Погода хмурилась. Облака густели и наливались свинцом. Думалось, вот-вот упадут тяжелые капли дождя: Но совершенно неожиданно из чернильной темноты туч посыпала ослепительно белая крупа. Твердая, острая, холодная.
Королев ощутил, как барабанит она по застывшему дерматину плаща. По взмокшей спине пробежали предательские мурашки. Александр почувствовал озноб. Чтобы согреться, он прибавил скорость. И чуть было не наехал на Жору. Тот вдруг резко соскочил с машины (что значит ехать без тормозов!). Королеву пришлось свернуть на обочину, и он свалился в придорожную канаву.
- Ты что это? - только и спросил он Плюща.
- Что, что... Иди сюда, сам увидишь. - Саша поднялся и, прихрамывая, направился к товарищу. "Вот колено ушиб совеем некстати", - подумал он.
Жорж стоял озабоченный. Его машина на треть колеса увязла в грязи.
- Топь! - удивленно произнес он, обращаясь к Королеву. - Странно даже. На такой-то высоте!
Подъехал наконец и заметно поотставший Илья. Удивился тоже.
На добрых три десятка метров дорогу, стесненную с двух сторон гранитными глыбами, разрывала жирная, топкая грязь. Легкий морозец прихватил ее лишь поверху.
- Объезда нет, - резюмировал Плющ. - Придется скинуть башмаки, так сказать, и топать.
Взвалили машины на плечи и пошли. Странное дело, но ноги, утонувшие по щиколотку в грязи, не чувствовали холода.
- Ничего не пойму, - снова удивился Королев. - Источник, что ли, здесь бьет какой?
- Очень может быть, - подхватил мысль Илья. - Но оттого, что грязь теплая, она не становится менее вязкой. Вот что важно. И я не знаю, смогу ли сделать еще хоть шаг.
Он остановился возле одного из камней, торчащих в трясине, и положил на него велосипед. Бедный Илья! Он не отличался низкорослостью, но и его затянуло по пояс.
- Брось плащ и ступай по нему, - посоветовал Жорж. - Так древние римляне, кажется, поступали, когда шли по болотам, А может, кто другой...
- Что скажет моя бедная мама?- Бромберг еще нашел в себе силы пошутить...
Тридцать метров топкой дороги отняли добрый час. И все же на перевал успели к полудню. Однако здесь царил вечерний полумрак. Мрачные тучи в плотном строю с неудержимой быстротой атаковали вершину. Они неслись низко-низко, цепляясь за шершавую каменистую спину хребта. Тучи заполонили все вокруг. Они были над головой, перед глазами, сбоку, сзади. А еще был ветер. Бешеный, злой. Он дул с такой силой, словно задумал в одночасье сровнять гору, а этих непрошеных гостей отбросить назад, к ее подножию.
Ребята и впрямь казались себе пушинками, которые хозяин гор может в любую минуту кинуть вниз, в эту сырую серую хлябь. Коченели суставы, металл рулей обжигал пальцы, Пришлось достать носовые платки и обвязать ими ладони.
Крик Ильи заглушил пронзительный вой ветра.
- Стоп, ребята! Я больше не могу...
Надо передохнуть.
Встали посреди дороги. Они знали, что под ногами вершина хребта. Но посмотришь вниз и ничего не увидишь, кроме плотной ваты облаков. Ощущение такое, будто стоишь над бездонной пропастью, которая вот-вот тебя поглотит.
- Жуть какая, - произнес Илья.
- Да, картина невеселая, - проговорил Саша, зябко поежившись. - Один неверный шаг, и можно...
- Что можно? - перебил его Жорж. - Ну, кувыркнешься. Зато на этом месте памятник поставят. И вообще, что наша жизнь в масштабе вселенной? Миг, мгновение, вспышка. Годом меньше, годом больше - разве это имеет значение? Важно, чтобы вспышка была яркой.
- Ладно, хватит чепуху пороть, - впервые за всю дорогу грубо оборвал Плюща Саша. - Мы не за памятником поехали. За делом хорошим. А дело ждать не любит. Нужно скорее вниз, на равнину, в Читу. Тут и впрямь можно окоченеть, в статуи превратиться. - Королев тряхнул головой, стремясь отбросить надоевшие снежинки, и по привычке провел ладонью по волосам.
Перекрывая свист ветра, он крикнул призывно, как когда-то на их проводах Тараскин:
- По коням!..
И они, оседлав машины, рванулись вперед, навстречу кипящей лавине облаков. Это был смертельно опасный трюк. Дорога, нырнувшая вниз, просматривалась лишь на пару десятков метров. Подошва ботинок не такой уж надежный тормоз, а они усиленно жали на педали, стремясь развить предельную скорость. Одно неверное движение, один неожиданный поворот и... Но все трое понимали, что лишь скорость позволит им засветло уйти с этой богом и людьми проклятой лысой вершины, выскочить из-под шапки туч.
Если бы в то время движение на дорогах было бы столь же интенсивным, как сейчас, то тройки несущихся на крыльях развевающихся плащей с криком и гиканьем велосипедистов вызвала бы переполох среди водителей. Уж не сумасшедшие ли? Но на горной дороге господствовала тишина. И напугали они своим видом и криком лишь ветер.
Во всяком случае, с каждым километром спуска он становился все тише, все ласковее. А когда покатили по ровной дороге, и вовсе наступил штиль, и больно жалящие ледяные снежинки сменились нежными густыми хлопьями пушистого снега. Путешественники сбросили уставшие ноги с педалей. Машины теперь сами неслись вперед легко и свободно. И от этой плавной езды, и от этого блаженного чувства теплоты, рожденного напряжением гонки, и от сознания того, что самое трудное позади, довольная улыбка засветилась на усталых лицах. Ее не могли погасить даже обильные струи пота и талой воды. Не омрачила радости победы и неожиданно перебежавшая дорогу маленькая, игриво журчащая речушка. По тому, что через нее не было положено даже мостков, велосипедисты сделали вывод, что преграда невелика. "Пройдем вброд". Плющ и Бромберг решили "форсировать" речку с ходу. Королев на самом съезде к воде вынужден был остановиться - соскочила цепь - и отстал от товарищей. Они уже на том берегу. Кричат:
- Саша, езжай осторожнее! У Жоржа прокол. Видно, камни острые на дне.
Александр подошел к реке. Хрустально чистая вода позволяла просматривать все дно. И впрямь, участок, по которому проехали только что ребята, обильно усыпан мелкими, острыми, как акульи зубы, камешками.
"Не для наших покрышек", - подумал Королев и тут же заметил метрах в пяти по течению идеальную, словно специально выложенную дорожку отличного золотистого песка. Прикинул на глаз: глубина сантиметров тридцать. Подходит. Цепь уже сидела на месте. Можно ехать. Поставил руль по намеченному курсу, энергично оттолкнулся... Вот уже машина миновала откос. Брызги полетели радужным фонтаном. Шины коснулись мягкого дна. Один оборот колеса, другой. Но что это? Руль нырнул куда-то вниз, быстрый поток подсек машину... Тревожная мысль обожгла мозг: "Оптический обман, не рассчитал глубину..." В тот же миг вода тихо сомкнулась над его головой. Пронзительный холод сжал тело...
* * *
Сергей Нилыч Никитин выделялся из среды консульских работников. Во всяком случае, внешне. Черный двубортный костюм удивительно ладно сидел на его хилой фигуре. Тонкую, жилистую шею плотно стягивал ослепительно белый воротник отутюженной сорочки. Скромной расцветки галстук, лакированные штиблеты и перламутровые запонки дополняли его элегантную, но строгую, подобающую коммерсанту одежду.
Сразу видно, порода, - бывало, скажет кто-нибудь из сотрудников Советского консульства в Шанхае, завидев в коридоре Никитина. - Одно слово английское воспитание!
- Он и время-то все по Гринвичу считает, - поддакнет другой.
Эти люди с рабочими мозолями на руках, живущие еще воспоминаниями о лихих буденовских атаках и не снимающие даже под чиновничьими пиджаками полосатые тельняшки, откровенно недолюбливали Сергея Нилыча.
- А зря, - выговаривал порой сотрудникам консул. - Не понимаете текущего момента. Никитин из другого круга. Что правда, то правда. И в революции не участвовал. Но ведь он все больше за границей жил. И кто знает, по какую сторону баррикад встал бы этот человек, доведись ему быть в России в семнадцатом. Замкнут? Так это от постоянного одиночества. Высокомерен? Так воспитан. Подождите, пройдет время - притрется. А мы ему навстречу сами должны идти. Такие люди, как Нилыч, - по уральской привычке консул называл сотрудников по отчеству, - нам сейчас во как нужны. Спец, на трех языках разговаривает, торговать умеет, аккуратен, исполнителен. Что еще надо? А каков в обхождении! Китайские толстосумы от него в восторге. А нам с ними торговать.
Никитин прибыл точно в назначенное время. Едва часы пробили девять, как его маленькая голова с тщательно уложенными набрильянтиненными волосами показалась в дверях.
- Разрешите, Иван Степанович?
- Конечно, заходи, Нилыч. Присаживайся.
Никитин аккуратно, чтобы не смять брюки, опустился на стул. Достал записную книжку и ручку. Его лицо выражало полное внимание и готовность.
- Видишь ли, Нилыч, в июле месяце из Москвы выехали в кругосветное путешествие три наших молодца...
- Как же, читал об этом в газетах...
- Вот, вот. Появилось однажды такое сообщение, но затем замолкла пресса. Нам известно, что велосипедисты успешно прошли Урал, Сибирь. Но вот что с ними стало дальше - об этом пока сведений нет, - консул замолчал. Воспользовавшись паузой, Никитин спросил:
- А разве это так важно для нашего консульства?
- В том-то и дело, что важно. Их путь лежит через Шанхай. Едут ребята на первых, понимаешь - первых, отечественных машинах. На покрышках "Резинотреста". Не на английских, не на американских - на наших. Для советских заводов пробег имеет исключительное значение. Видишь, какое время пришло: думаем продавать не только лес, пеньку, лен... Машины готовимся пускать на мировой рынок! Вот и здесь, в Китае, кое-какую работу придется провести.
Никитин что-то быстро чиркнул в книжке и произнес вполголоса: