- Этот не удерет, - сказала Энн. - Он не такой.
- Я шучу. - Киппс встал, положил трубку на каминную полку между подсвечниками, взял чек и перед тем, как положить в бумажник, стал аккуратно его складывать.
Раздался негромкий звонок.
- Это в лавке! - сказал Киппс. - Все правильно. Содержи лавку - и лавка будет содержать тебя. Вот как я думаю, Энн.
Он аккуратно вложил бумажник во внутренний карман пиджака и лишь тогда отворил дверь...
Но книжная ли лавка содержит Киппса или Киппс содержит лавку - это одна из тех коммерческих тайн, которую людям вроде меня, с отнюдь не математическим складом ума, вовеки не разгадать. Только, слава богу, милейшая чета Киппсов живет и горя не знает!
Книжная лавка Киппса находится на левой стороне Главной улицы Хайта, если идти из Фолкстона, между платной конюшней и витриной, уставленной старинным серебром и прочими древностями; так что найти ее очень просто, и там вы можете сами его увидеть, и поговорить с ним, и, если пожелаете, купить у него эту книжку. Она у него есть, я знаю. Я очень деликатно об этом позаботился. Имя у него, разумеется, другое, вы, я полагаю, и сами это понимаете, но все остальное обстоит в точности так, как я вам поведал. Вы можете потолковать с ним о книгах, о политике, о поездке в Булонь, о жизни вообще, о ее взлетах и падениях. Быть может, он станет цитировать Баггинса, кстати, теперь в его лавочке на Рандеву-стрит, в Фолкстоне, можно приобрести любой предмет джентльменского гардероба. Если вам посчастливится застать Киппса в хорошем расположении духа, он, быть может, даже поведает вам о том, как "когда-то" он получил богатое наследство.
- Промотал его, - скажет он с улыбкой, отнюдь не печальной. - Потом получил еще... заработал на пьесах. Мог бы не держать эту лавку. Но надо же чем-то заняться...
А может быть, он будет с вами и еще откровеннее.
- Я кой-чего повидал на своем веку, - сказал он мне однажды. - Да, да! Пожил! Да что там, однажды я сбежал от невесты! Право слово! Хотите верьте, хотите нет!
Вы, разумеется, не скажете ему, что он и есть Киппс и что эта книга написана про него. Он об этом и не подозревает. И потом, ведь никогда не знаешь, как человек к этому отнесется. Я теперь его старый, пользующийся доверием клиент, и по многим причинам мне приятно было бы, чтобы все так оставалось и в дальнейшем.
Однажды июльским вечером, в тот день недели, когда лавка закрывается раньше обычного, чета Киппсов оставила малыша с родственницей, помогающей по хозяйству, и Киппс повез Энн прокатиться по каналу. Пламеневшее на закате небо погасло, в мире было тепло, стояла глубокая тишина. Смеркалось. Вода струилась и сверкала, высоко над ними простерлось бархатно-синее небо, ветви деревьев склонялись к воде - все как было тогда, когда он плыл домой с Элен и глаза ее казались ему темными звездами. Он перестал грести, поднял весла, и вдруг души его коснулась волшебная палочка, и он снова ощутил, какое это чудо - жизнь.
Из темных глубин его души, что таились под мелководным, заросшим сорняками ручьем его бытия, всплыла мысль, смутная мысль, никогда не поднимавшаяся на поверхность. Мысль о чуде красоты, бесцельной, непоследовательной красоты, которая вдруг непостижимо выпадает на нашу долю среди событий и воспоминаний повседневной жизни. Никогда прежде мысль эта не пробивалась до его сознания, никогда не облекалась в слова; она была точно призрак, выглянувший из глубоких вод и вновь ушедший в небытие.
- Арти, - окликнула Энн.
Он очнулся и ударил веслами по воде.
- А? - отозвался он.
- О чем это ты раздумался?
Он ответил не сразу.
- Вроде ни об чем и не думал, - с улыбкой сказал он наконец. - Нет, ни об чем.
Руки его все еще покоились на веслах.
- Знаешь, я, верно, думал про то, как все чудно устроено на свете. Да, вот про это, видать, и думал.
- Сам ты у меня чудачок, Арти.
- Правда? И я тоже так прикидываю: какой-то я не такой, как все.
Он опять немного подумал.
- А, да кто его знает, - вымолвил он наконец, распрямился и взмахнул веслами.