- Никому не открывайте, - посоветовал Новиков. - Хмырь может вернуться за портфелем.
- Будь спок, - смачно зевнув, отозвался певец. - Дверь за собой захлопни, дружище, и заглядывай почаще.
Глава 28. Пятница. Вечер
Около шести вечера в Управлении уже было пусто. Пятница, крайний день, чекисты тоже люди.
Кузнецов, ослабивший галстук, парился в своем кабинете, разглядывая журнал с гигантской вагиной на обложке.
- Эге, - прокомментировал Новиков, ища глазами, куда бы поставить портфель.
В Москве до чего уж привычные к чудачествам люди, а и то косились на замызганный предмет, потом на хозяина. На какой, мол, помойке, огрёб?
- Да уж, - отозвался Кузнецов, поворачивая журнал к себе обложкой. - Вот, понимаешь, героический дедулька принес. Говорит, в киоске купил рядом с метро. Спрашивает у меня: мы за это воевали, чтобы нам эту фигню внаглую показывали? Это что - намёк? И ты знаешь, я считаю - он прав. Капитализьм капитализьмом, а меру знать надо.
Говоря это, он и так и этак разглядывал обложку, разве что не цокал от удовольствия.
Не найдя ничего лучше, Новиков водрузил портфель на кузнецовский стол. Юрок аж подскочил, задохнулся от возмущения.
- Спокойно, - сказал Новиков, раскрывая портфель и вынимая мантию. - Вот, гляди, это я пальнул, здесь достаточно крови для анализа.
Демонстрируя, просунул палец в дырку.
Посмотрев на него, как на помешанного, Кузнецов сел.
- Портфельчик, между прочим, принадлежит серийному убийце, - объяснил Новиков, убрав мантию в портфель. - Изъят с места покушения. Поройся любопытства ради.
- Это что - из Чертанова? - уточнил Кузнецов.
- С Лялиного переулка.
- Ах, ты уже и на Лялином побывал, - понимающе сказал Кузнецов. - Пиво пил?
- Водку.
- Силен, бродяга. Ну ладно, время еще есть. Излагай, что произошло в Лялином переулке, а потом я тебя ушибу Чертановым. Или сразу ушибить?
- Попозже, - отмахнулся Новиков и, усевшись на стул, рассказал, как посетил певца до Моллюскова и после Моллюскова.
- Да, славно поработал, - выслушав его, изрек Кузнецов. - Эту вещицу надобно тщательно исследовать.
Без прежней брезгливости, заинтересованно полез в портфель, выгрузил на стол уже известные нам предметы. Открыл наружную молнию, нашел в кармашке билет в метро на десять поездок, из которых три были использованы, две сегодняшним числом. Спросил:
- Как, говоришь, этот стервец выглядел? Как упырь?
- Значит, был в маске, - ответил Новиков. - Зачем упырю ездить на метро, если у него крылья есть?
- Ты мне с упырями голову не морочь, - сказал Кузнецов. - И без них тошно.
Снял телефонную трубку, произнес тихо:
- Зайдите, есть материал.
Подумав, спрятал порножурнал в стол.
Стало тих-тихо, только шелестел кондиционер да где-то под потолком зудела муха.
- Тут Игорек Емелю прислал, - сказал Кузнецов. - Внедряется к Фадееву. Тот, между прочим, требует тебя отозвать.
"Емеля - это, поди, е-мэйл", - машинально подумал Новиков.
Вошел озабоченный сутулый очкарик лет сорока. Кузнецов кивнул на кучу барахла у себя на столе, попросил тщательно обследовать, особенно кровавые пятна на черном материале в районе пулевых отверстий. Последнее реально?
- Попытаемся, - расплывчато ответил очкарик. - Портфельчик тоже брать?
- Непременно, - сказал Кузнецов. - Везде наши пальчики.
Показал на себя и на Новикова.
- Как же без них, родимых? - скучно произнес очкарик, сгребая кучу в портфель. - Когда?
- Завтра к утру.
- Условия те же, Юрий Николаевич. Я один.
- Не обижу.
Очкарик ушел, понурив голову.
- Какой-то он снулый, - заметил Новиков.
- Будешь тут снулым, когда всю ночь ковыряться, - ответил Кузнецов. - Так вот, Андрюха, насчет Чертанова...
Два этих субчика, малохольный и широкоплечий, с которыми Новиков столкнулся в квартире Моллюскова, были не ментами, с ментами разговор был бы короток, а служили, увы, на Большой Лубянке в особом отделе Сапрыкина. Этим, собственно, всё было сказано. К обычным убийствам они привлекались редко, и как вышли на это в принципе заурядное дело, оставалось только гадать. Были, значит, какие-то веские причины.
Андрею бы не лезть на рожон, а дать деру, может всё сошло бы с рук, так нет, принялся козырять липовым удостоверением, набил морду самому Вениамину Шагалину - мастеру международного класса по боевому самбо. Ну и это бы ничего, хотя малохольный, он же майор Терентий Логус, запомнил номер удостоверения, а вдвоем они бы смогли составить достаточно сносный фоторобот, но эта тронутая Моллюскова, которая, оказывается, состояла на учете в психодиспансере, не просто ходила по квартире за чекистами, а тайно снимала их цифровой фотокамерой. Отключила, понимаешь, вспышку, и наяривала через дырку в кармане, как заправская шпионка, поди-ка заметь.
Однако же Логус, въедливый гад, заметил. Прямо перед уходом, когда за Шагалиным приехала скорая, которая, кстати, забрала и Моллюскову.
Что-то в кармане прибабахнутой бабы блеснуло, Логус хвать за карман, ну и так далее.
Короче, Андрей прекрасно вышел на пяти фотографиях, причем в двух случаях на фоне побитого Шагалина и распростертого Логуса. На фоне мертвого Моллюскова он получился неважнецки, поскольку был снят со спины, но одежда, силуэт были явно его.
- Вот так, Андрюха, - сказал Кузнецов и вздохнул. - Слава Богу, они не знают, кто ты есть на самом деле, но это, сам понимаешь, вопрос времени. А ребята они злопамятные, обиды не прощают. Кроме того, следователь Сергеев уже начинает мелькать в деле пенсионеров.
- Каким образом? - удивился Новиков.