Киппс мигом понял, что ему улыбнулось счастье. Он уронил свой инструмент и кинулся на помощь.
- Позвольте мне, - сказал он.
Но и ему не удалось растворить окно!
- О, пожалуйста, не беспокойтесь, - сказала мисс Уолшингем.
- Какое ж тут беспокойство! - тяжело дыша, возразил Киппс.
Однако рама не поддавалась. Он чувствовал - на карту поставлено его мужское достоинство. Он поднатужился, и вдруг с треском лопнуло стекло, а его рука, сорвавшись, проскочила в пустоту за окном.
- Ну вот! - сказала мисс Уолшингем, и стекло со звоном упало во двор.
Киппс хотел было вытащить руку, но в запястье вонзился острый край стекла. Он обернулся, виноватый и огорченный.
- Простите великодушно, - сказал он, прочитав упрек в глазах мисс Уолшингем. - Кто его знал, что оно треснет этак. - Как будто он надеялся, что стекло треснет по-другому и гораздо удачнее.
Одаренный мальчик глядел на Киппса и весь корчился, еле удерживаясь от смеха.
- Вы порезались, - сказала одна из подружек и встала. У нее было милое лицо, усеянное веснушками, чувствовалось, что она доброжелательна и отзывчива, и слова ее прозвучали спокойно и бодро, как у заправской сестры милосердия.
Киппс опустил глаза - по руке шла длинная алая полоса, молодой человек с бородкой смотрел на него круглыми испуганными глазами.
- Да, вы порезались, - сказала мисс Уолшингем.
И Киппс посмотрел на свою руку уже с гораздо большим интересом.
- Он порезался, - сказала девица в летах. Она, видно, не знала, как следует в таких случаях поступать благовоспитанной особе. - Рана... э-э... - Слово "кровоточит" она была не в силах вымолвить и лишь беспомощно кивнула содержательнице меблированных комнат.
- Это ужасно, - прибавила она; ей и хотелось поглядеть, и она не знала, прилично ли это.
- Конечно же, он порезался, - сказала содержательница меблированных комнат, вдруг рассердившись на Киппса; а девица в летах, которая не могла снизойти до человека столь явно не аристократического происхождения, вновь принялась преспокойно резать по дереву с таким видом, словно только так сейчас и следует поступить, хотя никто, кроме нее, кажется, не был в этом уверен.
- Вам надо перевязать руку, - сказала мисс Уолшингем.
- Надо перевязать ему руку, - вторила ей ее веснушчатая подружка.
- Кто ж его знал, что оно этак треснет, - простодушно повторил Киппс. Я и думать не думал...
Он опять поглядел на руку, увидел, что кровь вот-вот капнет на пол этого святилища, и, другой рукой нащупывая носовой платок, аккуратно слизнул каплю.
- Что вы делаете! - воскликнула мисс Уолшингем, а ее веснушчатая подружка вся сморщилась от ужаса.
Одаренный мальчик, не в силах дольше сдерживаться, как-то визгливо захихикал, но все же Киппсу в ту минуту казалось, что поступок, вызвавший испуганное восклицание мисс Уолшингем, вполне похвальный: мужчине подобает стойко переносить боль, в особенности если он ранен при обстоятельствах, которые, что ни говори, делают ему честь.
- Надо сделать перевязку, - сказала содержательница меблированных комнат, подняв резец. - Порез, наверно, глубокий, вон как кровь хлещет.
- Надо перевязать руку, - сказала девица в веснушках и нерешительно остановилась перед Киппсом. - У вас есть носовой платок? - спросила она.
- Нету, и как это я его позабыл? - ответил Киппс. - Я... Насморка-то у меня нет, вот, видать, я и не захватил...
Он опять слизнул кровь.
Девица с веснушками переглянулась с мисс Уолшингем. Потом обе взглянули на рану Киппса. Одаренный мальчик наконец не выдержал и отчаянно загоготал. Словно завороженная взглядом девицы с веснушками, мисс Уолшингем вынула свой носовой платок.
- Я дважды слушала лекции по первой помощи на курсах сестер милосердия, - изрекла девица в летах, - и когда порезана вена, надо действовать по-одному, а когда артерия - по-другому... вот именно...
- Дайте-ка вашу руку, - сказала девица в веснушках и с помощью мисс Уолшингем принялась деловито накладывать повязку. Да, они и в самом деле взялись его перевязывать. Отвернули манжеты - к счастью, он надел сегодня не очень обтрепанные - и, поддерживая его руку, обмотали ее мягким носовым платком, а концы стянули узлом. Совсем близко он видел лицо мисс Уолшингем, такое невообразимо прекрасное лицо.
- Мы не делаем вам больно? - спросила она.
- Ни капельки, - сказал Киппс. Да отпили они ему руку напрочь, он все равно ответил бы так же.
- Мы ведь не очень умелые сестры милосердия, - сказала девица в веснушках.
- Ужасно глубокий порез, - сказала мисс Уолшингем.
- Пустяковина, - возразил Киппс, - а вам вон какое беспокойство. И окно я разбил, вот что нехорошо. Кто ж его знал.
- Опасна не сама рана, опасно последующее заражение, - произнесла девица в летах.
- За стекло я заплачу, вы не сомневайтесь, - важно изрек Киппс.
- Надо затянуть как можно туже, чтобы остановить кровотечение, сказала девица с веснушками.
- Да чепуховина это, - сказал Киппс. - Вот что окно я разбил, это нехорошо.
- Прижми узел покрепче, душенька, - сказала девица в веснушках.
- А? - не понял Киппс. - Я хотел сказать...
Обе девицы были поглощены узлом, а мистер Киппс, весь пунцовый, всецело поглощен ими обеими.
- Начинается омертвение, и тогда неизбежна ампутация, - продолжала девица в летах.
- Ампутация, - эхом отозвалась содержательница меблированных комнат.
- Да-с, ампутация, - сказала девица в летах и вонзила резец в свой искромсанный орнамент.
- Ну вот, - сказала девица в веснушках. - По-моему, хорошо. Не слишком туго, вы уверены?
- Ни капельки, - сказал Киппс.
Он встретился взглядом с мисс Уолшингем и улыбнулся: вот видите, раны, боль - мне все нипочем.
- Это ж просто царапина, - прибавил он.