Расспросив старика поподробнее, Турусов отправился в путь. Снова пал туман, туманный занавес опускался все ниже и ниже. Воздушное молоко колыхалось на уровне второго этажа, укутывая балконы и все то, что создано, чтобы быть видимым.
Когда Турусов дошел до клуба, молоко уже съедало вторые этажи зданий и упрямо тянулось к земле.
Турусов поднялся на крыльцо и постучал.
Дверь, обитая листовым железом, тяжело приоткрылась, седой невысокий старичок с усиками щеточкой пристально глянул на посетителя.
— Разрешите войти? — попросил Турусов.
— У нас клуб теоретического собаководства, — отчеканил старичок и хотел было закрыть дверь, но Турусов успел вставить в проем носок ботинка.
— Я по другому вопросу, — произнес он как можно загадочнее.
— По какому? — старичок недовольно поморщил нос.
— Касательно ящиков с шифром ТПСБ… — негромко сказал Турусов и тут же понял, что пришел по правильному адресу.
Старичок разволновался, на его лбу выступил пот. Он впустил посетителя, засуетился, засеменил рядом.
Внутри было тесно. Ярко горела стоваттка без абажура, свисавшая с потолка: освещала грубо сколоченный стол на коротких ножках и четыре стула. На стенах висели три великих портрета и пустая рамка под стеклом.
Турусов поздоровался. На него пристально смотрели три старика, сидевших неподвижно под портретами.
— Присаживайтесь, молодой человек! — торопливо сказал тот, что открывал двери. — Итак, вы историк?
— Нет. Бывший сопровождающий.
— Значит, все-таки историк. Что ж, давайте сначала познакомимся. — Старичок подошел к столу. — Меня зовут товарищ Федор. Это, слева направо, товарищ Михаил, товарищ Алексей и товарищ Борис.
Старики величественно кивнули, услышав свои имена.
— Моя фамилия Турусов. Можно: товарищ Турусов.
— Нельзя! — строго произнес товарищ Федор. — Вы не товарищ, у вас другая система отношений и смысл у слов другой. У вас нынче никаких, в принципе, настоящих товарищей и нет, одни граждане. Ну, рассказывайте!
Все четверо внимательно смотрели Турусову в глаза.
— Я хотел от вас узнать… — Турусов пожал плечами и недоумевающе обвел взглядом хозяев клуба теоретического собаководства.
— От нас?! — удивленно переспросил товарищ Борис, худой высохший старик с подкрашенными хной седыми волосами. — А что вы хотели узнать?
— О содержимом ящиков…
— Мы сами, молодой гражданин Турусов, узнаем о каждом отдельном ящике только при вскрытии, но увы это бывает нечасто. — Товарищ Федор обошел вокруг стола и остановился возле товарища Бориса. — Мне казалось, вы пришли помочь нам. Я не спрашиваю, каким образом вы нас разыскали.
— Да я — то чем могу помочь?! — Турусов озадаченно помолчал.
— Можете! — уверил товарищ Михаил, теребя дрожащей рукой значок “Ворошиловский стрелок” на выцветшем военном кителе. — Вы же хотите стать Товарищем.
Акустика комнатки приглушила слова и звуки, добавляла в них железные нотки. Турусов даже поежился. На секунду показалось, что он в комнате медиума разговаривает с душами умерших. Заметил: единственная оконница заложена кирпичом. Значит, внешнему свету сюда не добраться.
— Дело в том, что про вас и вашего коллегу мы знаем. — Товарищ Борис скрестил руки на груди. — Знаем и то, что сегодня в четыре утра в Выборг заедет другой состав. Его будут переформировать. Там тоже есть вагон с сопровождающими. Нас интересует ящик ТПСБ 46XX. Это что-то вроде дополнения к толковому словарю, не вместившему по случайности все толкования слов и названия действий. Вы молоды, вы нам поможете.
— Хорошо, — согласился Турусов. — А что именно в этом дополнении?
— Не имеет смысла говорить о том, что бы мы хотели там обнаружить. — Товарищ Федор покачал головой. — Во всяком случае, этот ящик должен кое-что прояснить.
— А разве вы чего-то не. знаете? — искренне удивился Турусов.
— Многие думают, что мы хотим что-то скрыть от граждан, — зазвучал монотонный голос товарища Бориса. — Но скрывать можно только то, что знаешь. Те, кто делают Историю, знают лишь собственный вклад в нее и обычно не спешат поведать о нем первому встречному историку. Мы объединились на старости лет, чтобы попробовать своими силами воссоздать хотя бы малейшие эпизоды нашего прошлого со всеми деталями, но без первопричин и последствий. Увы, все оказалось сложнее. Наши вклады не составили и сотой доли исторических свершений и ошибок. Но все-таки мы БЫЛИ. Нас сделали персональными пенсионерами и отрезали от действительности. Ни один журналист не хотел записать с наших слов правду о событиях, в которых мы участвовали. Они говорили, что такая история и такая правда в нынешнее светлое время никому не нужны. Мол, все уже описано так, как надо, учеными историками, которые лучше знают, что и как описывать. Только один корреспондент признался: он должен писать о будущем, а если о прошлом, то только о сегодняшнем прошлом, пока оно не стало вчерашним. Поэтому мы сами стали восстанавливать былое, реконструировать его.
— И, честно говоря, запутались немного, — перебил товарища Бориса товарищ Федор. — Но именно ящики нам во многом помогают. И вы сегодня нам поможете снять с вагона нужный груз. Уже два часа ночи.
— Скоро пойдем, — безучастно произнес товарищ Михаил.
— И все равно никто никогда не узнает всю историческую правду. — Товарищ Алексей, похоже — самый старый из них, устало глянул на гражданина Турусова. — Она существует, она бродит крупицами по памяти людей, по пожелтевшим бумажкам, но ни у кого не хватит силы и желания собрать все эти крупицы и бумажки вместе.
— Я до сих пор удивляюсь, как это тебя в тридцать восьмом вывели из-за заведенного грузовика и отпустили домой! — Товарищ Борис ехидно посмотрел на своего соклубника.
— Нам надо помолчать перед выходом! — обрубил разговор товарищ Федор.
И все замолчали.
Выйдя из зданьица, услышали вой собаки, приглушенный туманом.
— Это вой одиночества, — изрек товарищ Борис.
— Нет, — не согласился товарищ Федор. — Это вой тоски.
— Мне кажется, это вой волка, — вставил свое мнение Турусов.
— Да, одно из трех. — Товарищ Алексей вздохнул, думая о том далеком грузовике, вой мотора которого мог оказаться последней музыкой его жизни.
— Идти мы будем медленно, — предупредил Турусова товарищ Федор. — У нас слишком короткий путь.
Через полчаса Турусов споткнулся о рельс.
— Какой ногой? — оживленно спросил товарищ Борис.
— Правой.
— Значит удача, — радостно сказали старики.
По старым приметам — наоборот, подумал Турусов.
Поднялись на сортировочную горку, где густой паутиной сбегались в один узел рельсы, и в ожидании нового пути стояли одинокие, недвижимые пока вагоны. С какого-то дальнего здания тускло светил прожектор. Слабый луч его был не в силах бороться с темнотой, в которой вдруг мелькнули два огонька. Донеслись голоса.