Дверь подалась нескоро, но, приоткрыв ее так, чтобы можно было протиснуться наружу, Зимин не удержался и довольно взглянул на старика:
— Ну?
— Не понимаю, зачем ты так долго мучился, когда мог бы вылезти через окно и раскопать дверь снаружи, — ответил ему старик.
— Вот еще, — фыркнул Зимин, с трудом вылезая из машины, — зато вышел по-человечески.
Невидимые ведьмы встретили его радостным визгом, невидимыми метлами поднимая и раскручивая тучи снега. Призраки в саванах снова закружились хороводом — и на этот раз свистели в четыре пальца скорей одобрительно, чем с презрением. Маленькие белые бесенята хихикали и тыкались в разгоряченные щеки прохладной влагой. Ну прямо как родные!
Оказалось, винить в заносе следовало не чокнутых мельников — «девятка» стояла повернувшись левой дверью к подветренной стороне.
А тот, незаметно выбравшись из машины, стоял в сторонке и посматривал на Зимина мутными и хитрыми глазами. Он был бос.
— Чего ты ждешь теперь? — спросил Зимин, окончательно осмелев.
— Жду, когда ты сделаешь еще какую-нибудь глупость. Руки ты уже отморозил, не так трудно остаться и без ног…
Мотор не завелся, и что в нем было не так, Зимин разбираться не стал — бешено тер руки снегом и грел их дыханием: старик соврал, они замерзли не окончательно, нужно было только разогнать кровь, перетерпеть боль. Призраки хохотали, когда он, подвывая, сгибался пополам и сжимал руки коленями, а невидимые ведьмы попискивали жалостно и опускались к самому лицу. И делалось страшно: вдруг пальцы будет ломать так сильно до тех пор, пока их не отрежут? Тогда лучше пусть замерзнут снова — меньше мучений. Зимин не сразу сообразил снять шарф и тереть их мягким кашемиром.
Зато когда руки отогрелись окончательно, он на всякий случай растер и уши тоже. А после этого честно открыл капот и несколько минут бессмысленно смотрел на его содержимое. Оставалось только попинать колеса, чтобы убедиться в том, что он сделал все, что мог, и это Зимин проделал с чувством — пожалуй, едва не переусердствовав. И, конечно, несколько раз выходил из машины и снова садился за руль, но в этом случае проверенный на компьютере способ не дал результата.
Старик прав: никто не найдет здесь его машину, если ее не видно с дороги. Это самая длинная ночь в году, и рассветет еще нескоро. Что толку сидеть, каждые полчаса раскапывая машину, не лучше ли двинуться к дороге? Толку от машины, которая не заводится, все равно нет: ни погреться, ни поспать.
— Прекрасно! — тут же сказал старик, стоило Зимину взглянуть на него вопросительно. — Отличная идея. Я пойду с тобой.
— На что-то надеешься? — усмехнулся Зимин.
— Я не надеюсь, я уверен. В такой куртке и ботиночках, без шапки и рукавиц, ты окочуришься еще до утра.
— У меня есть шерстяные носки, — неожиданно вспомнил Зимин. Теща связала их отцу в подарок к Новому году. — Из настоящей верблюжьей шерсти, между прочим.
— Да ну? Попробуй натянуть их на голову.
— На голову у меня тоже кое-что найдется… А если я замерзну, то всегда могу развести костер.
— Я посмотрю, как ты будешь это делать — без топора, розжига и покупных дров.
— Что-что, а розжиг у меня есть.
Ботинки не налезли на толстенный шерстяной носок… То есть не то чтобы жали — просто не надевались. И Зимин, подумав, натянул носки поверх ботинок: ну чем не валенки? На заднем сиденье вместо чехла давно было постелено старенькое байковое одеяльце, он хотел пристроить его на голову — сделать что-то вроде плаща с капюшоном, но капюшона не вышло: ни веревочки, ни булавки в машине не нашлось. Пришлось завязать его узлом на шее — получился плащ на плечи. Лучше, чем ничего. А на уши он намотал шарф, подняв повыше воротник свитера. И почему теща не догадалась подарить маме перчатки? Кому нужна тут ее фарфоровая чашечка?
— Ты как последний немец, который дошел до Волги, — язвительно заметил старик.
— Неправда. Я как ассасин в плаще мушкетера.
Зимин сцедил в канистру литра три бензина, запер машину, подумал — и не стал включать сигнализацию. Подумал еще немного и положил на плечо лопату: она была легкой и могла пригодиться. Конечно, одеяльце мало походило на мушкетерский плащ, а лопата — на мушкет, но Зимин решил, что выглядит вполне романтично — если немного напрячь фантазию.
Призраки словно ждали сигнала к выступлению: засвистели, всколыхнулись и с гиканьем ринулись вперед, обгоняя друг друга. Невидимые ведьмы запрыгнули на невидимые метлы и дружно стартовали, как сотни самолетиков с реактивными двигателями, взвивая вокруг Зимина маленькие колючие смерчи. Чокнутые мельники еще быстрей закрутили свои жернова — словно не мололи снежную муку, а играли на шарманках Drum&Bass. И маленькие белые бесенята колбасились вокруг под их чокнутую музыку.
Старик пошел сзади, сложив руки за спиной.
От прорытой Зиминым дорожки остался еле заметный след, а колеи, оставленные «девяткой», и вовсе исчезли. Сначала он шел бодро, с удивлением разглядывая в темноте носки, натянутые на ботинки. И с удовлетворением думал, что вокруг не так и темно, как должно быть самой длинной ночью в году. Однако шагах в десяти ничего разглядеть толком было невозможно: чокнутым мельникам метлами помогали невидимые ведьмы и ветер. Но лес был где-то рядом: иногда Зимин слышал треск сломанных ветром сучьев, а чаще — его влажное дыхание.
Минут через пятнадцать стало понятно, что идти по снегу не так легко и приятно, как показалось вначале. Конечно, махать лопатой было потяжелей, но Зимин неожиданно вспомнил, что так и не пообедал на работе, а дома так и не выпил налитый кофе… И если «девятка» худо-бедно освещала дорогу фарами, то теперь Зимин шел практически вслепую, лишь угадывая дорогу по глубине снега, шуму леса по левую руку и направлению ветра: туда, куда впереди него летели призраки в саванах, невидимые ведьмы и маленькие белые бесенята.
Зимин повесил канистру на черенок лопаты, лежавшей на плече, и взялся за нее рукой, завернутой в одеяльце, — стало легче.
— Ты уверен, что идешь туда, куда надо? — через некоторое время спросил старик. Голос его легко заглушил шум ветра.
— А у меня есть выбор?
Старик промолчал, а Зимин задумался. Он не сомневался в том, что идет по просеке, которую по какой-то странной случайности принял за дорогу, но вдруг сообразил, что эта просека существует только в его воображении… Он лишь подумал, что ехал по просеке… Он так решил, потому что ничего правдоподобного больше придумать не смог. А на самом деле из «девятки» он видел только то, что впереди него. Еще он видел, что лес сходится, словно просека собиралась поворачивать. Однако до поворота он не дошел и так и не узнал, было это поворотом или тупиком.
Но если все время идти в одну сторону — по направлению ветра, например, — то рано или поздно выйдешь на дорогу. Здесь полно дорог!
— Главное — выйти на нее рано, а не поздно, — скептически заметил старик.
— А куда мне спешить? — пожал плечами Зимин.
Призраки поддержали его свистом, а невидимые ведьмы восхитились остроумным ответом.
Раза два он проваливался в канаву; это наводило на мысль о том, что идет он все же верно: канава вдоль дороги — это нормально. Зимин брал чуть правей и шел дальше. По его расчетам, дорога вот-вот должна была появиться.
— Канава необязательно идет вдоль дороги, — сказал старик, когда Зимин провалился в третий раз. — Она может идти и по краю леса, и посреди поля: здесь полно оврагов.
— Не пугай, не боюсь, — ответил Зимин. — Если это овраг, он идет в реку, а река — к мосту.
— Или в болото. Ты же не знаешь, в какую сторону течет по оврагу вода.
Признаться, Зимин насторожился, когда понял, что не слышит рядом шума леса. Он даже размотал шарф, но призраки взвыли громче прежнего, и невидимые ведьмы заголосили, будто испугались за его уши. Счет времени он потерял, часы были лишь в сдохшем мобильнике, и ему казалось, что идет он гораздо больше часа — а за час запросто можно пройти пять километров.
— Нельзя, — тут же вставил старик. — Не по снегу.
И Зимин, в некотором роде успокоенный, пошел дальше. Каково же было его удивление, когда он споткнулся о чересчур высокую кочку, а потом разглядел рядом другую, а за ней и третью. Такого он точно не мог проехать незаметно… Он копнул снег лопатой и увидел под ним уже не траву, а мох и кусты голубики…
И призраки, и невидимые ведьмы дружно расхохотались, словно им удался заранее задуманный розыгрыш, и закружились над головой, едва не задевая лицо саванами и невидимыми метлами. Зимин оглянулся на тихий смешок за спиной.
— Весело, да? — спросил он обиженно.
Старик потер руки и сделал шаг вперед. Взгляд его показался Зимину чересчур плотоядным, ему померещилась даже струйка слюны в углу бесцветного рта и блеснувший в темноте клык… А он-то уже перестал бояться неведомой сущности, дышащей в спину… Зимин отшагнул назад, споткнулся о кочку, но удержал равновесие — а старик наступал, и лицо его, помятое и высушенное временем, все отчетливей проявлялось в темноте. И во взгляде мутных глаз снова мелькнула бездумная сила, не знающая жалости. Сила, укорачивающая день…
— Не на того напал… — процедил Зимин, развернулся и побежал: под свист призраков и презрительный хохот ведьм.
Ему мешали и лопата, и висящая на ней канистра, и если лопатой Зимин еще мог пожертвовать, то отдавать канистру просто так не собирался. Призраки кидали в спину снежками и улюлюкали, ведьмы летели рядом, делая вид, что не могут его догнать. Он споткнулся о невидимый под снегом сук и растянулся в снегу во весь рост — канистра шарахнула по затылку, а черенок лопаты прищемил пальцы. Зимин вскочил и побежал дальше. По пути стали попадаться кусты и мелкие сосенки, занесенные снегом. Среди мшистых кочек снега было гораздо больше, и Зимин стал быстро выдыхаться, но продолжал бежать, петляя между ними зайцем.
Он бы бежал и дальше, но неожиданно старик вышел из темноты ему навстречу, преграждая дорогу. Зимин рванулся назад, споткнулся и сел в снег, с шумом втягивая в себя ставший вдруг колючим воздух.