- Все и так будет достаточно сложно, не хватало еще, чтоб вы усложнили дело своим аппетитом, З., - сказал он. - Будьте хорошей девочкой.
- Нельзя даже лизнуть немного глазури?
- Даже.
Она громко вздохнула, и мы все засмеялись немного нервным смехом. При этом она оглядела всех и подмигнула мне.
- Разыграем испуг, ребята? - спросила она, добавив что-то непонятное, намек, который никто из нас не понял, но она рассмеялась. - Ладно, у нас есть амбар, давайте разыграем в нем спектакль.
Потом она встала. На ней было другое просторное платье, тоже из джонга. Шелк, одолженный ей Королевой, она отложила. На этот раз платье было темно-зеленое, а на спине была вышита огромная морская волна, устрашающая, с белым гребнем наверху. Волосы она заплела в косы, и седые пряди перевивали их, как ленты. Когда она стояла, разведя руки в стороны, она выглядела великолепно, как древняя гавайская королева, одна из тех, чье благородство измерялось шириной ее талии.
Мы решили снова надеть свои дорожные костюмы, чтобы всем выглядеть одинаково, только шары-шлемы мы оставили на корабле. Ну и зрелище мы представляли: первой спустилась по серебряным ступеням Доктор З. в зеленом раздувающемся балахоне, а позади нее семь неуклюжих слуг в серебряной одежде.
Мы шагали в ногу под звуки моей гитары, что не так легко сделать, учитывая вес дорожных костюмов. Хопфнер и два его помощника-мужчины вышли последними, они несли гамак и подставку для него.
Б'оремос встретил нас у подножия лестницы и приветствовал, наклонив голову. Лучницы, пришедшие с ним, тоже склонили головы. Но Линни, которую я сначала не заметил, потому что она стояла сбоку, не шевельнулась. В руках у нее была изящно выграненная каменная Чаша.
Приди, сладкая Смерть, подумал я пробежавшей у меня в мозгу строчкой из старой песни. Я подошел к ней, по дороге закинув гитару за спину.
- Собственная Чаша Королевы. - Она говорила так тихо, что я еле расслышал, что она сказала. Она протянула Чашу мне и я увидел, что у нее дрожат руки.
Я взял ее руки в свои, чтобы прекратить хоть на время дрожь, и она заглянула мне в глаза. Глаза у нее были золотые, но не цвета чистого янтаря, как у Б'оремоса или Королевы. Скорее в них были крапинки золота потемнее, а по краю радужной оболочки были кружки более темного цвета.
- Для вашей Королевы, - сказала она.
- У нас нет королев.
- И у вас нет плукенны или ладанны, а есть что-то другое. И вы не скорбите, - сказала она мне так тихо, что никто больше не слышал. Поэтому - я думаю, что ваша Королева не должна принимать эту Чашу. - Она быстро отвела глаза. То, что она произнесла, было величайшей ересью.
Я прикусил губу и поторопился убедить ее, остановить наплыв засорения, которое затопило ее.
- Не бойся, Линни. Поверь мне, все будет хорошо. Наша... Доктор З. охотно принимает эту Чашу.
- Тогда я скорблю по ней, по вашей не-Королеве, - сказала Линни, все еще глядя себе под ноги, - по Дот'дер'це. Я буду оплакивать ее, как свою собственную.
Я улыбнулся, глядя на ее опущенную головку, потом вовремя вспомнил о ритуале: "Пусть строчки твоих погребальных песен будут долгими".
- Пусть смерть ее будет быстрой.
Пока мы с Линни разговаривали, держась за руки, Доктор З. разыгрывала с Б'оремосом другой сценарий. Она взяла у него из рук свое платье с драконом на спине и королевским жестом передала его Пауле. Затем она сказала ему, что хоть она ценит люминовые орешки Королевы, в ее мире есть вещество получше для королевы - она показала жестом на свою фигуру - ее комплекции.
Б'оремос выслушал это, склонив голову набок, потом кивнул.
Доктор З. подала знак, и Эн-Джимнбо вынес большую стеклянную мензурку. Нанесенные на нее красные рисочки и цифры блестели на солнце, а поллитра яблочного сока с морфием пропускали, как призма, солнечные лучи и отбрасывали радугу на стенки корабля.
Доктор З. высоко подняла мензурку и звонко, отчетливо продекламировала замечательную смесь из старой поэзии Земли. Такая поэзия была в стиле джонга.
Если спросите - откуда
В Мордоре есть Властелин?
То не лепо будет бяшеть,
В глуще рымит исполин!
Я, как можно тише, пытался переводить стихи Лине-Лании. Но не все, происхождение и язык некоторых строчек не понимал я и сам.
Несу это гордое бремя!
Офелия, о помяни!
Увы, дождалась смерть поэта,
Убив мою Аннабель-Ли!
И завершила импровизацию Доктор З. мгновенным переводом на язык Эль-Лаллора.
Все царства мира - за стакан вина!
Пусть я умру - явись передо мною!
Чтоб столько королевских трупов
За ту же и оплакивали цену!
И большим глотком выпила мензурку до дна.
Я и раньше слышал, как она пользуется таким попурри. Они звучат замечательно, если их хорошо декламировать, а у нее был зычный, хорошо поставленный голос, который можно было услышать в любом конце любого зала.
- Кто такая Аннабель-Ли? - спросила Линни шепотом.
Увлеченный спектаклем, я чуть не ответил ей, но во-время спохватился.
- Я не имею права говорить об этом. Это тайная часть наших верований. - Так обычно ведут себя антропологи.
Она больше не задавала вопросов, а просто наблюдала, как Доктор З. опустилась в гамак, передав мензурку Эн-Джимнбо. Она улеглась на подушках. Мы разорили все постели на корабле, каждый отдал свои подушки и, кроме того, мы надули еще двадцать штук из запасов плавсредств. Выглядела постель странно и не очень уютно, но это недолго беспокоило Доктора З. Морфий действует быстро, дыхание сразу замедляется, вскоре появляются и другие важные признаки...
- Сынок, я развозил колонистов по звездным системам в большем количестве, чем у тебя волос на голове. Не учи меня тому, что я знаю. Расскажи о том, чего не знаю.
- Прошу прощения, сэр.
Когда Доктор З. начала терять сознание, она жестом подозвала меня и сказала по-английски:
- Устрой мне роскошные проводы, Аарон. И помни, не будь романтиком. Хороший антрополог наблюдает, изучает, познает. Он не превращается в туземца - без особых причин.
Потом добавила на языке эль-лаллорцев: