- Скоро двадцать.
- Лет этак через пять, - съязвил Кислов.
- Ладно пургу-то. Через два.
- Как звать?
- Романом. Так себе имечко, графом попахивает.
- Каким графом?
- Естественно, Толстым. Он же у нас романы кропал, как помешанный.
Вот тебе и уличный урка, Льва Николаевича знает.
- Читал? - спросил Кислов, чувствуя себя этаким папашей, который экзаменует сына-недоросля.
- Читал, - ответил Роман и снова сплюнул. - Длинно, скучно. Мне у него "Севастопольские рассказы" нравятся. Тут я согласен с Хемингуэем.
Ёксель-моксель, ну надо же.
- Всё, - сказал Кислов. - Пришли. Дальше можешь не провожать, я сам поднимусь по лестнице. Там пусто, как видишь - кодовый замок. Держи зонт, пригодится.
Действительно, дождь припустил еще пуще.
- Я на помойке лучше найду, - пробормотал Роман, но зонт взял. - Стало быть, если куда вечером намылишься, звони Гордеичу, он пришлет охрану. А я завтра с утречка буду ждать. Ко скольки приходить?
Ага, спохватился, вновь перешел на простонародную речь. Занятный парень.
- Если дома делать нечего, приходи без десяти девять, - ответил Кислов. - Ну чего, Рома, давай пять, рад был познакомиться.
- Дык и я, - расплылся Роман, пожимая ему руку...
Из дома уже, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Кислов позвонил Фадееву. Сказал:
- Это Кислов. Готов подписать договор.
- Какой Кислов? - не понял поначалу Фадеев, но тут же поправился: - А-а, Игорек. Извини, друг. В Пензе Кисловых развелось, как блох на собаке. Гы-гы, это тебя не касается. Созрел, значит?
- Да, - твердо ответил Кислов. - Зачем, думаю, неделю ждать?
- Это верно. Андрюху отозвал?
- Не могу найти, - соврал Кислов.
- А чего искать-то? - лениво произнес Фадеев. - Попроси Уханова, и всего делов.
Всё, сволочь, знает.
- Ладно, - сказал Кислов. - Что за паренек этот Роман?
- Сын полка, - ответил Фадеев. - Так, стало быть, договор. Ага. Завтра в полдень жди...
Уханов приволокся в начале девятого с каким-то невзрачным серенько одетым типом лет сорока. Поставил в кухне на просушку мокрый зонт, принялся хозяйничать с продовольственными припасами, перенося салаты, грибы, мясную и рыбные нарезки в столовую. Деловой такой, даже не познакомил типа с Новиковым. А тот, в смысле тип, молчун такой, и рад, сел себе в кресло, врубил торшер и принялся листать прошлогодний "Плэйбой". Пяток этих журналов валялись на журнальном столике как раз для таких вот молчунов.
Новиков в свою очередь расставил тарелки, стопочки, фужеры, разложил ножи, вилки, нарезал хлеба - всё, вроде бы, при деле. В один из моментов поймал вдруг на себе взгляд незнакомого гостя - тот его, похоже, изучал.
Выйдя на кухню, Новиков сказал хлопочущему со съестным Уханову:
- Это что, нынче так модно - не знакомить?
- Как, вы его не знаете? - удивился Уханов. - Это же Редутов, известный астролог. Я намеренно не познакомил, пусть вас исследует своими хитрыми методами.
- Что меня исследовать? - проворчал Новиков. - Я же не лошадь Пржевальского. Лошади, может, и всё равно, а мне неприятно. Могу в рыло дать, хоть он и Редутов.
- Ишь, распетушился, - усмехнулся Уханов. - Пойдемте, познакомлю, коль вам неприятно.
Редутов оказался славным малым, больше не пялился, видать - нужную информацию набрал, помалкивал, улыбался. Но когда, после того, как все насытились, Уханов попросил его поделиться соображениями по поводу будущего Андрея, он напустил на себя туману и принялся говорить медленно, нараспев, глядя прямо перед собой, точно читал невидимую книгу.
- Очень скоро смените обстановку, - сказал Редутов. - Упадете на дно, будете убивать. У вас будет много денег, не транжирьте их, положите на вклад. Придется постараться, чтобы вас не узнали знакомые, но при неудачном раскладе эта смена обстановки может означать печальное - вы погибнете. Нужно быть осторожным при обращении с автотранспортом. Вас может покусать собака и сбить лошадь.
- Пржевальского? - уточнил Новиков.
- Серьезнее, Андрей Петрович, - сказал Уханов. - Мотайте на ус, может пригодиться.
- У вас будут враги, - продолжал Редутов. - Но главный ваш враг в инвалидной коляске. Поскольку он инвалид, он очень злобен.
Редутов замолчал, вчитываясь в невидимую книгу, и буднично сказал:
- Одним словом, Андрей Петрович, при разумной осторожности ничего плохого с вами не случится.
"Это я и без тебя знаю, умник", - подумал Новиков, вслух же произнес:
- А поконкретнее нельзя? Моим племяшкам ваши коллеги нагадали, что одна замуж выйдет в 23, а другая в 27, но может и в 32. Одна должна родить великана в полпуда весом, другая уехать за границу и встретить там принца. Так вот, первая в 23 уехала за границу и вышла замуж за великана, но не родила, а сбежала назад. У второй с заграницей напряженка и с принцем полный отлуп. Я в том смысле, что нельзя ли поконкретнее: в каком году и желательно месяце я сменю обстановку, когда точно меня собьет лошадь и по какой улице Москвы мне не ходить, чтобы меня не переехал на коляске злобный инвалид?
- Вы непременно хотите, чтобы я вас напугал? - участливо спросил Редутов. - Извольте.
Вынул из нагрудного кармашка лист бумаги, развернул, положил на свободное место поближе к Новикову.
- Гороскоп, что ли? - спросил Новиков.
- Именно, - ответил Редутов. - Ваш гороскоп по вашим паспортным данным. Поскольку точное время рождения мне неизвестно, пришлось это время экстраполировать с помощью таблицы эфемерид. Вы родились в полчетвертого ночи. Верно?
- Верно, - отозвался Новиков, чувствуя, что сейчас его будут околпачивать, так как в этих натальных гороскопах он, спец по горно-водолазному делу, ни тпру, ни ну, ни кукареку.
Редутов же, водя чайной ложечкой по зодиакальному кругу, по расположенным на нем планетам, по пронумерованным римскими цифрами секторам домов, объяснял что-то про гармоничные и дисгармоничные аспекты, про программы присущих Андрею домов, про какие-то попятные планеты, лунные узлы, узлы в домах, - и всё это с пунктуальной дотошностью, которая наводила тоску. Тоску же это наводило оттого, что хорошего было мало. Проектировали Андрюху по отечественным лекалам, которые изначально были с брачком-с.