— Извини, — она коснулась губами его шеи. Он коснулся губами ее лба. — Круг утратил свой блеск, — усмехнулась она.
— Все равно нас уже не снимают. Сейчас это не имеет значения.
Где-то за гигантским столом в форме морского конька, уставленным разными напитками, раздался женский плач. Музыканты заиграли громче. Множество светящихся морских звезд ползало по влажному небу на своих гусеничных лучах. Одна, пробираясь прямо над ними, обрызгала их соленой водой.
— Поедем завтра, — сказал он.
— Да, завтра.
— Как насчет Испании? Сейчас сезон хереса. Будет Juegos Florales de la Vendimia Jeresananote 14. Может быть, в последний раз.
— Слишком шумно, — поморщилась она, — со всеми этими фейерверками.
— Зато весело!
— Весело, — выдохнула она кривящимся ртом. — Давай поедем в Швейцарию и притворимся, что мы старики или что умираем от романтического чувства.
— Некрофилка! — фыркнул он и поскользнулся на мокром, но устоял. — Тогда уж лучше тихий горный лох — ты сможешь наслаждаться туманом и миазмами, а я — молоком и натуральным медом.
— Нет, — сказала она дрожащим пьяным голосом, — поехали в Нью-Гемпшир.
— Тебе не нравится Шотландия?
— Я никогда не была в Нью-Гемпшире.
— А я был, и мне там не понравилось. Это вроде твоего описания Луны.
Какой-то трепет в воздухе, словно бабочка влетела в пламя свечи.
Неподвижная черная молния медленно расширялась в зеленом небе. Закапал теплый дождь.
Пока она снимала туфли, он потянулся налево за бокалом на дрейфующем подносе. Выпил и поставил на место.
— Вкус такой, словно вино разбавлено.
— Наверное, Круг стал экономить, — ответила она.
Вдали Мур заметил Юнгера со стаканом в руке, смотрящего в их сторону.
— Я вижу Юнгера!
— И я. Он качается.
— Как и мы, — засмеялся Мур.
Седая шевелюра толстого барда была всклокочена, левый глаз почти совсем закрылся. Он неразборчиво пробормотал что-то и рухнул, разливая вино. Никто не направился ему помочь.
— Видимо, он опять чересчур набрался.
— Увы, бедный Юнгер, — сказала она без выражения. — Когда-то я хорошо его знала.
Дождь продолжал падать, а танцоры кружились по залу, словно фигурки в любительском кукольном театре.
— Вот они! — крикнул человек в малиновом хлопающем плаще, не из членов Круга. — Спускаются!
Все, кто был еще вменяем, смотрели верх, и дождь лил им в глаза. В безоблачной зелени плыли три серебряных дирижабля.
— Они пришли за нами, — заметил Мур.
«Они сделали это!»
Музыка на мгновение замерла, словно маятник в высшей точке. И заиграла снова.
«Доброй ночи, леди, — выводил оркестр, — доброй ночи, леди…»
— Мы спасены!
— Поедем в Юту, — его глаза были влажными, — у них там нет моретрясений и цунами.
«Доброй ночи, леди…»
— Мы спасены!
Она стиснула его руку.
«Весело мы кружимся, — ликовали голоса, — кружимся, кружимся…»
— Кружимся, — сказала она.
— Весело, — подтвердил он.
«Над глубоким морем!»
Месяц Круга спустя после величайшего происшествия в истории Круга, едва не положившего ему конец (другими словами, в лето господне и президента Кэмберта 2019-е, через двенадцать лет после моретрясения), члены Круга Мур и Леота (урожденная Лахезисnote 15) стояли на ступенях Дома Спящих на Бермудских островах. Было почти утро.
— Я верю, что люблю тебя, — проговорил он.
— К счастью, для любви не требуется вера, — ответила она, прикуривая сигару от его огня, — потому что я не верю ни во что.
— Двадцать лет назад я встретил на балу прелестную женщину и танцевал с нею.
— Пять недель назад, — поправила она.
— Я спрашивал себя, захочет ли она когда-нибудь покинуть Круг, вновь стать человеком и возложить на себя бремя земных тягот.
— Я часто спрашивала себя о том же, — сказала она, — в минуты скуки. Она не захочет. По крайней мере, пока не станет старой и уродливой.