- Я помню, не волнуйся.
Перед уходом он попросил пятьдесят шекелей:
- Надо же мне домой добраться.
- Пятьдесят шекелей на дорогу? У меня только двадцать.
- Давай двадцать.
На следующий день мне выдали справку. В ней стояло ивритское слово мет, мертвый. "Фиат-124" No 58-127 мертв. В русском языке это слово относится только к одушевленным предметам. Возможно, у "фиата" и была душа. Чего-чего, а души я вложил в машину много - выискивал у старьевщиков запчасти, сам поменял всю систему охлаждения.
Асаф опять не кончил работу. Он очень хотел кончить, но заходился кашлем, и руки дрожали. Он так расстроился, что не получит машину... Ира не выдержала:
- Да отдай ты ее.
- Но он же не кончил.
- Завтра кончит. Отдай.
Я вручил Асафу справку и отдал ключи: машина твоя, кончишь работу завтра.
Он удивился. Не обрадовался, не кинулся благодарить, а просто глубоко удивился. Ира приготовила ему кое-какие вещи для детей, еще что-то, нам не нужное, он погрузил все в машину и сказал:
- Отец, я тебе подарю часы. Старые, большие часы, - он показал на уровне груди, какие они большие.
Он сел за руль и покатил в сторону Бейт Лид, помахав на прощанье. Мой "фиат" кончил свою вторую жизнь, в Тулькарме пересек зеленую черту и со справкой, что он мертв, помчался навстречу жизни последней. Мы с Ирой загрустили, будто расстались с близким человеком.
Асаф исчез. Нам с Ирой было нехорошо. Даже не в незаконченной работе было дело. Он словно бы предал нас. Привязались мы к нему, что ли... Месяц спустя он появился и с порога рассказал, что возил мать в Иорданию, там ей сделали операцию на сердце.
Я решил, что он извиняется.
- Почему в Иорданию?
- В Израиле надо двадцать тысяч шекелей, а в Иордании - шесть. У меня там брат живет.
- Как машина?
- Отлично. Сто двадцать на шоссе запросто дает.
- Кофе выпьешь?
- Почему нет?
Пришла Ира. Обрадовалась, увидев Асафа, вынесла ему новую порцию вещей. Асаф медлил. Я понял, что он пришел просить денег, и ждал, когда начнет. Он начал:
- Отец...
Я отрезал:
- Нет.
Он хватал меня за руку и весело кричал:
- Ты же не знаешь, сколько я скажу! Не знаешь!
Я отворачивался, он выпалил, как что-то очень смешное:
- Десять шекелей!
Я дал и проводил его до ворот. Не успел вернуться в дом, как он окликнул:
- Отец!!!
У ворот остановился полицейский мотоцикл. Полицейский в каске, соскочив, остановил Асафа и обыскивал. Тот послушно поднимал руки и поворачивался.
- Покажи, что в пакете, - приказал полицейский.
Асаф торопливо вывалил содержимое прямо в грязь.
Полицейский брезгливо трогал вещи ногой.
- Откуда это?
- Он дал, - показал на меня Асаф.
Я кивал, сделавшись таким же, как он, суетливым и виноватым.
- А это? - полицейский выудил из вороха что-то черное и блестящее. Теперь он смотрел на меня: - Это тоже ты дал?
- Не знаю, - сказал я. - Жена собирала.
Блестящее черное платье видел впервые, но почему было не сказать: да, я дал. В сущности, я как бы присоединялся к подозрительному полицейскому. До сих пор не могу понять, почему это сделал. Конечно, мелочь, какой-то автоматизм то ли честности, то ли послушания, но ведь и на курок иногда нажимают автоматически.
- Иди спроси ее, - приказал мне полицейский.
Ира вышла, подтвердила, что платье дала она, и полицейский уехал.
Прошел еще месяц, и Асаф опять появился. На этот раз у него была другая драматичная история: ему грозила тюрьма. По его рассказу, он ни в чем не был виноват. Его отец или даже дед поставил забор на границе с соседями. Оказалось, он прихватил кусок чужой земли, сто пятьдесят квадратных метров. Теперь соседи подали в суд. Суд присудил, чтобы Асаф передвинул забор и заплатил три с половиной тысячи шекелей. До конца срока оставалось три дня, после чего Асафа забрали бы в тюрьму. Денег у него не было.
- Шесть тысяч на операцию матери, - объяснял он. - Я тогда собрал все, что могли дать родственники. Больше ничего нет. Я пойду в тюрьму - что дети будут есть?
Почему об этом должен был думать я, а не соседи, с которыми он жизнь прожил, не судебные чиновники, лучше меня знающие обстоятельства дела?
- Я сожалею, - сказал я. - Но я не могу тебе помочь.
- Я не сплю, - сказал он.- Все думаю и думаю. Голова кругом. Я достану. Но нужно время. Я придумал: кто-нибудь выписывает мне чек на три с половиной тысячи. Я несу в суд. А тот, кто дал чек, аннулирует его. Пока из суда бумаги придут в банк и банк ответит, что чек аннулирован, пройдет неделя. За это время я найду деньги.