Спустя еще пятнадцать минут она затихла. Несколько минут я не обращал на это внимания, пока не осознал, что эта странная, удивительная тишина распространяется на всех собак, даже маленьких щенков. Словно вся стая уснула.
Сначала я не придал этому значения — возможно, так и надо было для их лечения, но эта поразительная тишина с каждой минутой все более казалась мне угрожающей. И, спустя еще минуту, словно тоже почувствав опасность, тревожно залаяли и завыли некоторые из собак. Многие сорвались с места и кинулись к Светлане, словно разом очнулись от этого непонятного сна.
Я не выдержал, и, с помощью целой руки, неуклюже пытался перекинуть себя так, чтобы полуобернуться. Чертовски плохой вид — огромный валун и рюкзаки закрывали обзор. Да и собаки были такими огромными, и их было так много, что я ничего не видел.
Но, похоже, Светлана потеряла сознание.
А затем я в разрыве лап рассмотрел что-то черное на камнях. Куда не решались ступать собаки. Это было расширяющееся пятно чего-то мокрого, дымящегося. Красно-черного, обжигающего взгляд. Чернота на камнях — слишком много ее было. Она черным, дымящимся маревом залила пространство рядом со Светланой. И на эту липкую гадость не решалась ступать ни одна из собак.
И я разглядел еще кое-что. Но мозги не сразу собрали в единую картину то, что я увидел.
От левой руки Светланы остались одни кровоточащие, дымящиеся лохмотья. Она потеряла много крови! Ладонь и пальцы были словно обуглены, мяса на них практически не осталось.
Затем рука дрогнула и пальцы сжались. Значит, жива!
— Светлана! Ты меня слышишь!?
— Да, — ее голос был очень тихим. Огромная собака, которой я раньше не видел, размером с лошадь, что-то прогавкала, и собаки потянулись в стороны. Видимо, это и был вожак Стаи.
И тогда я увидел лицо Светы. Черное, обугленное лицо. Ее волосы также почернели.
Что же ты с собой творишь, девчонка!?
На ее обугленном, дымящемся черной пеленой теле, запятнанном грязью и кровью, неподвижно лежали два израненных, пепельно-черных щенка. Ее целая, почерневшая рука все еще гладила щенков, но они не шевелились. Затем Вожак, аккуратно запрыгнув на крупный камень рядом с ней, осторожно склонился над ней, лизнул ее в щеку и что-то тихо прорычал горловым звуком, спрашивая о чем-то.
— Они еще живы, — еле слышно прошептала она. Вожак опять что-то прорычал и осторожно снял своей пастью одного из щенков. Малыш не отреагировал, повиснув комком черной шерсти. Затем…
Я зажмурился, но не успел. Я видел, как откушенная голова малыша покатилась по камням, а одна из самок громко, жалобно заcкулила. Но я слышал этот мерзкий звук сомкнувшихся челюстей, способных играючись перекусить ногу человека пополам.
Вожак сделал выбор и потянулся ко второму щенку. Светлана зарычала и прикрыла щенка руками, мерцающими черной дымкой.
На шерсти черненького щеночка, тоже покрывшегося дымкой, проступили оранжевые пятна. Затем щенок заскулил. Светлана резко выдохнула воздух. Застонала. Вожак стоял перед ней, наблюдая. Но не вмешивался. Значит, дела у Светланы совсем плохи, если собака следит за тем, чтобы она не потеряла сознание.
Наконец она, еще раз очистив щенка, убрала с него целую руку. Тот уже шевелился. Затем встал на лавки и тявкнул, побежав к своей маме, которая сразу же стала вылизывать ему бело-оранжевую шерсть.
Светлана приподнялась, и что-то прорычала по-собачьи.
Я, немного подумав, выключил камеру. Сотру запись, и плевать мне на начальство! Им бы поменяться с ней местами.
Светлану трясло, как в лихорадке. И, боже мой — кожа да кости. Она здорово похудела, словно не ела с неделю. Ее лицо осунулось, все тело было каким-то угловатым. Кожа оставалась черной, не светлела. Значит вот как — обугленной, дымящейся головешкой — я выглядел бы через пару часов, если бы меня не очистила от Черноты Светлана.
Она тем временем, закрыв глаза, подняла руки в стороны, а собаки поторопились отойти подальше от своей спасительницы, вокруг которой взвился Черный Ветер — настоящая, непрозрачная пелена, переходящая в отблески темно-алого. Мне на секунду показалось, что кожа Светланы посветлела — черный цвет кожи горел теперь красноватым отливом, словно она выжигала в себе смертельную для всего живого энергию. На несколько секунд она стала почти невидимой, и черная пыль хлопьями сыпалась под ее ноги.
В одном она была права — ничего человеческого в это не было. Я даже не понимал, что происходит. К физическим законам нашей Вселенной это не имело никакого отношения.
Что же это она делает? Не опасно ли это для нее? Но нет — пожалуй, наоборот — она знала что делала.
Я переживал за нее настолько, что не обращал на ее наготу никакого внимания. Не до того было. К счастью, я понял по улыбке Светланы — все хорошо, что хорошо кончается. Ее кожа действительно покраснела — черный цвет постепенно исчезал, а кожа понемногу светлела.
Ааа… вот в чем дело — одна из собак подтащила ее рюкзак к Светлане, и та, протянув руку, дотронулась до него наощупь. Что ж, если Магомет не идет к горе…
Светлана порылась внутри, достав бинт, а собака тут же оттащила рюкзак от края черной выжженной земли и камней вокруг Светланы. Перевязываться одной рукой я умел, но, судя по ее движениям, она, ловко забинтовав запястье, могла дать сто очков вперед моему инструктору.
Светлана тихонько свистнула. К ней подошла одна из зверюг, закрыв картинку. Светлана что-то показала пальцем на обугленных останках руки, вытянула ее перед собакой, и собака надвинулась на нее. Я не сразу понял, в чем дело, пока не допер, что это, мать ее растак, местная хирургия, когда собака выплюнула из пасти остатки обугленной кисти Светланы, по самое основание ладони. А та, как ни в чем не бывало, перевязывала культю дальше, останавливая кровь. Затем попыталась подняться, опираясь на одну из собак. Ей это удалось, и она вышла с выжженного Чернотой пятна и, нащупывая ногами дорогу, добралась до своего рюкзака. Какое-то лекарство она выпила, заглотила еще пару таблеток. Я уже видел это лекарство, когда Светлана принимала его после обморока.
Надеюсь, оно ей поможет.
Я должен был бы все это снимать на видео. Но не сделал этого. А пошло оно все…! И я не собирался ей говорить, что смотрю на нее. Потому что, кажется, Светлана ослепла. Еще раз посмотрев на ее черные глаза, осунувшееся лицо, в палые щеки, я содрогнулся.
Почему она все еще жива? Доза Черноты, которую она пропустила через себя, наверняка во много раз превышала смертельную. Я чувствовал ошеломление собак, стоявших вокруг нее. Они неуверенно посматривали друг на друга, самки вылизывали своих малышей, словно не веря, что те живы. Кажется, колли тоже понимали, что произошло какое-то чудо, за которое Светане пришлось заплатить очень дорогую цену.
Тихонько свистнув, Светлана показала собакам четыре пальца. Вожак подтвердил ее просьбу командным рыком. Подбежали четыре собаки, на шерсти которых оставались еще небольшие черные пятна и ожоги.
Легким толчком руки Светлана прогнала одну из них и показала жестом на вожака, затем повторила жест уверенным, повелительным и вполне понятным жестом. Вожак недовольно зарычал, но я уже догадался, в чем дело. Вожак — самый крупный в Стае, оставался на данный момент самой черной собакой. Самой зараженной. Недовольно поджав хвост, вожак подошел к ней.
Наконец я заметил показания своего Хаммера и перевел его в режим гравилокатора. Да, Светлана действительно фонила гравитационной аномалией, размером с астероид и ее масса росла. Я закрыл глаза, чтобы получить четкую гравитационную картинку. Четыре собаки рядом с Светланой тоже фонили, как обьекты в несколько тысяч тонн, но до Светланы им было далеко, та уже набрала вес, сопоставимый с пятой частью Луны. Непонятно только, откуда взялись эти гравитационные возмущения, но своему гравилокатору я доверял.
Четыре силуэта-собаки придвинулись к Светлане, пока не слились с ней в единый светящийся шар. А затем, перейдя в невидимый диапазон, исчезли!
Я открыл глаза — Светланы и собак, стоявших передо мной, действительно не было. Я прокрутил немного назад запись в видимом спектре и увидел, как Светлана и собаки превращались полупрозрачные синеватые контуры, до момента полного исчезновения.
Спустя десять секунд Светлана появилась обратно, словно выходя из прозрачной и одновременно невидимой шторы. Я чуть не охнул от удивления.
Ее кожа снова вернулась в прежнее состояние, разве что была все же темнее. А самое главное — ее рука! Из-под сдвинутой повязки виднелись полупрозрачные, словно вода, ладонь и пальцы. Затем появились и собаки — на них не было и пятнышка Черноты.
Видимо Светлана в конце исцелилась еще каким-то другим, неизвестным способом. Вот только ее роскошные волосы и глаза так и остались черными — даже белки. Но в целом она выглядела намного лучше — уже не обугленной головешкой, и я облегченно вздохнул. У нее наверняка был свой план действий, и она была просто смущена тем, что ее работу мог наблюдать посторонний человек, тем более мужчина.
Светлана снова замотала подсвеченную голубоватой лазурью ладонь плотной повязкой, затем достала из рюкзака чистую сменную одежду.
Я отвернул голову в сторону — пусть спокойно переодевается.
Могу только сказать — для меня она была божественно красивой. И ее внешность к этому никакого отношения не имела.
End 2ур. 50
Наконец, послышалось бульканье воды из фляги, затем шуршание одежды. Я бы на ее месте, окончив работу, тоже умылся, стер с себя грязь и привел себя в порядок.
После шуршания одежды послышался невнятный звук. Я легонько скосил глазами — Светлана прихорашивалась, приводя наощупь в порядок роскошную прическу. Судя по результату, получалось это у нее отменно. На ней теперь была нарядная женская рубаха из тончайшей белой ткани, под цвет повязки на руке. И ее кожаная юбочка была в целости и сохранности — на ней.
Выглядела она очень стильно — черные волосы на белом. Прическа очень подходила к типу ее лица, и я вспомнил, что она хорошо рисовала.
Да, у девушки явно был свой стиль.
— Дэниел, я почти закончила, — буднично так заметила Светлана, потихоньку приближаясь ко мне, придерживая свой рюкзак за лямки. Затем наткнулась на камень и чуть не упала, взмахнув, как акробат, рукой. Без ее команды к ней с двух сторон пристроились собаки, и она ухватилась целой рукой за бок одной из них. Вторая собака, тихо заурчав, перехватила рюкзак и отволокла его ко мне. — Извини, у меня, кажется, глаза потемнели. Так что не пугайся, это пройдет через пару дней.
— Ты — умница, Света. Я знаю — ты сделала все, что могла. Могу себе представить, как тебе досталось.