- Вот если б изобразить это, - сказал Филин.
И Киппс, словно по вдохновению, откинул голову назад, склонил к плечу, прищурил один глаз и заявил, что - да, это не так-то просто. Тогда Филин произнес какое-то диковинное слово, абенд [abend - вечер (нем.)], что ли, видать, на каком-то чужом языке, - и Киппс, чтобы выиграть время и успеть что-нибудь сообразить, прикурил новую сигарету о вовсе еще не докуренную предыдущую.
- Да, верно, - оказал он наконец, попыхивая сигаретой.
Что ж, пока он не подкачал, вполне сносно поддерживает беседу, но надо держать ухо востро, чтоб не осрамиться.
Они повернули в сторону от набережной. Филин заметил, что по такому морю приятно плыть, и спросил Киппса, много ли ему приходилось бывать за морем. Киппс ответил: нет, немного, но он подумывает в скором времени съездить в Булонь; тогда Филин заговорил о прелести заграничных путешествий; при этом он так и сыпал названиями всяких мест, о которых Киппс и слыхом не слыхал. А Филин всюду бывал! Киппс из осторожности по-прежнему больше помалкивал, но за его молчанием таился страх. Как ни притворяйся, а рано или поздно попадешься. Ведь он же ничего в этих вещах не смыслит...
Наконец они подошли к дому. У порога своих владений Киппс страшно заволновался. Дверь была такая красивая, видная. Он постучал - не один раз и не два, а вроде полтора... словно заранее извинялся за беспокойство. Их впустила безукоризненная горничная с непреклонным взором, под которым Киппс весь внутренне съежился. Он пошел вешать шляпу, натыкаясь по дороге на все стулья и прочую мебель холла.
- В кабинете камин затопили, Мэри? - спросил он, набравшись храбрости, хотя, конечно, и так это знал; и, отдуваясь, точно после тяжелой работы, первый пошел наверх.
Войдя в кабинет, он хотел закрыть дверь, но оказалось, что следом за ним идет горничная - зажечь лампу. Тут Киппс совсем смешался. И пока она не вышла, не произнес ни слова. Но чтобы скрыть свое смущение, стал мурлыкать себе под нос, постоял у окна, прошелся по комнате.
Филин подошел к камину, обернулся и внимательно посмотрел на хозяина. Потом поднял руку и похлопал себя по затылку - такая у него была привычка.
- Ну вот и пришли, - сказал Киппс, засунув руки в карманы и поглядывая по сторонам.
Кабинет был длинной, мрачной комнатой в викторианском стиле с тяжелым потемневшим карнизом и лепным потолком, по которому лепка расходилась лучами от висевшей здесь раньше газовой люстры. Тут стояли два больших застекленных книжных шкафа, на одном - чучело терьера под стеклянным колпаком. Над камином висело зеркало, на окнах - великолепные узорчатые малиновые занавеси и портьеры. На каминной полке - массивные черные часы классической формы, веджвудские вазы в этрусском стиле, бумажные жгуты для зажигания трубки, зубочистки в бокалах резного камня, большие пепельницы из застывшей лавы и огромная коробка со спичками. Каминная решетка очень высокая, медная. У самого окна большой письменный стол палисандрового дерева; стулья и вся прочая мебель тоже палисандрового дерева и обиты красивой материей.
- Это был кабинет старого джентльмена, - понизив голос, сказал Киппс, моего деда, стало быть. Он всегда сидел за этим столом и писал.
- Писал книги?
- Нет. Письма в "Таймс" и все такое. А потом он их вырезает... и вклеивает в тетрадь... То есть так он делал, покуда был жив. Тетрадка эта здесь, в книжном шкафу... Да вы присядьте.
Филин сел, деликатно высморкавшись, а Киппс стал на его место на огромной черной шкуре перед камином. Он широко расставил ноги и постарался сделать вид, будто ничуть не смущен. Ковер, каминная решетка, полка и зеркало - все словно нарочно собралось здесь, чтобы на фоне их привычного высокомерия он выглядел жалким, ничтожным выскочкой, и даже его собственная тень на противоположной стене ехидно передразнивала каждое его движение и вовсю над ним потешалась...
Некоторое время Киппс помалкивал, предоставляя Филину вести беседу. Они не касались перемены, происшедшей в судьбе Киппса, Филин делился с ним местными светскими и прочими новостями.
- Вам теперь следует интересоваться всем этим. - Это был единственный личный намек.
Но скоро стало ясно, что у Филина широкие знакомства среди людей высокопоставленных. По его словам выходило, что "общество" в Фолкстоне весьма разнородное и объединить всех на какое-нибудь совместное дело очень нелегко: каждый живет в своем узком кругу. Как бы вскользь Филин упомянул, что хорошо знаком с несколькими военными в чинах и даже с одной титулованной особой, леди Паннет. И заметьте, он называл такие имена без малейшего хвастовства, совершенно не предумышленно, а так, мимоходом. Похоже, что с леди Паннет он беседовал о любительских спектаклях! В пользу больницы для бедных. У нее здравый ум, и ему удалось направить ее по верному пути - он сделал это, разумеется, очень деликатно, но твердо.
- Таким людям нравится, когда держишься с ними независимо. Чем независимей держишься с этими людьми, тем лучше они к вам относятся.
И с лицами духовного звания он явно был на равной ноге.
- Мой друг мистер Денсмор, он, знаете ли, священник, и вот что любопытно - из весьма родовитой семьи.
После каждого такого замечания Филин сразу вырастал в глазах Киппса; оказывается, он не только знаток какого-то Вагнера или Варгнера, брат особы, представившей картину на выставку в Королевской академии художеств, для которого культура вовсе не книга за семью печатями, но человек, причастный к тем великолепным "высшим сферам", где держат мужскую прислугу, обладают громкими титулами, переодеваются к обеду, за каждой едой пьют вино - да не какое-нибудь, а по три шиллинга шесть пенсов бутылка, - и с легкостью следуют по лабиринту правил хорошего тона, а что может быть труднее?
Филин откинулся в кресле и с наслаждением курил, распространяя вокруг себя восхитительную атмосферу savoir faire [светской и житейской искушенности (франц.)]; Киппс же сидел, напряженно выпрямившись, уставив локти на ручки кресла и слегка склонив голову набок. Маленький, жалкий, он чувствовал себя в этом доме еще меньше и ничтожней. Но беседа с Филином была чрезвычайно интересна и волновала его. И скоро, оставив самые общие темы, они перешли к более важным - личным. Филин говорил о людях, которые преуспели, и о тех, что не преуспели; о тех, кто живет разносторонней жизнью, и о тех, кто этого не делает; и тут он заговорил о самом Киппсе.
- Вы теперь будете весело проводить время, - вдруг сказал он, выставив напоказ все зубы, как на рекламе дантиста.
- Кто его знает, - ответил Киппс.
- Конечно, поначалу и промахов не избежать.
- То-то и оно.
Филин закурил новую сигарету.
- Поневоле, знаете, любопытствуешь, чем же вы намерены заняться, заметил он. - Естественно... Молодой человек с характером... неожиданно разбогател... конечно, его подстерегают разные соблазны.
- Да, мне надо быть поосторожнее, - сказал Киппс. - Старина Бин меня с самого начала предупреждал.
Филин заговорил о всяческих ловушках - как опасно держать пари, попасть в дурную компанию...
- Да-да, - соглашался Киппс, - знаю.
- А возьмите Сомнение, - продолжал Филин. - Я знаю одного юношу... он адвокат... приятной наружности, очень способный. И однако, представьте, настроен весьма скептически... Самый настоящий скептик.
- Господи! - воскликнул Киппс. - Неужто безбожник?
- Боюсь, что да, - сказал Филин. - Но, право же, вы знаете, на редкость приятный юноша... такой способный! Но весь проникнут этими ужасающими новыми веяниями. Так циничен! Весь этот вздор насчет сверхчеловека... Ницше и тому подобное... Хотел бы я ему помочь.
- Да-а, - протянул Киппс и стряхнул пепел с сигареты. - Я знаю одного малого... он раньше служил у нас в магазине... Все-то у него насмешки... А потом бросил место.
Он помолчал.
- И рекомендации у хозяина не взял... - скорбно прибавил Киппс, словно повествуя о величайшей нравственной трагедии. И, немного помолчав, докончил; - Вступил в армию.
- Да-а! - протянул Филин и задумался. Потом прибавил: - И ведь обычно на дурной путь вступают как раз самые решительные юноши, самые симпатичные.
- А все соблазн, - заметил Киппс. Он взглянул на Филина, нагнулся вперед и стряхнул пепел за внушительную каминную решетку. - То-то и оно, оказал он, - оглянуться не успеешь, хвать - и поддался соблазну.
- Современная жизнь... как бы это определить... так сложна, - сказал Филин. - Не у всякого хватает силы устоять. Половина юношей, которые вступают на дурной путь, по натуре совсем не так плохи.
- То-то и оно, - подтвердил Киппс.
- Все зависит от того, с кем человек общается.
- Вот-вот, - соглашался Киппс.
Он задумался.
- Я познакомился тут с одним, - сказал он. - Он артист. Пьески сочиняет. Умный парень. Но... - Киппс покачал головой, что должно было означать суровое осуждение нравственной позиции нового знакомца. Конечно, зато он много чего повидал в жизни, - прибавил он.
Филин сделал вид, что понял все тонкие намеки собеседника.
- А стоит ли оно того? - спросил он.
- Вот то-то и есть, - ответил Киппс.