Я ничего не стал расспрашивать больше — я постелил ему и пошел спать. Жена спросила сквозь сон:
— Что у него?
— Да ничего. Опять с женой не ладит.
— Вот бедняга… Это та самая Валя?
— Да.
— Вот это любовь, вот это муж!
…И где-то среди еле слышного ночного шепота она уснула.
Мне не спалось — и вот я босо зашлепал на кухню.
— Покурим? — Я как-то был уверен, что он не спит.
Он не спал.
— Давай. Но только дверь прикрой, чтоб им не тянуло. Я все-таки чувствую, что стесняю вас…
— Да ладно тебе.
Мы помолчали.
— Я ведь, честно говоря, не только ночевать к тебе. Я ведь и на помощь рассчитываю…
— Ну?
— Помог бы ты мне.
— Искать ее?
— Да.
Я зевнул долгим ночным зевком и подпер рукой отяжелевшую голову.
— Не представляю себе…
И я вдруг стал хвалить Валю:
— Есть, есть в ней что-то чертовское… И не поймешь что! И ведь не скажешь, что красива, верно?
Я произнес утвердительно:
— И всегда в ней было это. Я ее с детства помню.
Гребенников тему не поддержал.
— А я слышал, вы разводились…
— Да. Мы и сейчас разведены, — спокойно сказал он.
— Правда?
— Да… Но, честно говоря, разведены мы или не разведены — это уже не имеет значения. Все перепуталось.
— Как же так?
— А вот так.
— Но живете-то вы вместе?
— Да.
— Так, — сказал я машинально, — значит, она опять Чекина? Опять под своей фамилией?
На темной стене кухни были светлые пятна от ночных фонарей — чуть светленькие и какие-то зябкие пятна. Я уставился в них и повторял:
— Д-да… Валечка Чекина… Валечка Чекина! — Я сказал: — Ну и как же вы жили эти три… нет, четыре года?
Он усмехнулся:
— По-разному.
Мне все хотелось обрисовать ее в нескольких фразах, как-то очертить ее, оценить, что ли. (И совсем не хотелось ее завтра искать.)
— Не понимаю, зачем за ней бегать, — сказал я. — Это ведь еще хуже.
Он не ответил.
— …Ей важен именно минутный шум. Она, конечно, обаятельная, но, в сущности, девочка пустенькая. Совсем пустенькая. Коптит себе небо и ничегошеньки не думает… Разве нет?
Я ждал, что Гребенников как-то поправит меня (с чем-то не согласится), а он молчал.
— Почему ты молчишь? Или тебе это неинтересно?
— Нет… Это интересно, но для меня это неважно, — сказал он как-то очень тихо, очень спокойно и просто.
— Какая она — неважно?
— Неважно.
И тут уж мне стало совестно.
— Ты прости, пожалуйста, — сказал я. — Понимаешь, сейчас время такое… Сейчас смеются над такими, как ты. Вышучивают. Ты меня тоже пойми: это ведь редкость, чтоб вот так, как ты к Вале… — Я сглотнул слюну и, помедлив, добавил: — То есть из-за нее… То есть ты без нее не можешь, да? — Я как бы усмехнулся: — Это ведь редкость…