Андрей, уже более уверенно, чем прежде, вышел в прихожую и открыл дверь. Но там оказался не Вадик. На лестничной площадке стояли четверо. Поздоровались, предъявили ордер и пригласили понятых. Пока Андрей соображал и раздумывал, двойник все понял, куда-то забился и затих, будто его и не было.
"Влип!" — догадался Андрей и заторопился.
Но не тут-то было. Двойник, почуяв неладное, вцепился, заверещал, умоляя остаться и сесть вместо него. Это, мол, ненадолго, грешки пустяковые, улик никаких, зато потом они кореши до гробовой доски. Хныкал, сулил золотые горы, в чем-то клялся и говорил, что готов упасть на колени пускай Андрей подойдет к зеркалу и посмотрит. А когда перед ним приоткрылась лазейка в манящую даль Зазеркалья, совсем ошалел и попытался проскользнуть туда сам. И получилось бы, да подвело отсутствие воображения.
Андрею удалось уйти. Измученный, он плыл в каком-то сыром жарком тумане, потел и вздрагивал от доносящихся отовсюду звуков. Где-то бормотали голоса общественных обвинителей, кто-то захлебывался в безумном радостном крике, гремели магнитофоны, бранились женщины, хлопали двери подъездов, щелкали наручники. Двойники окрепли, набрались сил и выкаблучивались кто во что горазд. Некоторые, кому жилось повольготнее, даже посягали на создателя. Андрей, напуганный последним эпизодом, не решался на новую остановку. Вдруг кто-нибудь из двойников, заваривший кашу понаваристей, сумеет перехватить инициативу и поменяется с ним местами? Расхлебывай потом и доказывай, что ты это не ты. Зазеркалье оказалось с сюрпризами, углубляться дальше было опасно, и он решил отдохнуть.
Оказавшись в своем мире, Андрей подозрительно осмотрелся. Это вышло инстинктивно, он даже хмыкнул, но результатом остался доволен. Квартира его, посторонние отсутствуют, ничего не пропало, ничего лишнего. И хандра угомонилась. Может, ушла насовсем, а может, набирается сил после обилия впечатлений.
Андрей взглянул на лежащую перед ним тетрадку и усмехнулся наивности двойников. Марионетки, дергая за ниточки других, мнили себя настоящими кукловодами, не подозревая о нем.
Он склонился и записал последнюю фразу:
Самомнение двойников позабавило Создателя.
Субботнее утро началось, как в том анекдоте. Звонок в дверь — и некто в кепке, с потухшей цигаркой во рту, небрежно скособочившись под тяжестью рыжего чемоданчика, хмуро произнес:
— Слесаря вызывали?
При этом глаза незнакомца смотрели с такой скукой и с таким презрением к жизни, что невольно брала оторопь.
Хозяин квартиры растерялся. Слесаря он не вызывал, домашние были в отъезде, но кран на кухне действительно нуждался в починке. Над всем этим хотелось поразмыслить.
Посетитель тем временем извлек из кармана мятую бумажку и, развернув, уныло зачитал:
— Сидоровская Алевтина Спиридоновна, квартира сто двадцать шесть, заказ восемнадцать.
Спрятав бумагу, невозмутимо повторил:
— Вызывали?
— Да, да, да, — обрадовался хозяин квартиры. — Это жена моя, Алевтина Спиридоновна.
Человек в кепке перехватил чемодан и решительно шагнул через порог. Сидоровский поспешно отпрянул, зацепив животом крохотный шурупчик, торчащий из косяка. Шурупчик вытянул из майки длинную нитку, и Андрей Николаевич сконфузился. Только сейчас он сообразил, что предстал перед мастером в виде, не соответствующем своей должности — в дешевом трико с пузырями на коленях и несвежей майке.
Но мастеру было наплевать. Протопав на кухню, он щелкнул ногтем по водопроводному крану, из которого журчала весенняя капель, и глухо пробурчал:
— Будем курочить.
— Пожалуйста, пожалуйста, — пропел Андрей Николаевич, суетливо пряча тарелку с обглоданной куриной костью. В отсутствие жены он слегка одичал.
Мастер бухнул на стол чемодан, открыл крышку и принялся греметь железом. Сидоровский на цыпочках выскользнул из кухни.
Легко и весело пронес он свое грузное тело через коридор, свернул в комнату и мягко затормозил у шкафа. Прислушиваясь к металлическому грохоту, Андрей Николаевич упаковался в синие брюки и домашнюю курточку с атласным воротничком.
— Ну, как идут дела? — бодро осведомился он, эффектно появившись в дверях.
— Ум-гум, — ответил слесарь, не отрываясь от крана.
— Давайте, давайте, — с энтузиазмом посоветовал Сидоровский, довольно озираясь.
Совсем недавно он приобрел импортный кухонный гарнитур, и визит мастера оказался кстати. Приятно иногда впустить в свое жилище незнакомого человека. Пусть посмотрит.
Наверное, на кухне стало светлее, потому что мастер, оторвавшись от работы, скосил глаза на обладателя дефицитной куртки.
Сидоровский приосанился, изобразив человека, обуреваемого творческими идеями. Он только что оставил письменный стол и важные бумаги, с которыми предстоит еще долго и вдумчиво работать. Вхождение в образ удалось слесарь заволновался и энергично задвигал локтями, терзая несчастный кран.
— Вы тут работайте, — подал голос Андрей Николаевич. — А если что понадобится, я буду у себя в кабинете.
И после этих слов он направился в кабинет. Там, усевшись за стол, разбросал перед собой листы чистой бумаги, раскрыл пару книг и уставился в окно. Делать было абсолютно нечего.
Сидоровский Андрей Николаевич работал начальником небольшого предприятия. Когда-то в молодости защитил диссертацию, немного пометался в поисках и дерзаниях, потом женился, попал в струю и осел в ответственном кресле. По всем признакам жизнь удалась.
Однако чего-то не хватало. Частенько Андрей Николаевич ловил себя на мыслях о прошлом. О времени, когда видел цель и шел к ней путями, которые выбирал сам. Пути были праведные и неправедные, цель представлялась великой, и каждый шаг приносил удовольствие.
Теперь все изменилось. По-прежнему хотелось больших дел, но не было прежней лихости и безрассудства. Появилась боязнь ошибиться и потерять то, что уже достигнуто. Сидоровскому ничего не оставалось, как играть роль деятельного человека, ничего при этом не делая. С ролью он справлялся, благо имелись условия — штат деятельных сотрудников и авторитет нынешнего положения. Что касалось честолюбия, то оно удовлетворялось внешними атрибутами — трехкомнатной квартирой, служебным кабинетом, горделивой осанкой и набором трескучих фраз. Ораторским искусством Андрей Николаевич овладел в совершенстве. Любил, грозно сверкая очами, распекать нерадивых, костить нерасторопных и намекать на самые решительные меры воздействия. Кругленькие слова бойко скакали по головам слушателей и, сотрясая воздух, рождали симфонию горного обвала.
Так время и шло. Дни шли один за другим, и в их однообразной череде жилось не так уж и плохо. Но, как говорилось ранее, Сидоровскому чего-то не хватало. Наверное, дело было в людях. Не замечалось в них должного уважения и преклонения перед его заслугами. Доходили даже кое-какие досадные слухи. А бывало, появившись внезапно в какой-нибудь комнате, Андрей Николаевич улавливал окончание своей фамилии и успевал заметить дерзкий озорной блеск в глазах сотрудников. В следующий миг картина преображалась. Люди рьяно хватались за работу, обращались с какими-то вопросами и безостановочно сюсюкали: Андрей Николаевич да Андрей Николаевич, ах! Все бы хорошо, да только за напускным этим раболепием не было ничего. Сидоровский в глубине души возмущался, но виду не подавал — продолжал играть роль. Играли и все остальные, и надо сказать, успешно — не придерешься. Воистину, людскому лицемерию не было предела.
Чтобы выдержать подобное безобразие, приходилось надевать маску и окружать себя верными людьми. Верные люди спасали от перенапряжения, а маска со временем стала привычной. Вот и сейчас, стоило появиться незнакомому человеку, как она, словно на резинках, мгновенно скользнула на место.
Из кухни донеслось осторожное покашливание. Потом шаги и голос:
— Хозяин, а хозяин? Работа сделана.
Андрей Николаевич обернулся. В дверях стоял сантехник уже без кепки. Черные вьющиеся волосы, бледное лицо с легким румянцем на щеках и глаза, в которых пряталось любопытство.
— Книг-то сколько! — изумился мастер, оглядывая кабинетные стеллажи. Неужто все прочитали?
Сидоровский заулыбался.
— Да вот… прочитал.
— Ну-у! — восхищенно протянул слесарь. — Видать, много тут всякого написано.
— А как же. Пишут люди, пишут, — развил мысль Андрей Николаевич и быстренько навел на столе порядок. Сложил листы в стопку и придавил книгой.
Мастер казался человеком культурным, и Сидоровский решил поблистать эрудицией. Таково уж действие маски — всяк, кто наденет, проникается ее духом. Свирепая личина с клыками да глазищами побуждает рычать и угрожающе скрючивать пальцы.
А обладателю шутовской, кроме прыжков и ужимок, необходим еще и колпак с бубенчиками.
Слесарь, не решаясь войти в комнату, водил глазами по полкам.
— Вы присядьте, — пригласил Андрей Николаевич. — Побеседуем. Я вижу вы интересуетесь?
— Да не то чтобы очень, — отозвался мастер. — Просто иногда заглядываю.