А между тем этого не миновать!
Вы, конечно, уже понимаете, что великолепный взлет Киппса неминуемо кончится падением. До сих пор вы видели его восхождение. Вы видели, как день ото дня он вел себя изысканнее и обходительнее, все тщательней одевался, все более непринужденно чувствовал себя в новом окружении. Вы видели, как ширилась пропасть между ним и его прежними приятелями. И, наконец, я показал вам его, безупречно одетого, исполненного благочестия, на его собственном месте - собственном! - среди свечей и песнопений в одном из самых аристократических храмов Фолкстона... До сих пор я старался не касаться, даже слегка, трагических струн, которые неминуемо зазвучат отныне в моем повествовании, ибо прежние недостойные связи были точно сети, раскинутые у самых его ног, а иные нити проникли в самую ткань его существа...
6. РАЗЛАД
В один прекрасный день Киппс взобрался на свой велосипед, на котором совсем недавно научился ездить, и покатил в Нью-Ромней, чтобы решительно и бесповоротно объявить старикам о своей помолвке. Он был уже законченный велосипедист, правда, еще недостаточно опытный; на вересковых равнинах ехать навстречу юго-западному ветру, даже летом, когда он не так свиреп, все равно, что взбираться на довольно крутую гору, и время от времени Киппс слезал с велосипеда и, чтобы передохнуть, шел немного пешком. Перед самым Нью-Ромней, готовясь к триумфальному въезду в город (он покажет, на что способен, - будет править лишь одной рукой), он решил еще немного пройти пешком, и вдруг откуда ни возьмись - Энн Порник.
И, представьте, как раз в эту минуту он о ней думал. Удивительные мысли бродили у него в голове: может быть, здесь, на вересковой равнине, в Нью-Ромней, какой-то иной дух, что-то здесь есть неощутимое, чего недостает там, за холмом, в большом и светском Фолкстоне. Здесь все так знакомо и близко, так по-домашнему. Вот калитка старика Клиффердауна подвязана новой веревкой. А в Фолкстоне - да появись там хоть сотня новых домов - он и то не заметит, ему это все равно. Как-то даже чудно. Тысяча двести в год - чего уж лучше; и очень приятно разъезжать в трамваях и омнибусах и думать, что из всех пассажиров ты самый богатый; очень приятно покупать и заказывать все, что душе угодно, и не работать, и быть женихом девушки, которая состоит в родстве, хоть и отдаленном, с самим графом Бопре; но в прежние времена, бывало, как радуешься, когда уедешь на вакации, или в отпуск, или просто на дворе вовсю светит солнце, или можно побегать по берегу моря, пройтись по Главной улице, а теперь ничего такого уже не чувствуешь. Какими счастливыми были яркие, сияющие окна - школьные вакации, когда он вспоминал их в дни ученичества в магазине. Чудно, ей-богу: стал богат, чего-чего не достиг, а те далекие дни и сейчас кажутся воистину счастливыми!
Теперь былые радости ушли безвозвратно - может, все дело в этом? Что-то случилось с миром: будто погасили лампу - и уж никогда не будет светло, как прежде. Он ведь и сам переменился, и Сид переменился, да еще как. Энн тоже, верно, переменилась.
А какая она была, когда они бежали наперегонки, а потом стояли у калитки... волосы растрепались, щеки горят...
Да, она наверняка переменилась, и уж, конечно, не стало той колдовской прелести, которой дышал каждый ее волосок, каждая складочка ее короткого платьишка. И только он успел про это подумать - а может, еще даже и не подумал, а только по своему обыкновению кое-как, ощупью пробирался в этих мыслях, как в лесу, путаясь и спотыкаясь, - он поднял голову, а Энн - вот она!
Она стала на семь лет старше и сильно изменилась, но в ту минуту ему показалось, что она совсем такая, как прежде.
- Энн! - выдохнул он.
И она радостно откликнулась:
- Господи, Арт Киппс!
И тут он заметил, что она стала другая - лучше. Она, как и обещала, стала очень хорошенькая, глаза все такие же темно-синие и так же мгновенно вспыхивают румянцем щеки; но теперь Киппс стал выше ее ростом. На ней было простое серенькое платье, облегавшее ее стройную, крепко сбитую фигурку, и воскресная шляпка с розовыми цветочками. От нее исходило тепло, нежность, радушие. Лицо ее так и сияло навстречу Киппсу, сразу видно - обрадовалась.
- Господи, Арт Киппс! - воскликнула она.
- Он самый, - ответил Киппс.
- В отпуск приехал?
И тут Киппса осенило: значит, Сид не рассказал ей про наследство. После той встречи он много и горько раздумывал над тем, как вел себя Сид, и понял, что сам во всем виноват: слишком тогда расхвастался... но уж на этот раз он не повторит ту ошибку. (И он совершил другую, прямо противоположную.)
- Да, отдыхаю малость, - ответил он.
- И я тоже, - сказала Энн.
- Погулять вышла? - спросил Киппс.
Энн показала ему букет скромных придорожных цветов.
- Давно мы с тобой не виделись, Энн. Сколько ж это лет прошло? Семь... нет, скоро уж все восемь.
- Чего ж теперь считать, - сказала Энн.
- Прямо не верится! - с некоторым волнением сказал Киппс.
- А у тебя усики, - сказала Энн; она нюхала свой букет и не без восхищения поглядывала поверх него на Киппса.
Киппс покраснел.
Но вот они дошли до развилки.
- Мне сюда, - сказала Энн. - Я к мамаше.
- Я тебя малость провожу, ладно?
Едва попав в Нью-Ромней, он начисто забыл о сословных различиях, которые играли такую важную роль в его фолкстонской жизни, и ему казалось вполне позволительным прогуливаться в обществе Энн, хоть она и была всего лишь служанка. Они болтали с завидной непринужденностью и незаметно перешли к общим и дорогим для обоих воспоминаниям. Скоро, однако, Киппс с изумлением понял, куда завела их эта беседа...
- А помнишь половинку шестипенсовика? Ну, который мы разрезали?
- Да, а что?
- Она все у меня. - Энн запнулась было, потом продолжала: - Чудно, правда? - И прибавила: - Арти, а твоя половинка у тебя?
- Где ж ей быть, - ответил Киппс. - А ты как думала? - И в глубине души подивился, отчего это он так давно не глядел на эту монетку.
Энн открыто ему улыбнулась.
- Я и думать не думала, что ты ее сберег, - сказала она. - Я сколько раз себе говорила: и чего ее хранить, все это одни глупости. И потом, вслух размышляла она, - все равно ж это ничего не значит.
Она подняла глаза на Киппса, и взгляды их встретились.
- Ну, почему ж, - чуть запоздало возразил Киппс и сразу понял, что, говоря такие слова, предает Элен.
- Во всяком случае, это не очень много значит, - сказала Энн. - Ты все в магазине?
- Я живу в Фолкстоне, - начал Киппс и тут же решил ни о чем больше не распространяться. - А разве Сид не говорил тебе, как мы с ним повстречались?
- Нет. В Нью-Ромней?
- Ага. Совсем недавно. С неделю назад, даже больше.
- А я приехала - недели нет.
- А-а, понятно, - сказал Киппс.
- Сид у нас выбился в люди, - сказала Энн. - Слышь, Арти, у него своя мастерская.
- Он мне говорил.
Они уже почти дошли до маггетовых коттеджей, где жила теперь миссис Порник.
- Ты домой? - спросил Киппс.
- Наверно, - ответила Энн.