Он снова заворочался, И неожиданно услышал скрип: дверь вагона медленно откатилась, в проеме возникли три фигуры в плащах и шляпах. Прошли вглубь. Один зажег фонарик и нащупал лучом Радецкого.
— Поднимайтесь! — властно сказал один из трех, наклонившись над сопровождающим.
— Он в летаргии, — ответил сверху Турусов.
— В летаргии?! — недоуменно переспросил мужчина. — Это наркотическое состояние?
— Это болезнь психики, при которой человек может не просыпаться несколько лет.
— И кто же его так? — Мужчина выпрямился и смотрел в глаза Турусову.
— Старик один… — автоматически обронил Турусов. И тут же понял, что сказал что-то не то. — Точнее, это же болезнь… Не инфекционная…
— Ладно заикаться. Слезайте вы! — потребовал мужчина. Турусов, поправляя очки, спустился.
— А-а! Мы уже у вас были как-то. Помню. Тут все в порядке? Все в сохранности?
— В общем да…
Мужчина осветил груз и присвистнул от удивления.
— А это что за гость? — Он перевел взгляд и луч фонарика на лицо Турусова.
— Сам залез… — начал испуганно оправдываться тот, не соображая, почему он так боится этих трех пришельцев. В прошлый раз они унесли ящик, вели себя тоже странновато, но чувства страха тогда не вызывали.
— Проверьте! — негромко приказал двоим собеседник Турусова, махнув рукой в сторону старичка.
Двое подошли к ящикам. Послышался их шепот, потом невнятное бормотание проснувшегося, но ничего не понимающего старика.
— Кто вы такой? — громко и недовольно спросил у него мужчина.
— Я персональный пенсионер огромного значения… — вставая затараторил старик.
— С какого года на пенсии?
— С сорок восьмого.
— Иван Петрович, — главный повернулся к одному из своих помощников, — как там у нас с пенсионерами сорок восьмого?
Иван Петрович, внешне ничем не отличавшийся от других пришельцев, достал записную книжку, полистал, подсвечивая себе фонариком, поднес ее к глазам — видно был близорук.
— Пенсионеры сорок восьмого, пятьдесят пятого, шестьдесят четвертого досрочные.
— Вот видите, товарищ пенсионер! — главный нехорошо улыбнулся. — Вы не доработали. Что же вы делаете здесь?
— Подвезти попросил… — залепетал не на шутку перепуганный старичок.
— Хо-хо-хо! — расхохотался главный. — Вам известен маршрут этого поезда?! Так куда же вы собрались на нем подъехать?
Старик глубоко вздохнул, нахмурился и уставился в пол.
— Иван Петрович! — снова обратился главный к своему помощнику. — Проверьте, как там обстоит с ящиками. Все ли на месте?
Иван Петрович снова направился в угол. Луч фонарика пробежал по стенке вагона, опустился на груз.
— Если бы я вам поверил, мне было бы очень горько разочароваться! — сказал главный пенсионеру. — Но, слава богу, я давно уже никому не верю, поэтому и разочарований никаких. Вы здесь хотели что-то выкрасть. Я в этом больше чем уверен. Вы мне, я попрошу, не спешите рассказывать правду. Мне легкая правда не нужна. Вы должны будете выстрадать право рассказать ее мне, вот тогда и у вас, и у меня возникнет огромное чувство облегчения. Пойдете с нами.
— Леонид Михайлович! — послышался радостный голос Ивана Петровича. — Наш пенсионер спал на ящике ТПСБ 1748!
— Вот как?! — Мужчина, командовавший ночным парадом, на секунду задумался. — Ну, вот и ответ. Не считайте, однако, что вы уже в чем-то признались. Право на признание надо выстрадать!
Турусов стоял и как завороженный слушал слова этого ночного распорядителя, обладающего голосом удивительной твердости и умеющего так интонационно разбить каждое предложение, что, казалось, откуда-то свыше диктуются величайшие законы простым смертным.
— Ящик тоже придется забрать. — Леонид Михайлович, как бы сожалея, покачал головой. — Иначе мы не сможем сравнить будущее признание пенсионера с исторической правдой.
Третий гость, не проронивший до сих пор ни слова, аккуратно, как неопытный папаша свое дитя, взял ящик на руки и почти торжественно подошел с ним к открытой двери.
Иван Петрович, крепко держа под локоток персонального пенсионера, тоже направился к выходу.
Главный, Леонид Михайлович, без единого слова пожал руку Турусову — как клещами сдавил. Пристально глянул сопровождающему в глаза.
— И все-таки, — сказал он, — если этот не проснется в ближайшие дни, подумайте о кандидатурах на его место. Составьте список с адресами. В следующий раз дадите лично мне в руки.
Стук колес стер внушительные слова Леонида Михайловича. Турусова словно с неба опустили или резко разбудили. Четверо уже собирались выйти на ходу из вагона в темноту этой вечной ночи, куда они навсегда уходят и откуда всегда возвращаются.
— Постойте! — выкрикнул Турусов, почувствовавший, что какой-то важный вопрос остался нерешенным.
Те обернулись в медленном плывущем движении, и вдруг цепким кошмарным эхом зазвучал в вагоне крик. Царапая уши, чуть не до кровотечения, крик этот несколько долей секунды метался по вагону и исчез внезапно, словно выскочил в открытые двери и его смело встречным ветром.
Трое у дверей в плащах и шляпах, обернувшись к нему, терпеливо ждали.
— Что вы хотели? — спросил наконец главный.
— А ящик? Как с ящиком?.. Он же в накладной…
— Не волнуйтесь, — посоветовал главный. — Может быть, я верну вам в следующий раз. Обидно, что он не успел выстрадать право на признание…
Последняя фраза уже не касалась Турусова. Она была сказана себе — четко и негромко.
Трое вышли в темноту, до краев наполненную шумом идущего поезда.
Турусов задвинул двери и, прислонившись к ним, чувствуя опустошенность и свою собственную ничтожность в этом излишне конкретном мире, замер.
Утро застало Турусова спящим на соломе в совершенно незнакомом вагоне довоенного образца. Под головой — его же вещмешок. Пахло коровником.
Проснулся Турусов бодрым, но сразу же сник, увидев, где он находится. Поезд шел очень медленно.