– Вчера, днем.
– Ты их видел?
– Конечно, отче, – обиженным тоном сказал Пастух, – и видел и пощупал их, так сказать, духовно… Пришли на своих двоих, и ушли так же. Еще, на обратном пути, под хорошую бурю с дождем попали. Небось, уже не рады Красному Куту.
Пастух плотоядно улыбнулся.
– Ну и как они, духовно, либералы? – спросил отец Василий.
– Шо?
– Я говорю, как они духовно, воины Христовы, или так… никакие.
– Ну, как Вам сказать, – Пастух на секунду закатил глаза к низкому пещерному потолку кельи, – с виду, вроде, как никакие. Слабаки, неудачники. Поп, правда, покрепче будет. В смысле на земле этой основательнее стоит. Но сильно изъедает себя обидами на епископа, мыслями о семье…
– Это хорошо, – перебил отец Василий, – в смысле обиды на епископа; чует душа антихристов дух в нынешних князьях церкви. Бессознательно чует. И то, что неудачники – хорошо. Это милость Божья в наше время. Как еще, разве что неудачами, человека из антихристовой прелести вывести.
Пастух согласно кивнул и почесал небритый подбородок.
– С кем в Куте виделись? – быстро спросил отец Василий.
– С головой сельсовета и с Колькой из Брамы.
– С этим чудиком, с этим бесноватым?! – отец Василий скривился, словно у него заломило зубы.
– Простите, отче, – веско возразил Пастух, – этот чудик очень непрост. К тому же встретились они возле Брамы. Даже хуже, этот чудик выполз из Брамы прямо у них на глазах! Они разговаривали, хорошо разговаривали. Очень дурной знак! Как бы, отче, этот хлюпик сюда их не привел.
– Пусть ведет! – отец Василий сам не заметил, как вскочил со своего лежака. – Мы не секта, прятаться не собираемся. Господь с нами! А с ними дух противления. Пусть идут и услышат правду о царе и скором суде Божьем.
– Все так, – мягко сказал Пастух, – но, отче, может не стоит торопить события… Конечно, на все Воля Божья.
– Ты прав, – внезапно согласился иеромонах и сел обратно на свой топчан. – Пока мы не совсем в форме. Не все еще готово, и где царь мы пока не знаем… Да, все так. И ангел в последнее время не посещает нас. Но ничего, смиряемся, скорбим, осознаем свое недостоинство.
Отец Василий замолчал, что-то обдумывая. Вдруг встал и даже положил руку на плечо Пастуха.
– Да, надо замедлить сколь возможно их появление здесь. Пока от ангела я не получу четкие указания. Ну… понимаешь.
– Будет сделано, отче, – с готовностью ответил Пастух и через едва заметный проем в стене выскользнул прочь.
Пройдя по коридору с кельями для людей, Пастух спустился на «нулевой уровень» и по другому коридору направился к выходу из катакомб. Возле большой пещеры под названием «царская палата» (место, где отец Василий произносил свои проповеди и где проводилось оглашение нелюди), он услышал короткие, отрывистые фразы:
– …Бандит, фанатик, инквизитор… масон, экуменист, нео-обновленец, друг всех педерастов… за собой смотри, узколобый фарисей, фаш-фа-гы-гы тарелочки… – дальше шла полная тарабарщина, и другой голос торжествующе произносил:
– Вот видишь, бра-а-т, к чему приводит ересь модернизма и эку-у-уменизма; покайся, пока не поздно, пока Господь не освятил мне руку для удара…
Пастух осторожно прошел через проход в стене и заглянул в царскую палату. В конце пещеры было возвышение, которое служило сценой. И на этой сцене застыли в картинных позах друг перед другом два гнома.
Еще несколько гномов, видимо, свободных от послушания в пещерах и трапезной, сидели на каменных скамейках, и молча слушали короткие реплики. Гномы на сцене произносили их с такими страшными лицами и с таким тщанием (почти не выворачивая слова), что казалось еще одна реплика, и они бросятся друг на друга.
Впрочем, Пастух знал, что не бросятся. Земляной народ своих не трогает. Да и умнее они, чем отец Василий думает.
Со сцены между тем летело:
– Покайся, гад, покайся антихристово отродье! Иначе не только ты и твои дети, но и жилища их, и скот их, как сказано в Писании - все до последнего бантика и помадки – все будет попалено!
– Каяться перед мра-а-акобесами! – кричал в ответ другой гном, – и не подумаю! Не вам судить! Бог есть любовь! Он посылает дождь на добрых и злых!
– Да, сатанинское отродье, Господь есть любовь опаляющая. Мне жаль тебя, – с этими словами «гном-мракобес» схватил за грудки «гнома-интеллигента» и заорал, – нет пощады греху! Забивать камнями, сказано! Но будет ли милостью Божией забить такого камнями?
Последний вопрос гном адресовал к сидящим в зале. Получив утвердительный ответ, мол, да милость конечно, гном еще сильнее сдавил своего оппонента.
– Милости хочу, а не жертвы, – прохрипел тот, – и отмену нелепых церковных правил и постов.
– Вот оно что, – зловеще проговорил гном-фанатик, – отмена постов, сокрушение сосуда Истины, обольщение малых сих. Нет, будет великой милостью забить тебя камнями, дабы спасти невинных детей. Меч слова отделяет зерна от плевел, овец от козлищ. Последний раз тебя прошу, во имя грядущего царя, покайся! Покайся, и государь тебя, может быть, помилует!
– Что, государь, опять государь, опять земной правитель, – прохрипел гном-интеллигент и повис в руках второго гнома. Тот разжал руки. Интеллигент картинно упал на пол сцены. Полежал несколько секунд без движений. Потом встал, весь красный, тяжело дыша, словно тащил по дну шахты огромный камень.
Оба гнома низко, в пояс, поклонились под дружные аплодисменты немногочисленных зрителей, и покинули сцену.
Пастух усмехнулся и пошел дальше.
Виктор (правая рука иеромонаха), такие сценки в шутку называет пятиминутками ревности – вспомнил он.
Пастух не любил Виктора (равно, как и все остальное человечество), считал его коварным азиатом, который еще покажет свое восточное вероломство.
Он уважал только отца Василия (именно, уважал, а не любил). Даже немного трепетал перед ним, после того, как стал свидетелем явления иеромонаху ангела. И верил ему на слово. Верил больше чем себе. Верил, что будет на Руси Святой царь. И что антихрист сюда так и не сунется. А все его слуги будут наконец-то казнены.
Но будут казнены и колдуны!
Этого Пастух боялся и приколдовывал, только выполняя то, или иное послушание Василия. Иеромонах знал, что Пастух приколдовывает, но не запрещал ему, хотя и не одобрял. И Пастух искренне верил, что в свой час отец Василий замолвит за него словечко перед царем. Мол, хоть и колдун он проклятый, а все ж благому делу послужил.
Пожалуй, единственно, в чем он не мог понять отца Василия – это его жестокость по отношению к гномам.
Нет, даже не жестокость, он просто не считает их за полноценных существ. Даже имен нормальных им не дает – Фильки, Гришки, Тимошки, как будто они его холопы, а не послушники. Мол, еще не заслужили нормальное христианское имя, пускай делом покажут, что теперь не бесы.
Странно, – размышлял Пастух, – отец Василий добрый малый и так беспощаден с земляным народцем. Впрочем, они сами к нему пришли и преданы ему, несмотря ни на что…
Как духи земли оказались в полном рабстве у иеромонаха, было для Пастуха загадкой. Какая-нибудь магия, которую православный иеромонах тщательно от него скрывает. Но как бы то ни было, сам Пастух с большой симпатией относился к гномам.
Это не люди, не подведут.
Пастух бодро шагал по весенней степи, давя огромными сапогами выползающую из земли жизнь.
…Удивительно, он, потомственный колдун, а полностью доверился православному попу, иеромонаху. Как же странно плетутся линии жизней – думал Пастух.