Чем занимался в плену?
Лекарем был, в том числе — пользовал членов семьи хана.
Визирь покачался с носка на пятку, раздумывая.
Пойдёшь со мной.
Джафар шагнул вперёд.
Нет, чужеземец.
Я покорно пошёл за визирем. Впереди него, с обнажёнными саблями, шли двое янычар, затем сам визирь, и я замыкал шествие.
Мы зашли в большую комнату. Янычары остались снаружи — у дверей. Визирь уселся на гору подушек, милостиво кивнул мне. Я тоже сел на толстый ковёр. Неудобно — отвык я уже сидеть, скрестив ноги. Поёрзал.
Визирь уловил моё движение, хлопнул в ладоши. Сзади беззвучно возник слуга, и с поклоном поставил мне низкую скамейку. Я с удовольствием пересел на неё.
Я осведомлён, что операцию дочери делал ты — Джафар лишь помогал. И, как рассказали служанки, сам бы он сделать ничего не смог — даже руки дрожали. Кто научил тебя искусству врачевания?
О великий визирь! Меня много носило по свету. Я был в Швеции, Англии, Франции, Венеции...
Я не успел продолжить, как визирь вскочил, лицо его исказила гримаса бешенства.
Не напоминай мне о Венеции! Ты разве не слышал, что их эскадра разбила наш флот не далее как одну луну назад?!
Я вздрогнул. Откуда же я мог знать об этом? Я тогда ещё плыл на корабле в Стамбул, а здесь я как-то не интересовался военной и политической жизнью.
Визирь прошёлся по ковру, успокоился, снова уселся.
Продолжай.
Везде, где я только не был, учился лечить людей, был у лучших лекарей и сумел перенять у них самое передовое.
Ты действовал, как истинный осман. Мы тоже перенимаем у покорённых народов самое лучшее. Ты бы хотел остаться здесь? Конечно, если примешь ислам.
Я похолодел. Откажусь — неизвестно, что последует за моим отказом. Соглашаться же не хочу. Я православный христианин, и веру менять не собираюсь. Одно дело — съездить в чужую страну, заработать, — даже пожить какое-то время, и совсем другое — сменить веру и покинуть родину навсегда.
Визирь усмехнулся.
— Вижу — не хочешь, такие предложения из высоких уст не поступают дважды. Мне нужен хороший лекарь в мой дворец, такой же опытный и умелый, как ты. Но неволить не могу, ты свободный человек — не раб. Даже странно, что ваш царь не прибрал тебя к своим рукам. Сила любого государства — в людях. Чем больше народа и чем искуснее в разных ремеслах люди, тем богаче и сильнее империя. А Русь слаба. Вокруг неё сильные и жадные соседи — они просто растащат Русь на части. Иван же, прозываемый Грозным, больше своего народа казнил и держит сейчас в чёрном теле, чем потерял на поле брани. — Визирь фыркнул, продолжил: — Значит, советники у него плохие. Не открою тайны, если скажу, что наш султан Селим Второй погряз в пьянстве и не вылезает из гарема, предаваясь похоти и чревоугодию. Не делай круглые глаза, как будто не слышал — об этом весь Стамбул знает, даже последний дервиш. Скажи-ка лучше — ты ведь много странствовал, должен свою страну знать — как далеко от Дона до Волги?
Я вздрогнул от неожиданного вопроса — зачем ему это?
Визирь хлопнул в ладоши, что-то тихо сказал на ухо слуге, и вскоре четверо чернокожих эфиопов внесли круглый стол, на котором лежал свиток. Визирь подошёл к столу, развернул свиток и махнул мне рукой.
Мать моя — да это же карта. И карта не Османской империи, а моей страны. Вот Крым, вот Астрахань, выше — Уфа, Казань, а в центре красуется Москва.
Ты был в Москве, чужеземец?
Был, жил даже — в Петроверигском переулке.
Вот и ответь: что красивее и чище — Москва или Стамбул?
Я задумался ненадолго, потом нехотя признал, что Стамбул лучше. Хотя бы потому, что дома каменные, которым не грозят пожары, а улицы в Стамбуле не такие кривые и узкие, как в Москве.
Однако же, великий визирь, надо признать, что Стамбул стал вашим чуть более ста лет назад, планировка и многие постройки остались ещё от Византии, с римских времён.
Это так, спорить будет только глупец. Только где теперь Византия? И я не слышал, чтобы кто- то вспоминал Константинополь. И правит в городе не Константин Багрянородный, а султан Селим. Были наши послы в Москве. Небольшой городишко, у нас не то что центры провинций — даже города в санджаках больше. Ваши люди — даже вельможи, ходят в шкурах животных, а мы — в шелках и тканях. Нравы ваши дики, а мир не устроен.
Я склонил голову.
Всё это так и не так, великий визирь.
Разве наши послы солгали?
Дело в природе. Зимой на Руси снег и такие холода, что ломаются деревья и на лету замерзают птицы. В шёлковой одежде можно продержаться живым на морозе третью или четвёртую часть очень короткого зимнего дня. Поэтому не суди мою страну строго, великий визирь.
Ты настолько смел, чужеземец, что не боишься спорить со мной. И ты любишь свою дикую страну, я это чувствую. — Визирь склонился над картой. — Вот Волга, вот Дон. В этом месте, — визирь указал пальцем, — между ними жалкий клочок земли.
Я слегка оторопел. В моём времени именно в этом месте существует Волго-Донской канал.
Речь идёт о канале?
Визирь внимательно на меня посмотрел.
К тому же ты очень умён и догадлив — схватываешь с полуслова. Даже и полслова я не произнёс про канал. Прими ислам и поклянись служить Высокой Порте, и, даю слово, что я возьму тебя к себе помощником! Клянусь, ты мне всё больше нравишься. И что ты можешь сказать о канале?
Построить можно, но на работы уйдёт не один год при условии ежедневного труда многих тысяч или даже десятков тысяч людей.
Людей? Нет, рабов.
Труд свободного человека эффективнее труда раба.
Я всмотрелся в карту. Так, если турки собираются сделать здесь канал, то зачем он им нужен? Вот Высокая Порта, кораблём через Чёрное море в Азов, по Дону вверх, по каналу на Волгу. Ежели вверх, то они попадают в Казань, а если вниз? Точно, там Астраханское ханство, недавно легшее под Ивана Грозного. А на другом берегу Каспийского моря — Персия, а персы — давние враги и соперники османов. Турки-мусульмане — сунниты, персы
же — шииты, другая ветвь ислама. Чёрт, как складывается всё.
Я поднял глаза на визиря, затем рукой провёл путь по воде от Османов через Дон и Волгу и на Астрахань, потом — на Персию. Визирь вздрогнул.
Ты шайтан! Я только обдумывал, а ты уже нашёл решение и ответ. Ты умён и догадлив, очень догадлив. Я даже начинаю подозревать, что ты можешь читать чужие мысли.
Спаси и сохрани — это невозможно, великий визирь.
Воистину так. Если бы это было возможно, твоя голова уже красовалась бы на колу.
Чёрт, надо заткнуться со своими соображениями, если мне дорога моя голова.