"Вот ведь молодец: с полуслова все схватывает", - подумал консул, а вслух произнес:
- Точно, встречу спортсменов, их устройство, ну и все прочее мы решили поручить тебе, Нилыч. Местные условия знаешь, тебе и карты в руки. Но прежде всего постарайся запросить Владивосток, где это запропастились наши путешественники. И когда их можно ожидать.
Выйдя от начальства, Никитин направился к секретарю консульства за справкой по одному делу. Петр Лукич - так звали секретаря - являл собой полную противоположность Нилычу. Полурастегнутая косоворотка под серым мешковатым пиджаком, брюки, заправленные в сапоги, нарочитая грубость в обращении, - знай наших мастеровых, нижегородских! Кичился Лукич своей прямотой: "Спрашиваю без обиняков, отвечаю не таясь. Чего рабочему классу таиться?" В то же время сослуживцы замечали: хитрит Лукич, лишнего слова из него не выжмешь, зато сам, если что захочет узнать, жилы вытянет. А любил он знать все. Вот и сейчас, едва остановился возле него Никитин, сразу с вопросом.
- Ну, сам-то зачем вызывал?
- Так, дело одно поручил.
- А ты не темни, Нилыч. Мы по-вашему, - секретарь подчеркнул последнее слово, - не обучены, у нас своя, рабочая, дипломатия - все начистоту говорить, без интриг.
- Позвольте, Петр Лукич, какие же здесь интриги? Просто рано еще о чем-то говорить...
- Ну, ну, - неодобрительно промычал секретарь. Никитин получил от него необходимый документ и вышел. А на столе, представьте себе, забыл раскрытой записную книжицу. Лукич метнул взгляд на страницу, прочел последнюю фразу и протянул:
- Так... так...
ЛЮДИ В ЮРТЕ
Волы тянули дружно, арба уютно скрипела, а усмиренный ветер молчал. От всего этого на душе у Абдая было тепло и радостно. Он тянул свою бесконечную, как забайкальская степь, песню. Она и ровной была, как просторы бурятские, песня Абдая, без подъемов и падений, на одной протяжной ноте. Со стороны услышишь - не поймешь, о чем поет бурят: о радости или печали. А в ней все - и плохое и хорошее, потому что испокон веков здешние люди поют о том, что видят в пути. А в пути встречается разное. Вот и Абдай напевает себе под нос о хорошей морозной дороге, о первом снеге, припудрившем сухую траву, о голубом небе и о своей арбе... Это дети и внуки арата будут думать о "Волге" и самолетах. Пределом мечты Абдая была своя повозка, куда можно загрузить юрту, скарб, жену с детьми, чтобы двинуться вслед за скотом к лучшим пастбищам.
И вот появилась у него арба, новенькая, на больших колесах, пахнущая свежим деревом и дегтем. Скрипит арба, веселит сердце скотовода. А он глядит вдаль, стремясь высмотреть что-нибудь необыкновенное и вставить в свою песнь.
Дорога юркнула в балку... Когда Абдай заметил людей у ручья, он от неожиданности остановил волов, но сообразив, в чем дело, стеганул хворостиной. В это время друзья как раз помогали Александру выбраться из воды. Промокший до нитки, озябший, он пустился на песке в дикий пляс. Жорж захлопал в ладоши и затараторил, подбадривая:
- Давай, давай Сашка! Погоняй кровь, погрейся!
Велик ли толк от такого согревания, когда одежду выжимать надо! Илья рванулся к своей машине - достать спрятанную в багажнике пару белья, но заметил бегущего к ним человека. Бромберг понял по халату, остроухой шапке и высоким, с загнутыми кверху носками сапогам, что это бурят. Намерения неожиданного пришельца были очевидными: он на ходу стягивал с себя верхнюю одежду.
- Живем, ребята!- заорал Илья. - Печка сама к нам явилась!
А Абдай тоже кричал:
- Руска человек греть будем, халат кутать будем!
"Господи, - подумал Илья, - как хорошо, что он знает русский. Скольких бурят в Забайкалье встретили и хоть бы с одним словом перекинулись! Друг, говорящий по-твоему, - это вдвойне друг".
Когда бурят подбежал к Александру, тот уже с себя свитер, брюки и ботинки стянул. Остался в чем мать родила. Абдай услужливо подал халат.
- Мая арба другой есть. Мая арба там, - он показал на возок.
- Вот те раз, - удивился Жорж, - а мы и не замети ли, как ты подъехал. Так чего же медлить? Айда на повозку!
Королев - человек опытный, он знал: в арбе солома, кошма, тепло. И, смачно шлепая босыми ногами, побежал к волам...
За хлопотами и не заметили, как солнце село за горизонт. Быстро темнело. Но Абдай успокаивал; стойбище близко. Ехали молча, Саша, скрючившись, зарылся, как хомяк, в солому. Он отходил понемногу. Жорж с Ильей примостились кое-как "на запятках" маленького возка. Пришлось сидеть тесно прижавшись друг к другу, свесив ноги вниз и держа в руках велосипеды.
Русские молчали, молчал и Абдай: не принято у них тревожить гостей. Меланхоличные волы, издали почуяв жилье, прибавили ходу! Неожиданно где-то справа родился странный вой. Протяжный, тревожный, близкий. Плющ встрепенулся:
- Никак волк?
Илья поддакнул:
- А что, может быть.
- Друг, - Жорж потянул бурята за рукав, - волк, что ли, воет?
- Волк, волк, - согласно кивнул Абдай. - Много, много есть волк. - Он обрадовался возможности поговорить. - Прошлый зима наш человек совсем пропал здесь. Ходил степь, туда-сюда ходил, дела имел. Волк бежал за ним. Человек тоже бежал. Домой хотел, юрта хотел. Пришел юрта - упал. - Бурят стукнул себя по груди.- Здесь плох был, много кровь горла шла.
- Сердце, стало быть, не выдюжило, - констатировал Жорж.
По ушам опять резанул леденящий сердце вой.
- Скоро ли приедем, любезный? - поинтересовался Илья.
- Приехали, - весело ответил Абдай. И впрямь волы остановились. Ребята уловили уютный запах дыма. Не давние тревоги словно растворились в нем.
Абдай откинул полог юрты.
- Ходи сюда, гость будешь, - любезно пригласил он. Согнувшись вдвое, Саша первым юркнул в маленькую дверцу. И сразу же его обдало живительным теплом. В ноздри ударил крепкий запах кислого козьего молока и прелой шерсти. Королев хотел было осмотреть жилище, но в глаза словно песок насыпали: едкий жгучий дым заполнял юрту.
- Ну, что ты тут остановился? - услышал Александр за собой голос Жоржа и почувствовал толчок в спину. - Дай же и нам войти!
Не ожидавший удара Королев упал на четвереньки. И резь в глазах почти прекратилась.
"Ясное дело, - подумал Саша. - Как я раньше не догадался? Дым-то вверх стремится. Вот, оказывается, почему буряты все больше сидят на полу: так хоть смотреть друг на друга можно".
Он отполз чуть в сторону, освободив дорогу другим, и огляделся. Посреди юрты пылал костер. Багровые языки пламени лизали таганок, на котором булькала и ворчала огромная чугунная чаша. Дым от очага, погуляв по жилью, убегал наружу через большую дыру вверху. "Как в каменном веке", - подумал Александр. Женщина, сидящая на корточках перед чашей, монотонно размешивала что-то. Она, казалось, не обращала внимания на ни дым, ни на терпкий тяжелый запах, ни на людей, так неожиданно появившихся в ее доме. "Что это, врожденная покорность судьбе? - снова подумал Королев. - Покорность тем могущественным божкам, что хозяевами расселись в юрте?" Он заметил их на ярко раскрашенных сундуках, прямо против входа, отсвечивающих бронзой бурятских божков-бурханов. "А может быть, она больна, глуха?" Но голос Абдая рассеял эти опасения. Он что-то энергично сказал по-бурятски, и женщина тенью выскользнула из юрты.
- Садитесь, садитесь, - кивал головой гостеприимный хозяин, показывая на плотные куски раскатанного войлока.
Пока растягивали на палках возле очага одежду Королева, а он сам переодевался в белье Ильи, пока рассаживались, женщина вернулась и так же молча вылила в чашу тягучую белую жидкость.
- Чай, чай пить будем. Хорош бурятский чай, - суетился Абдай. Он один передвигался по юрте во весь рост, мало заботясь о своем зрении.
Жорж подмигнул Илье:
- Вот что значит иметь глаза-щелочки. Никакой дым не страшен!
- Брось ты балагурить. Поймет человек - обидится.
- А что обижаться, радоваться надо!
От очага исходил аппетитный запах топленого молока. У ребят, изрядно проголодавшихся, засосало под ложечкой...
В это время в юрту ввалился новый гость. По тому, как радостно встретил его Абдай, - желанный. Человек, бесцеремонно подсевший к очагу, носил бурятскую шапку и сапоги. Но пшеничного цвета косматые брови, красный нос картошкой и длинные, свисающие наподобие огуречного вьюнка усы выдавали в нем русского.