- Вон девочки стоят, про которых я тебе говорил.
- Я помню, - сказал Феликс, внимательно вглядываясь в девичью очередь. - Девочка - это "она". Но они совсем не похожи на Ефросинью Дмитриевну.
- Какую еще Ефросинью Дмитриевну?
- Которая приходила вечером. Палыч сказал, что она тоже "она". Но она не такая, как они.
- Когда она приходила?
Феликс повторил все, что уже говорил Алексею Палычу. Борис присвистнул.
- Вовремя мы оттуда смылись!
- Смылись?
- Ушли, - пояснил Борис. - Это приходила наша уборщица. Она не девочка, она старушка. Как бы тебе объяснить? Старушка - это такая девочка, которая уже старая.
- Понятно, - сказал Феликс. - Значит, девочка - это молодая старушка?
- Девочка - это девочка, - простонал Борис. - А старушка - просто старушка. Просто - они обе женщины. Она - это женский род. Девочка потом станет старушкой, а старушка никогда уже девочкой не станет.
- Почему? - спросил Феликс. - Она не хочет?
- Если и хочет, то не может.
- Теперь понятно, - сказал Феликс.
Борис с подозрением покосился на Феликса.
- Может, тебе вообще все понятно? Может, ты мне просто нервы треплешь?
- Может, и треплю, - сказал Феликс.
- Что?! - с угрозой произнес Борис.
- Может, и треплю, - повторил Феликс, - а может, и нет. Я ведь сам не знаю.
- А откуда ты знаешь, что такое "трепать нервы"?
- А я и не знаю, - ответил Феликс. - Ведь я тебе только что об этом сказал.
Борис молча рассматривал Феликса. Ведь должно Сыть хоть как-то заметно, если человек врет. Но глаза Феликса ясны и прозрачны, как и в первую минуту его пребывания на Земле. Глаза большого доверчивого младенца.
С такими глазами врать невозможно.
Медицинский осмотр прошел почти без происшествий. Ребят осматривали в трусах, и отсутствие пупка не было обнаружено. В остальном Феликс был не хуже других, а кое в чем даже получше: у него оказались не по возрасту сильные ноги и большой объем легких.
Вот с этим объемом и получилось недоразумение, которого, к счастью, никто, кроме Бориса, не заметил.
- Набери полную грудь воздуха. Дуй сюда, - сказала Феликсу женщина в белом халате.
Борис, стоявший сзади, боялся, что сейчас Феликс начнет задавать вопросы вроде "Что такое "дуй"?" или выяснять, где у него грудь. Но Феликс дунул без всяких вопросов.
- Великолепно! - сказал врач. - Даже слишком великолепно. Мальчик, ты не работаешь стеклодувом?
- Стеклодувом не работаю, - спокойно ответил Феликс.
- Подойти ко мне. Дыши.
Феликс послушно подошел и подышал.
- Не дыши. Хорошо. Можешь идти.
Когда Феликс ушел, Борис вздохнул с облегчением. Каждая лишняя минута в медкабинете грозила разоблачением беспупковости.
Когда же Борис вышел из кабинета, он обнаружил, что Феликс все еще не дышит. Он сжал кулаки, покраснел и сдерживался из последних сил.
На секунду у Бориса мелькнула мысль, что сейчас Феликс, как никогда раньше, похож на нормального человека.
- Дыши, дурачок, - с непритворной заботой сказал Борис. - Дыши, а то так и помереть можно.
Феликс вытаращил глаза на Бориса, покраснел еще больше, но дышать не стал. Борис забеспокоился всерьез.
- Феликс, дыши, говорю!
Феликс шумно выдохнул воздух. Вдохнул. Снова выдохнул. Снова вдохнул. И сказал:
- Спасибо, Боря. Я не знал, что так тяжело не дышать. Там в медпункте плохая девочка?
- Она не девочка, а врач, - пояснил Борис. - Чтобы дышать, разрешения не спрашивают. Нужно самому дышать, нечего пыжиться. Плохо бы тебе было, если бы я не пришел.
- И дурачку тоже плохо?
- Какому дурачку?
- Которому ты дышать разрешил?
Опять с сомнением глянул Борис на Феликса, стараясь угадать на его лице притворство. Но притворства не заметил. Нужно быть артистом, чтобы так притворяться. Даже не простым артистом - заслуженным.
- Хватит, - сказал Борис. - Сегодня ты меня больше ни о чем не спрашивай. Договорились?
- Сегодня не буду, - послушно ответил Феликс. - Но ты не ответил на вопрос: где дурачок?
- Он здесь, - сказал Борис. - Я тебе его потом покажу.
На этот раз Борис имел в виду самого себя. Сейчас он просто не представлял, как выдержит целый месяц.