Внезапно Чалхиз начал басисто мурлыкать — таков был смех юпитерян. Вскоре он демонстративно повернулся и вышел из зала. За ним бодро последовали его воины, обмениваясь ядовитыми репликами. А Теор продолжал с отчаянием взывать к темному экрану:
— Марк! Почему ты не отвечаешь? Что случилось?..
А было:
— Ты сошел с ума, — растерянно сказал Фрэзер.
— Нет, нет… — Пат Махони сидел на скамье и тяжело дышал. Рыжая прядь волос, влажная от пота, прилипла к его лбу. — Я видел… Это было в южном зале В, около главного входа… Я видел, как они ворвались… отряд разъяренных людей с бластерами в руках… Среди них шли Клем, Том и Мануэль и еще двое или трое наших… все с поднятыми руками… Они заметили меня, когда проходили мимо. «Беги! — крикнул Мануэль. — Они на стороне прежнего правительства!» Один из чужаков ударил его по голове… а офицер прицелился в меня и крикнул: «Стой! Во имя закона стой!» Я был близко к углу, за которым был следующий коридор, и сказал, потихоньку пятясь назад: «Чьего закона?» — «Правительства Соединенных Штатов!» — «У нас нет с ним проблем!»… И тогда офицер сказал: «Я имею в виду законное руководство, а не бунтарей». Он увидел, что я пытаюсь улизнуть, и заорал: «Стой, или я стреляю!» Но я мигом шмыгнул в коридор. Пуля тут же ударила в стену за моей спиной, но я уже бежал…
Фрэзер тяжело опустился в кресло. «Это невозможно, — тоскливо подумал он. — Этого просто не должно быть! Такие вещи случаются только в кино, но уж никак не в тихой, размеренной жизни колонистов».
Он вспомнил, что нечто подобное было в Калькутте, когда он проходил военную службу. Его полк был послан для подавления антиамериканского восстания. Когда огнеметы направили на толпу и люди стали вспыхивать как спички, его затошнило…
Или взять случай с профессором Хавторном. Он, Марк, тогда учился в колледже и был полон розово-голубых юношеских идеалов. Хавторн казался ему воплощением мудрости и доброты. Он был слишком стар, чтобы всерьез интересовать тайную полицию, и потому продолжал преподавать СВОЮ версию истории. Вместо того чтобы восхвалять мудрость президента Гарварда, он приводил в своих лекциях цитаты из Джефферсона, Гамильтона и Линкольна. Более того, он призывал своих студентов следовать этим мыслям в жизни, а этого власть имущие вытерпеть уже не могли. Как-то вечером на старика напали юные хулиганы — конечно, совершенно случайно, а на следующий день во дворе колледжа были торжественно сожжены его книги. Хавторн вскоре умер от многочисленных ран, и ни одна газета не решилась опубликовать некролог.
Новый «истинно демократический» режим порой действовал и более гуманно. Однажды сотрудники ФБР взяли молодого Ольсена прямо из его лаборатории, обвинив в распространении подрывных памфлетов. Ольсен вернулся через несколько недель с разбухшими венами и затравленным взглядом. Карьера его была закончена, хотя и было доказано, что его арестовали по ошибке.
Однако этот случай был приятным исключением из правила. Люди исчезали почти ежедневно, и о них никто больше ничего не слышал. Да и вспоминать о них мало кто решался, люди предпочитали в разговорах восхвалять мудрость и дальновидность президента и твердость его администрации. После таких бесед тянуло прополоскать рот…
Фрэзер встряхнулся, стараясь отогнать неприятные воспоминания. Нужно было действовать, и, к счастью, он не чувствовал пока усталости. Что сказала ему Лори? «Потихоньку готовьтесь уйти из города…» Слишком поздно. Хотя… Но что произошло там, на Земле? Если бы восстание было подавлено, то вряд ли экипаж «Веги» вел бы себя подобным образом. Они взяли Клема, Тома и Мануэля… Зачем? Да потому, что все трое были инженерами-связистами и могли послать на Землю сообщение о случившемся. Так-так… Солдаты с «Веги» могут появиться с минуты на минуту. Надо действовать!
Марк вскочил с кресла и вышел в коридор. Вокруг было пусто и тихо.
— Выходи, Пат, — сказал он, обернувшись. — Если мы поторопимся, то можем захватить краулер и бежать из города. А пока пойду, соберу своих.
Пат молча кивнул и последовал за ним. Они вошли в грузовой лифт и стали спускаться на первый этаж. Сердце Фрэзера бешено билось, на лице выступил пот. Если бы он рисковал только собой…
Внизу было полно народа. Просторное фойе гудело десятками голосов. Лица людей были испуганы, на глазах женщин видны следы слез. «Эй, Марк! — позвал его один из мужчин. — Что произошло? Кое-кто говорит…»
Фрэзер пожал плечами и начал осторожно, но решительно пробиваться через толпу, направляясь к своей квартире. Ее дверь оказалась запертой.
— Господи, — с мольбой прошептал ой, — если моих нет здесь… Тогда ты, Пат, уйдешь один…
Но, к счастью, дверь тут же распахнулась. Пятнадцатилетний Колин медленно опустил кресло, которое выразительно было поднято над его головой.
— Отец! — с облегчением воскликнул он. — А я — то думал…
— Мать и Энн здесь? — не дав ему договорить, спросил Фрэзер и торопливо вошел в квартиру. Махони следовал за ним словно тень. Захлопнув дверь, Марк крикнул: — Немедленно все одевайтесь! Ева, где ты?
Жена сразу же появилась из гостиной. Она была миниатюрной брюнеткой с нежными чертами лица и большими серыми глазами. Из-за ее спины выглядывала Энн с заплаканным лицом. Девочка родилась на Ганимеде десять земных лет назад и впервые в жизни столкнулась с серьезными неприятностями.
Ева, всхлипнув, обняла мужа.
— Как хорошо, что ты пришел, Марк… Я не знала, что делать. Хотела позвонить в космопорт, но телефон отключен… — Марк ласково погладил ее по руке — та была холодна словно лед.
— Надо немедленно уходить из города, — сказал он.
— Но… нас же могут убить! — вздрогнула Энн.
Фрэзер шлепнул ее по щеке. Он был зол, но все же сумел сдержаться и ровным голосом приказал:
— Одевайтесь, я кому говорю!
Жена и дети растерянно посмотрели друг на друга и, не переча, пошли к шкафам с одеждой. Фрэзер осмотрел свой запасной скафандр и указал на него Махони:
— Возьми его, Пат. Он великоват для тебя, но что поделать…
Ева нервно стала выдвигать ящики, не зная, что выбрать.
— Сейчас не время модничать, — недовольно заметил Фрэзер. — Возьми только то, что уместится в карманах скафандра. Да положи ты это платье!
Махони отвернулся, пока Ева торопливо переодевалась. Фрэзер пристально смотрел на жену, ощущая — нет, не желание, сейчас не было на это времени, но память о желании, о прожитых вместе годах. Она отказалась от большего, чем он, прилетев на Ганимед: политика мало значила для нее, и на Земле она могла сделать отличную карьеру. «Хорошая девочка», — ласково подумал он.
Фрэзер надел свой скафандр, предварительно тщательно осмотрев кислородные баллоны, емкость с водой, пояс с концентратами, энергобатареи и ранец с инструментами. Шлем он пока оставил открытым и не стал надевать рукавицы. Дело для него было привычным, потому он управился куда раньше, чем остальные. Затем минуту или две он грустно обозревал свою квартиру, отлично понимая, что, возможно, никогда не вернется.
Она была стандартной и простой, подобно другим жилым помещениям в Авроре, но Ева сумела сделать ее уютной. Коробки с микрофильмами на книжных полках, стоящая на столе Колина наполовину законченная модель космолета, шахматы рядом с коробкой сигар… Фрэзер всегда любил шахматы и покер. Черт побери, сколько времени я угробил на все эти забавы!» — с запоздалым раскаянием подумал он. Его глаза скользнули по стене и застыли на большой фотографии, висевшей над кушеткой. Над морем с темной, почти фиолетовой водой бушевала метель из чаек. Но оно могло быть и другим, вспомнил Фрэзер. По ночам вода в заливе фосфоресцировала. Можно было опустить руки в волны, плещущие о борт лодки, и зачерпнуть ладонями жидкое лунное серебро…
Свои отроческие годы Фрэзер провел на плавучей морской станции. Ее обитатели пасли стадо китов и собирали морские водоросли. Иногда станция уходила далеко в океан, и тогда перед ними открывался целый мир НЕИЗВЕСТНОГО… Персонал станции состоял из людей многих национальностей и жил, по сути дела, одной большой коммуной. Ни о тайной полиции, ни о доносах здесь и не слыхивали, и это впоследствии больно отозвалось на последующей судьбе Фрэзера. Он оказался слишком доверчивым и мягким, совершенно не приспособленным к жизни в большом и. жестоком мире, где ни на кого нельзя было положиться. Только оказавшись много позже на Ганимеде, он вздохнул вновь свободно — ему показалось, что он выбрался из душной субмарины на поверхность моря, на свежий, порывистый ветер…
— Марк, все готовы, — сказал Махони.
— Папа, а куда мы направимся? — смешно пробасил Колин. Мальчик изо всех сил пытался казаться невозмутимым, как и положено мужчинам. Сердце Фрэзера мягко вздрогнуло. Колонисты, как правило, имели чудесных ребятишек — если те, конечно, выживали в тяжелых и непривычных для людей условиях.
— Мы поедем к одной из дальних станций, — ответил Фрэзер. — Мы не можем здесь оставаться, экипаж «Веги» состоит из гарвардистов, от которых можно ожидать любой пакости. Но им не удастся оккупировать весь Ганимед — просто людей не хватит. Спрячемся за хребтом Гленна, а там видно будет. А теперь пойдем. Пат, ты пойдешь последним. Дети, если увидите солдат в голубых скафандрах, не вздумайте бежать. Они могут открыть стрельбу.
Фрэзер вышел в коридор и некоторое время стоял, прислушиваясь. Вокруг было тихо. Тогда он пошел в сторону гаража, моля Господа, чтобы краулеры не успели взять под охрану.
Свернув в очередной раз, он увидел астронавтов с «Веги». Большой грузный мужчина в голубой униформе с белым поясом выразительно поднял бластер.
— Эй, приятель, ты куда направился? — спросил он настороженно.
Фрэзер замешкался. Вместо него ответила Ева. Очаровательно улыбнувшись, пояснила:
— Простите, офицер, но мы возвращаемся домой.
— Хм-м-м… — недоверчиво пробурчал астронавт, но было заметно, что слово «офицер» ему, рядовому, доставило удовольствие.
— Мы недавно прибыли из поселения, что на равнине Маре. Ваш командир приказал нам вернуться домой и оставаться там, что мы и делаем.
— Ладно, ладно, идите… — неохотно сказал солдат.
Ева дернула мужа за рукав, и он с окаменевшей улыбкой последовал за ней. Когда все вышли в соседний коридор, Махони присвистнул.
— Отличная работа, леди! Как вы догадались так ловко запудрить мозги этому парню?
— Все просто. Кто-то из офицеров должен находиться внутри здания и отдавать подобные команды, — ответила Ева. Ее губы тряслись от пережитого напряжения, и поэтому ей пришлось их крепко сжать.