- А-а! - В голосе Киппса впервые послышалось облегчение. - Ну, а визит как же? К миссис Уолшингем, стало быть... Как я к ней пойду?
- Да, это особо торжественный случай, - с важностью молвил Филин.
- Стало быть, как же? В сюртуке?
- Надо полагать, - со знанием дела произнес Филин.
- Светлые брюки и все такое?
- Да.
- Роза?
- Да, пожалуй. По такому случаю можно и розу в петлицу.
Завеса, что скрывала от Киппса будущее, стала менее плотной. Уже можно думать о завтрашнем дне и о тех, что придут за ним, - уже можно их различить. Сюртук, цилиндр, роза! В мыслях он почтительно созерцал сам себя - вот он медленно, но верно превращается в настоящего джентльмена. Артур Киппс, облаченный по торжественным случаям в сюртук, коротко знакомый с леди Паннет, жених дальней родственницы самого графа Бопре.
Поистине судьба неслыханно добра к нему - даже страшно. Золотой волшебной палочкой он коснулся мира - и мир стал раскрываться перед ним, точно заколдованный цветок. И в пламенеющей сердцевине цветка ждет его прекрасная Элен. Всего два с половиной месяца назад он был только жалкий младший приказчик, с позором уволенный со службы за беспутство - он как бы ждал в безвестности своего триумфа, - ничтожное зернышко, у которого весь этот пышный расцвет был еще впереди. Да, кольцо - залог помолвки - должно и качеством своим и видом соответствовать его чувствам, иными словами, оно должно быть самое что ни на есть лучшее.
- А цветы надо ей послать? - вслух подумал он.
- Не обязательно, - ответил Филин. - Хотя, конечно, это знак внимания.
Киппс задумался о цветах.
- При первой же встрече вы должны попросить ее назначить день, - сказал Филин.
Киппс в испуге чуть не подскочил.
- Как, уже? Прямо сейчас?
- Не вижу причин откладывать.
- Как же это... ну хоть на год.
- Слишком большой срок.
- Да неужто? - резко обернулся к нему Киппс. - Но...
Наступило молчание.
- Послушайте, - заговорил наконец Киппс, и голос у него дрогнул, помогите мне со свадьбой.
- С величайшей радостью! - отозвался Филин.
- Оно конечно, - сказал Киппс. - Разве ж я думал?.. - Но тут у него мелькнула другая мысль. - Филин, а что это такое тета-те?
- Тета тей [tete-a-tete (франц.) - свидание с глазу на глаз (не только Киппс, но и поправляющий его Филин тоже произносит неправильно, нужно: тет-а-тет)], - поправил Филин, - это разговор наедине.
- Господи! - воскликнул Киппс, - а я думал... Там строго-настрого запрещается увлекаться этими тетами, сидеть рядышком, и гулять вдвоем, и кататься верхом, и вообще встречаться днем. А повидаться когда же?
- Это в книге так написано? - спросил Филин.
- Да вот перед тем, как вам прийти, я все это наизусть выучил. Вроде чудно, но, видать, ничего не попишешь.
- Нет, миссис Уолшингем не будет придерживаться таких строгостей, сказал Филин. - По-моему, это уж слишком. В наше время этих правил придерживаются лишь в самых старинных аристократических семействах. Да потом Уолшингемы такая современная... можно сказать, просвещенная семья. У вас будет вдоволь возможностей поговорить друг с другом.
- Ужас сколько теперь надо всего обдумать да решить, - с тяжелым вздохом сказал Киппс. - Стало быть, по-вашему... прямо уже через несколько месяцев мы поженимся?
- Непременно, - ответствовал Филин. - А почему бы и нет?..
Полночь застала Киппса в одиночестве, вид у него был усталый, но он прилежно листал страницы книжечки в красном переплете.
На странице 233 его внимание привлекли слова:
"Траур по тете или дяде мужа (жены) носят шесть недель: платье черное, с плерезами".
"Нет, - поднатужившись, сообразил Киппс, - это не то!"
И опять зашуршали страницы. Наконец он дошел до главы "Бракосочетания" и ладонью расправил книгу.
На его лице отразилась мучительная работа мысли. Он уставился на фитиль лампы.
- Сдается мне, надо поехать и все им объявить, - вымолвил он наконец.
Облаченный в костюм, подобающий столь торжественному случаю, Киппс отправился с визитом к миссис Уолшингем. На нем был глухой сюртук, лакированные башмаки и темно-серые брюки, в руках блестящий цилиндр. Широкие белые манжеты с золотыми запонками так и сверкали, в руке он небрежно держал серые перчатки (один палец лопнул по шву, когда он их надевал). Небольшой зонтик был свернут искуснейшим образом.
Счастливое ощущение, что он одет безукоризненно, переполняло его и боролось в его душе с сознанием чрезвычайной важности его миссии. Он то и дело проверял, на месте ли шелковый галстук-бабочка. А роза в петлице наполняла весь мир своим благоуханием.
Киппс сел на краешек заново обитого ситцем кресла и облокотился на его ручку рукой, в которой держал цилиндр.
- Я уже знаю, все знаю, - неожиданно и великодушно пришла ему на помощь миссис Уолшингем. Недаром ему и раньше казалось, что она женщина здравомыслящая и все понимает. Она смотрела так ласково, что Киппс совсем растрогался.
- Для матери это великий час, - сказала миссис Уолшингем и на мгновение коснулась рукава его безупречного сюртука. - Для матери, Артур, дочь значит куда больше сына! - воскликнула она.
Брак, говорила она, - это лотерея, и если нет любви и терпимости, супруги будут очень несчастливы. Ее собственная жизнь тоже состояла не из одних только радостей: были у нее и темные дни, были и светлые. Она ласково улыбнулась.
- Сегодня у меня светлый день, - сказала она.
Она сказала Киппсу еще много добрых и лестных слов и поблагодарила его за великодушное отношение к ее сыну. ("Чего там, пустяки это все!" возразил Киппс.) Но, заговорив о своих детях, она уже не могла остановиться.
- Они оба просто совершенство, - сказала она. - А какие одаренные! Я их называю "мои сокровища".
Она вновь повторила слова, сказанные в Лимпне: да, она всегда говорила - благоприятные возможности нужны ее детям как воздух, и вдруг остановилась на полуслове: в комнату вошла Элен. Наступило неловкое молчание: видно, Элен была поражена великолепием наряда Киппса в будний день. Но уже в следующую минуту она пошла к Киппсу с протянутой рукой.
Оба они были смущены.