова выдохнул: воин был прав. А если верить отцу, то наказывать за правоту недостойно монарха…
— Я подумаю над твоими словами, солдат… — сказал он через пару минут. — Ладно, давай искать место, где можно остановиться на ночлег… …В школу боевых искусств Аниора Сенз поступил с большим трудом: несмотря на то, что он с раннего детства держал в руке меч, по мнению человека, отбирающего новичков, двигался принц, как «колченогая корова, своим ходом бредущая на погост»:
— Что, не нравится мое мнение? А почему оно должно быть другим? Кто тебя учил так доворачивать кисть при ударе? Мастер меча? Самозванец он, а не мастер. Чем губить нормального пацана, лучше бы удавился на ближайшем дереве, зараза… — беззастенчиво тыкая пальцем в разные части тела Сенза, мужчина не переставал возмущаться: — Кто ему сказал, что надо так закрепощать связки? Ну-ка, прогнись в спине? О-о-о, какие мы деревянные… Нет, пожалуй, это уже не исправить…
— Но я хочу! — в какой-то момент взорвался парнишка. — Если вкладывать в дело душу, то оно не может не получиться!
— Это кто тебе сказал? — удивленно хмыкнул мужчина.
— Папа… пока был жив… — вовремя вспомнив свою легенду, вздохнул мальчишка.
— Он был не дурак… Ладно, дам тебе шанс… Видишь вон ту железку? Берешь ее в руку и бьешь вот так… — он выхватил меч из ножен и показал горизонтальный удар над вкопанным в землю деревянным столбом, — над этим чурбаком, пока не зайдет солнце. Не выдержишь — не обессудь… Кстати, руку можно иногда менять…
Первое время железный прут казался легким — намного легче оставшегося в его королевских покоях меча. Но уже через час Сенз начал задумываться, хватит ли ему сил дожить до обеда, не говоря уже о том, что выполнить задание мучителя. Часа через два он практически ослеп — пот, льющийся со лба, резал глаза, а вытирать его было некогда и нечем — мокрая насквозь грубая рубаха только царапала лоб.
Еще через час перестали чувствоваться запястья и пальцы — каждый раз, меняя руку, Сенз панически боялся, что уронит прут, не удержав его в трясущихся от усталости руках. А перед самым обедом перестало хватать воздуха…
Если бы не группа мальчишек неподалеку, непринужденно выполняющая упражнение гораздо сложнее, принц сломался бы задолго до заката — а так, собрав всю свою волю, он старался перестать думать о времени, и взмахивал и взмахивал ставшим неподъемным прутом…
— Хватит! — голос, раздавшийся за его спиной, вырвал Сенза из забытья часа за два до захода солнца. — Годишься. Есть, где жить и на что питаться?
Прут, вырвавшийся из пальцев, больно ударил по ноге, но Сенз даже не поморщился — просто не было сил:
— Нет…
— Подойдешь к тому сорванцу в серых штанах и скажешь, что тебя взяли. Он покажет, где ты будешь жить… Что встал? Отнеси прут на место… И умойся — на тебя страшно смотреть! …Знакомство с будущим королем Аниора прошло мимо его сознания — просто однажды он узнал, что один из жилистых, невероятно подвижных и гибких пацанов, занимающихся лично с Дедом — так воспитанники Школы называли Мериона Длинные руки, — и есть тот самый Самир Коррин, с которым ему надо было подружиться.
Мальчишка оказался не особенно общительным — легкой, ни к чему не обязывающей болтовне с друзьями он предпочитал дополнительные тренировки, схватки с боевым псом по кличке Хмурый или чтение толстенных книг. Плюс ко всему, в отличие от остальных воспитанников Школы, он мог запросто гулять по всему дворцу и без проблем выходить в город — остальным требовалось, как минимум, разрешение преподавателя. Однако с течением времени сблизиться с ним все-таки удалось.
Только вот не совсем так, как планировал Сенз. …В один из вечеров, вернувшись с тренировки в казарму, мальчишки заспорили о том, что скорость, с которой двигается Самир, хороша только для себя самого — помочь другому, при достаточном количестве нападающих он никогда не сможет.
Коррин-младший пожал плечами, вытащил из толпы ребятишек первого попавшегося и назначил его своим партнером.
— А остальные могут нападать!
Схватка «двое против семерых» оказалась на удивление скоротечной — достать двигающегося слишком быстро для нормального человека Самира не получалось и на обычных тренировках, и вся семерка атакующих сразу попыталась завалить его напарника по кличке Кот. Удары Самир почти не блокировал — он предпочитал слегка смещать их в сторону. Так, чтобы атакующие теряли равновесие и били своих же товарищей. В общем, через минуту после начала боя его соперники разошлись не на шутку. В итоге, Щепка, самый сильный из ровесников Сенза, от души вложившись в удар кулаком, вместо лица Кота врезал в невесть как оказавшееся перед ним лицо принца! Раздался хруст ломаемого носа, и наследник трона Угенмара вдруг почувствовал, что из под его ног уходит земля!
— Я не хотел! — взвыл Щепка, но было уже поздно — не умеющий ошибаться и не прощающий чужих ошибок Самир ударом ноги в корпус выбил его из свалки и быстро «успокоил» остальных.
— Нос болит? — подтащив Сенза к умывальнику, мальчишка помог ему смыть с лица кровь и хмуро посмотрел в сторону кое-как встающих на ноги ребятишек.
— Разве это — нос? — попробовал пошутить принц. — Судя по отражению в воде — это больше похоже на лепешку…
— Как бы сказал дядя Глаз — шнобель… О, а вот и Дед… Ох, и влетит же нам сейчас!
Влетело им действительно здорово: следующие суток пять после тренировки, устроенной им Дедом, нормально передвигаться мог разве что двужильный Самир.
Зато оклемавшись, Сенз почувствовал, что мальчишка его не сторонится, и здорово этому обрадовался… …На лицо Огиона было страшно смотреть: серое лицо с черными кругами под глазами казалось посмертной маской погибшего в бою героя. Щеки впали, а краснота в глазах свидетельствовала о том, что он не спал как минимум пару суток. Не дожидаясь, пока принц закроет за собой дверь, сержант хрустнул костяшками пальцев и выдохнул:
— Мой господин! У меня плохие новости. В Угенмаре дворцовый переворот. Кучка заговорщиков во главе с бароном Ниеддом захватили королевский дворец и свергли вашего отца…
— Что с ним? — похолодел принц.
— Король Оршенн Второй, ваш отец, погиб от рук кого-то из них. Вместе с ним погибла ваша мать, старший брат и обе сестры… Мне очень жаль…
— Барон Ниедд? — скрипнув зубами, прошипел мальчишка. — Тварь… Когда? Когда это случилось?
— Месяц и четыре дня назад. В день рождения принцессы Илии… — глядя в пол, пробормотал сержант. Я не поверил слухам, и ездил туда сам… Их всех больше нет, мой господин… Я видел тела, вывешенные на стенах королевского дворца… Их не снимут до праздника Урожая…
— А барон Мирнур? Койжерр? Метц? Что, не нашлось ни одного человека, который бы не испугался защитить короля?
— Все произошло очень быстро! Те, кто пытался остановить Ниедда, перебиты.
Мирнура и Койжерра четвертовали, а вот барон Метц успел сбежать… Но один — его жену продали в солдатский лупанарий…
— За что? — вспомнив милую, тихую, вечно застенчиво улыбающуюся баронессу, Сенз чуть не заплакал.
— За то, что ее муж не дал себя казнить… Там ужас что творится, мой господин…
Народ пытается сбежать из столицы, но это мало кому удается — в город ввели войска… На всех дорогах — патрули. Новый король пытается заставить себя уважать. Или бояться… И щедро льет кровь своего народа…
— И что теперь с ними всеми будет, Огион? — выдохнул мальчишка.
— Не об этом надо думать, мой господин! Думать надо о себе! Вы должны забыть о том, что вы — принц… — отведя в сторону взгляд, ответил сержант. — Говорят, что король Ниедд приказал доставить ему вашу голову, и, судя по тому, что за нее он обещает двадцать золотых монет, желающих вас найти будет предостаточно…
— Я должен забыть? Должен? — взорвался Сенз. — Слово Долг, по-моему, понимается немного не так! Папа говорил, что думать о себе — удел слабых духом! А я — его сын, и должен заботиться о народе!
— Вам всего десять… — попытался перебить его Огион.
— Маловато… Но что поделать? Ладно, не дергайся — пороть горячку я не буду.
Мне надо подумать. Жди — завтра-послезавтра я тебя навещу… Все… А сейчас мне надо вернуться в казарму…