- Я хозяин на пароме, - не то проговорил, не то пролаял псоглав. Никто тут не смеет не подчиняться моим приказам.
- Это не умерший, Гар, - покачал головой отпущенник. - Это тоже посланец, как и я. Но только совсем других сил. Думаю, они могут превысить твои возможности.
- Ты ещё не знаешь эти мои, как ты выражаешься, возможности, осклабился паромщик. - Я никому не позволю тут безобразничать.
Шедув пожал плечами и шагнул в сторону, а собакоголовый ощетинил шерсть на загривке, направил вперед выпущенные когти мощных рук и устремился на причал.
Воин невозмутимо ждал его, широко расставив ноги на середине дощатой платформы. Мечи медленно вращались в его руках, глазами он поводил из стороны в сторону в такт движения клинков. На боку у него висела перевязь с дюжиной метательных ножей, на другом - массивная булава на короткой ручке, утыканная широкими стальными треугольниками, которые, конечно, были остро отточены.
Все это псоглав быстро оценил своими маленькими бульдожьими глазами. Он остановился напротив воина и глухо зарычал, отчего длинная и густая шерсть на его загривке вновь встала дыбом. Воин не издал ни звука, и молчание его было завораживающим и пугающим одновременно. Рычание псоглава между тем поднялось на очень высокую ноту, и он стремительно ринулся в атаку.
Клинки сверкнули почти одновременно, раздался лязг, и Книгочей, готовящийся было напасть на воина сзади, ошеломленно замер. Псоглав отбил мечи руками, то ли когтями, то ли внутренними сторонами ладоней, которые были у него цвета сухого песка. Мечи просвистели вновь, и паромщик отступил.
Патрик чертыхнулся в душе - оружия не было никакого. Тогда он принялся выламывать из парапета, который огораживал настил причала, легкую и узкую доску, чтобы орудовать ей на манер копья. Доска не хотела поддаваться, и Книгочей, увлеченный своим занятием, совсем не заметил, как воин очутился рядом с ним. Друид попытался заслониться локтем, но холодный клинок уже кольнул его в плечо. На месте укола сразу же вспыхнули боль и жжение, запылала кожа, словно друида укусила огромная оса или шершень. Воин легко перекинул один меч влево, прижал его подмышкой и протянул руку. Темная ладонь быстро опустилась Книгочею на грудь, и он почувствовал, как внутри него что-то пронзительно кольнуло и тут же засосало под сердцем, словно прилепилась гигантская пиявка. Все внутренности друида ринулись вперед, наружу, сдерживаемые лишь шаткой преградой телесной оболочки. Но, теряя последние силы, Книгочей все-таки сумел качнуть ногой, причем самым неблагородным приемом, попав врагу в низ живота, и воин отпрянул. А сзади на него уже летел распластавшийся в прыжке, как охотничья собака, паромщик Гар.
Удар гаровского торса был так силен, что воина отшвырнуло на несколько шагов, и он, наверное, свалился бы с причала за борт, если бы не вцепившийся в него разъяренный псоглав. С ладоней Гара стекала кровь - мечи все-таки нашли свою цель. Однако через несколько мгновений алым окрасились и кончики пальцев паромщика. "Собаки не втягивают когтей, как это делают кошки", - пронеслось в голове Патрика. Он сидел на досках, судорожно растирая грудь, которая уже болела нестерпимо, словно была одним сплошным дергающим нарывом. Между тем псоглав наносил врагу удар за ударом, полосуя его и разрывая в клочья, а к шее воина уже тянулись огромные зубы. Воин отчаянно сопротивлялся, силясь оторвать от себя собакоголового. В какой-то миг это ему удалось: человек уперся, что было сил, паромщику в горло, не обращая внимания на рвущие его бока длинные когти, страшно закричал что-то на высоком, гортанном наречии и отбросил псоглава. Тот отлетел назад и крепко приложился своей остроухой башкой о борт причала.
Воин был весь в крови, он ею буквально истекал, и, тем не менее, он, не обращая внимания на валяющиеся рядом мечи, прижал к груди руку, которой касался Книгочея, и опять что-то прокричал срывающимся голосом. Из-под пальцев воина ударил тот же самый - белый свет, ослепительный даже днем, и он осторожно отнял от своей окровавленной груди маленькую коричневую птицу. Это был воробей. Подвижный самец с умным, живым взглядом маленьких глаз-бусинок. Воин протянул трясущуюся руку, воробей вспорхнул с ладони и взмыл куда-то высоко-высоко, тут же пропав из глаз. Шедув среагировал мгновенно: выбросил руку, из которой в небо ушел маленький диск, сверкнувший на солнце остро отточенными гранями. Но полет воробья был так стремителен, что смертоносный диск просвистел далеко от птицы и скользнул в воду за паромом без единого всплеска, как нож в горячее масло. А воин тихо опустился на дощатый причал и ничком упал на бок. Псоглав сделал к нему несколько шагов, но его остановил подбежавший Шедув - из груди воина показался и заструился к небу легкий белесый дымок, в который все больше вплетались жирные черные хлопья. Книгочей видел, как клубы дыма становились все гуще, и, наконец, полыхнуло пламя, окутавшее лежащую темную фигуру. Странное дело: от огня совсем не ощущалось тепла, хотя он был точь-в-точь как настоящий, земной, только - холодный и бесшумный, словно огонь заклятий. Души по-прежнему в страхе безмолвно жались к бортам парома. Отпущенник покачал головой.
- Я должен был в неё попасть...
- Куда полетела эта колдовская птица? - Паромщик опустил окровавленные руки в большую бочку с водой, стоящую на платформе, и отмачивал там истерзанные ладони.
- Думаю, обратно, - пробормотал Шедув, прищурившись, оглядывая горизонт.
- Разве Посмертие её выпустит? - недоверчиво прорычал псоглав.
Шедув перевел взгляд на Книгочея, который медленно брел по причалу, держась за грудь. Обернулся к паромщику:
- Может, и не выпустит. Но она знает дорогу. Иначе к чему все это?
Книгочей подошел, пошатнулся, ухватив Шедува за плечо. Тот его поддержал крепкой, гибкой ладонью.
- Что... это было? - устало спросил Патрик. Лицо его сейчас не выражало ничего, кроме равнодушия, как у смертельно уставшего человека, который вот-вот свалится тут же и заснет беспробудным сном.
- Это зорзы, - сухо сказал отпущенник. - Они приходили за тобой и теперь взяли твой след.
- Что это значит? - одними губами прошептал Книгочей.
- Это значит, что они придут, - ответил Шедув. - И очень скоро.
Книгочей махнул рукой - он так устал, что ему сейчас было уже все равно. Псоглав нерешительно покосился на отпущенника.
- И что мы будем делать?
Шедув сплюнул на причал. Это совсем не вязалось с его образом молчаливого и культурного собеседника, знатока коротких и мудрых "изречений души". Но отпущеннику сейчас на это было наплевать.
- Отправляй паром, Гар. Время не должно останавливаться надолго. Вместо него тут останемся мы.
- Ждать гостей? - через силу сделал попытку улыбнуться Книгочей.
- Ждать.
Ответная улыбка Шедува была как у кошки: поднялись только краешки губ - и все. Друид махнул рукой и побрел, стараясь обойти кучу угольев, подбирать мечи. В скором времени они должны были понадобиться.
ГЛАВА 12.
ОДИНОЧЕСТВО КАМНЯ.
- Сначала я хотел принести свои извинения, что не сумел вас встретить согласно, как говорится, законам гостеприимства, - пояснил гость, прихлебывая уже вторую чашку наваристого смородинового чая. - Но потом понял, что вы в них и не нуждаетесь. И в доме, смотрю, уже освоились.
Незнакомец покосился на длинную веревку рубах и курток, которые сушились на подворье.
- Вот я и решил, когда воротился на остров, поначалу присмотреться к вам до поры, до времени. Поэтому и в дом наведаться не спешил.
- Между прочим, ваша избушка и так не производила впечатления такой уж сильно обжитой. Пыли и грязи, которую я отсюда вымела, хватило бы на добрую конюшню, - не преминула огрызнуться Эгле. - Поэтому лучше бы за чистотой следили, да и окна давно уже надо было чем-нибудь затянуть, если уж у вас нет стекла или, на худой конец, рыбьего пузыря.
- Все это суета, суета, - пробормотал незнакомец, спаситель Коростеля. - Хотя вину свою с себя не снимаю, и впредь буду поаккуратней.
- А пока расскажи-ка нам, любезный, кто ты есть и почему этот дом своим называешь? - потребовал Травник, и все одобрительно закивали и захмыкали, мол, давай-давай, расскажи, а мы послушаем.
Незнакомец скорчил страдальческую мину, да делать было нечего: вид четырех вооруженных и весьма решительно настроенных людей убеждал лучше любых аргументов. Поэтому гость поначалу истребовал ещё одну чашку чая, к которой, однако, не притронулся, а рассеянно отставил её в сторону и первым делом заявил:
- Своим я этот дом называю, потому что он теперь мой и есть. А построили эту избушку, насколько я знаю, ещё до побоища, по приказу одного командира балтов, светлая ему память и всяких благостей на том свете. Между прочим, срубили этот дом в очень короткий срок, а стоит до сих пор как новенький.
И незнакомец неожиданно со всего маху заехал носком рваного сапога в стену, да так, что на столе звякнула чашка.
- Видали? - удовлетворенно воскликнул он. - Вот как таинники у балтов всегда строили, не чета нынешним работным людям: им что строить, что в носу ковырять. А вы про побоище-то, надеюсь, слыхали?
- Как не слыхать, - голосом былинной бабки-ведьмы откликнулся Март. Тут на каждом шагу напоминание найдешь. А вот все-таки скажи, к примеру, по какой части ты тут обретаешься? Да и как звать своего спасителя вот наш Ян очень бы хотел знать.
- Что с вами делать, - развел руками гость и улыбнулся. - Придется, видно, сказывать. Звать меня Гуннаром, обретаюсь я все больше по купецкой части, а на острове этом частенько отдыхаю от трудов своих тяжких.
Друиды, однако, смотрели недоверчиво, а Эгле только скептически хмыкнула.
- Зря не верите, между прочим, - вздохнул Гуннар. - Человек я неженатый, семейством да хозяйством не обременен, а что ещё в жизни надо, как не отдохновение в глуши, где ты сам себе хозяин?
- Надо-то в жизни многое, - иронически заметил Травник, - да и больно горчат что-то твои радости жизни, почтеннейший. Уж слишком гиблое место ты выбрал для своих отдохновениев - сплошное кладбище. Не ровен час, ночью из курганов гости пожалуют - про остров-то этот всякое сказывают.
- Никого тут нет, - убежденно сказал Гуннар, - уж поверьте мне, не один год здесь бываю. Все это бабьи бредни да россказни рыбаков и травознатцев. Последние - не без умысла, между прочим.
- А что такое? - невинным тоном, совсем, как это умел делать Снегирь, осведомился Март.
- Говорят, что возле острова морская рыба уж больно хороша, промысел тут богат: скумбрия, палтус, сельдь опять же.
- А травознатцы что бают? - не унимался с расспросами Збышек.