Глаза Светланы задрожали — кажется, она очнулась!
Слава Богу — ей не настолько худо, как я переживал! А мне-то показалось… Спустя минуту она открыла глаза, перекатилась на живот, тяжело дыша, с наслаждением, облегчением застонала. Это, значит — мне фигово, но минуту назад было вообще хреново, хуже некуда.
Так что все просто замечательно!
Но трудно было назвать ее взгляд осмысленным. Похоже, она вообще ничего не видит. Вон, нащупывает рукой камни рядом со своим рюкзаком. Небось, устала до умопомрачения. Выложилась до последнего и свалилась замертво.
Светлана заворочалась, облокотилась спиной о камни. Вытерла рукой пот и пыль с лица, раскрыла глаза, переполненные усталостью, огляделась. К счастью, именно в этот момент я отвел взгляд от нее и прикинулся, что тоже с глубокомысленным, философским видом рассматриваю окрестности, а не сами-знаете-что. Но я был искренне рад, что Светлане стало несколько лучше. Она все еще тяжело дышала, но уже смогла немного приподняться и присесть рядом со мной.
Девушка на меня не смотрела, но была чем-то довольна, немного улыбалась, вдыхая воздух. Быть может, тем, что можно, наконец, хорошо отдохнуть и отдышаться. И, к счастью, нас за время ее отключки никто не сожрал. Так что — будем жить.
Я, к сожалению, отметил, что время приятных обозрений окончилось — вид спереди и сбоку, на вырез тонюсенькой, обтягивающей футболочки, был тоже очень хорош, но рассматривать грудь, когда девушка может в упор посмотреть на вас, как-то вообще не принято, и мое подсознание, работающее ранее на автопилоте, немного успокоилось.
И вообще, Господи, о чем я только думаю!?
— Надеюсь, здесь уже безопасно… Дэниел, — произнесла Светлана, задыхаясь. — Лишь бы Смерч-Убийца… продолжал заглатывать твой шаттл подольше… Если Смерч… поднимется… и пойдет по перевалу сюда… Нам каюк… — несмотря на тяжелое дыхание, Светлане удалось улыбнуться. С чувством юмора у нее было все в порядке. — Для Смерча несколько километров — ерунда… Шустрый — ублюдок гребаный… И Левиафанов… как назло… рядом нет… Так что просить помощи не у кого…
— Левиафанов? — тут же навострил ухо я.
— Это местные… подземные формы жизни… Хищники… — пояснила Светлана. — Твои маяки они… тоже сьели бы… С удовольствием… Вместе с тобой заодно… Но местные Левиафаны меня любят… С ними можно договориться…Я вместе с ними сражаюсь… с Черными…
— Извини, что тебе пришлось так нелегко. Без отдыха.
— Ничего… Ты легкий… Только длинный… Что-то я не в форме… Три месяца на себе вот так… никого не таскала… Видишь — деревья впереди? Чуть-чуть не дотянула… Но союзники нас… своими энерготурелями уже прикрывают… Там, у деревьев — мое излюбленное место для привала… Даже переночевать можно… если не оклемаюсь… Но меня очень ждут в Двадцать Пятом… Волнуются уже, небось… Я уже опаздываю…
Светлана улыбнулась, утирая изящным платочком пыль и дорожки пота со своего лица:
— Сидела бы сейчас уже в тепленькой ванне… — мечтательно пробормотала она. — И попивала бы после Дальнего Перехода апельсиновый сок… Восстанавливая потерю витаминов…
Она недовольно глянула на мокрый, измазанный платок, но все же сунула его обратно в рюкзак.
— Ничего, потом постираю… Не выбрасывать же…
Она сделала пару глотков воды, затем, взболтнув флягу, поморщилась, и протянула ее мне.
Я так понял, к последней фляге воды нужно относиться бережно.
— Ничего… Восполню этот пробел… у Серебряного Ручья… Правда, не соком, а водой… Бл…
Светлана вскочила на ноги, ругаясь, и до меня дошло, что одну из ее расслабленных ног свело мышечным спазмом, судорогой. Хорошо хоть она вовремя сообразила вскочить и дать нагрузку на ногу, разминая ее, пока жуткая боль в мышцах не сошла на нет. И девушка осторожно снова уселась на камни.
— Охохох…
Светлана начала растирать бедра и голени, морщась так, словно сьела целиком лимон. Затем с шипением стянула с ног свою кожаную обувку. И я увидел красные, пухлые ноги, в кровоподтеках от лопнувших, натертых пузырей. На ее сбитые ноги, принявшие на себя непомерную нагрузку, было жутко смотреть. А Света жалостно, с печальным видом, вертела в руках свой перемазанный кровью и пылью кожаный мокасин. Мол, какие ноги — что мне с обувкой испорченной, сбитой о камни, поделать!?
Взяла из моей еле двигающейся руки флягу, но, взболтнув ее и взвесив, печально поморщилась и положила обратно в рюкзак. Протерла многострадальную кожаную обувку клоком вырванной из-под камней жесткой травы. А затем, счистив ножом кровь, пыль и лохмотья истертой кожи на лопнувших волдырях, все же смочила многострадальный платок водой и обтерла им ноги от крови и грязи. А затем принялась залечиваться своими методами — прикосновением полупрозрачных ладоней.
— Блин, дожилась — себя залечивать… — пробурчала она расстроенно, морщась от боли. — Это все рюкзаки… Неудобно нести — болтаются… Да еще… у меня в последнее время, что-то — обмороки… ни с того, ни с сего… Проблемы с энергоматрицей — совсем запустила, никак вот не долечу… Все времени нет… Совсем я что-то расклеилась…
— Извини… я…
— Да ты-то тут причем!? — огрызнулась, разозлившись и махнув на меня рукой моя лошадка. — Расклад такой — что я не понимаю, что-ли? Но… Не планировала я сегодня… походы по горам… Сейчас лекарство приму… полегчает… — Светлана снова чуть не выругалась, но, глянув на меня, сдержалась. Затем рассерженно пояснила, с такими большими, влажными от накатывающих слез глазами. — Ни нормального запаса еды, ни одеяла, ни нормальной сменной одежды! Да еще, второпях, забыла аптечку с синтез-материалами! Прогулялась, дура, в Дальнем Переходе — налегке, с ветерком… Но кто ж знал!?
Подробнее — 2 ур. 39
— У меня в рюкзаке, в аптечке — лечебный биоклей-мазь с регенерином. Белый такой, сантиметров в пятнадцать, флакон. Попробуй — должен подойти.
Светлана, порывшись в моем рюкзачке, достала аптечку. Нашла биоклей, выдавила немного на ладонь и радостно улыбнулась, вынеся вердикт:
— То, что надо! — обрадовано обдала она меня благодарным взглядом. — Почти как синтез-гель!
Правда, использовала она мазь как-то странно — словно мгновенно впитывала ее прямо в кожу ладони и многострадальных ног. Смотреть на это было как-то непривычно. Но вскоре от волдырей и потертостей не осталось и следа.
А я, пока Светлана, злясь, ругаясь шепотом на саму себя, подлечивалась, прикинулся ветошью и не отсвечивал. Даже покраснел, как помидор, глядя на дрожащий подбородок Светланы, которая отвернулась, шмыгнув носом. Пряча от меня свои слезы и незаметно утирая их рукой, приводя лицо в порядок.
Я — знал, Светочка. Еще утром знал, что свалюсь тебе на голову. Вот только не лучше ли об этом промолчать, глядя на то, как ты, милая моя, залечиваешь окровавленные ноги и изо всех сил стараешься не расплакаться?
Хоррош, оррел — подбросил бедной девчонке незапланированный маршбросок по горной местности, с сотней кило на плечах. Это если не больше… И не стыдно тебе, десантничек? Надеялся-то — на помощь сразу нескольких местных колонистов.
Ну да, наивный… Почему бы тогда — не на целую бригаду из добровольцев-помощников, с врачом-хирургом во главе, и шаттлом Скорой Помощи? Ну откуда им бы здесь взяться, Дэн, если хорошенько подумать!?
Ведь мог бы догадаться, чурбан, что миловидное женское лицо на карте Ангела-Хранителя, увиденное в вероятностях далекого будущего, и означает, не в переносном смысле, помощь местных жителей, а в прямом смысле — всего одну одинокую малышку, сбившую в итоге из-за тебя себе ноги до крови. К тому же — с какими-то проблемами в энергоматрице, и непонятными обмороками в самый неподходящий момент.
Ей бы в больнице отдышаться, залечивая свои болячки, а не изображать из себя вьючную лошадь по вызову…
Светлана, застонав от боли, потянулась рюкзаку, пряча мою аптечку обратно. При этом ее грудь опять оказалась в опасности ближнего обзора. А я машинально сопроводил ее грациозное движение глазами, без всякой задней мысли, пока не стало уже поздно.
О, этот божественный вид, когда женщина наклоняется, и ее полуоткрытые, упругие груди перекатываются белоснежными полушариями под тоненькой, облегающей тканью!
И лишь поймав себя на мгновение на этой мысли, я смущенно отвернулся и прикрыл глаза. Она же, доставая флягу и белые таблетки из своего рюкзака, поднимаясь, скосила на меня взглядом.
Заметила, блин!
Cветлана подобрала губами свое лекарство с дрожащей ладони, жадно запила его двумя быстрыми глотками. Я, наконец, глянул на ее лицо. Ну да, на лице у нее тоже мелькнуло едва заметное смущение. И она, приподнявшись, как бы невзначай поправила футболку на плечах чуть повыше, после чего декольте футболки поднялось на несколько сантиметров. Но ничего не сказала. Даже замаскировала свое движение поправкой футболочки, словно разминала тело и подгоняла одежду поудобнее, после долгого пути.
Но в ее лице все же успело промелькнуть некоторое смущение и замешательство. Но, боюсь, что в ее глазах я упал, как говорят моряки, ниже ватерлинии. Что-то в этом есть, когда женщины, обобщая, говорят, мол, все эти мужики… сволочи и бабники. У них, мол, только одно на уме…
Я готов был провалиться сквозь землю. Не мог, что ли, отвернуться или закрыть глаза, а не пялиться на вырез в ее футболке? Тоже мне, Супер-Джеймс-Бонд-Внеземелья. Тот, легендарный соотечественник-свинтус, бегающий за каждой юбкой, насколько я помню — тоже такого момента не упустил бы. Что, пошел по его стопам, десантничек?
End 2ур. 39
Немного подлечив свои разбитые о камни ноги, девушка, кажется, успокоилась. Но пару брошенных на меня взглядов явно говорили — ох, и угораздило же тебя свалиться на мою голову.
— Где ты, кстати, десантничек… подготовку проходил? — осведомилась Светлана, не глядя на меня и снова поморщилась, дотронувшись до искалеченной ноги и начав ее поглаживать полупрозрачной ладонью.
Кажется, все же, обиделась, судя по ее тону.