Вибрации камня стали беспокоить кобольда лишь в тот миг, когда Эгле намеревалась уже закончить свое пение, отнимавшее у неё немало и душевных, и физических сил. На самом деле он вполне мог потерпеть и неприятное жжение в ноздрях, и легкие судороги, волной пробегающие по его лохматому телу, и даже весьма ощутимые спазмы в желудке, породившие у него несколько рвотных движений. Но желудок кобольда был уже пуст, а его сухие позывы фэйри, привыкшего есть самую причудливую пищу, от которой человек мог надолго потерять не только аппетит, но и сон, не особенно беспокоили. Гораздо серьезнее сейчас были разговоры, которые он, хотя и был отделен от людей приличной глубиной и скальными породами, все-таки слышал, хотя и не очень отчетливо. Выручало особое устройство его ушных раковин, позволяющих издалека распознать шум камнепада, рокот надвигающейся горной лавины и гул обвала в старой заброшенной шахте или подмоченной штольне. Люди сейчас говорили о том, что уже давно серьезно тревожило кобольда, чего он не без оснований опасался и что обходил стороной. Поэтому кобольд слушал, затаив дыхание.
- Почему ты считаешь, что скальный фэйри может разыскать такую же тайную дверь в скале или камне, как и у него, но запечатанную чужим заклятием, досточтимый Травник?
Гуннар беседовал с Травником, проверяя крепость скалы крепкой палкой. Палка глухо стучала, срывая с камней лишайниковый дерн и распугивая насекомую мелюзгу, спешащую немедленно укрыться в трещинках и расщелинах.
- Обитатели скал и Горный народ очень чувствительны к магии, - ответил Зеленый друид, внимательно оглядывая камни, разбросанные вокруг. Особенно, когда дело касается волшбы, связанной со звуком, музыкой, пением, даже просто громкими криками. Гномы и кобольды ощущают сотрясение горных пород, вибрацию камня. Хотя вибрации воздуха они тоже отлично чувствуют сказывается жизнь под землей. Они ведь - настоящие отшельники!
- А может, его вообще тут нет, этого заморыша? - осведомился Збышек, ковыряя утес носком сапога.
В ту же секунду его нога по щиколотку ушла в глубокую черную дыру, неожиданно открывшуюся в скале, и Збышек едва не провалился туда. Оттуда немедленно послышалось глухое угрожающее ворчание. В следующую минуту из дыры вырвался спертый воздух, так что стоявшая рядом Эгле отчаянно закашлялась и схватилась рукой за горло. Вонь была терпимая, но крепкий запах мускуса и немытого тела довершал остальной букет - через мгновение девушка была уже в добром десятке шагов от потайной двери в пещеру кобольда. Когда она открылась, Коростель тоже попятился. Збышек брезгливо зажимал нос кусочком оленьей замши, которой он всегда чистил лезвие своего охотничьего ножа. И только Травник сохранял спокойствие, лишь ноздри его расширились и слегка трепетали, как от возбуждения. Гуннар же, по всей видимости, был привычен к ароматам своего необычного приятеля, поэтому оставался спокоен и сосредоточен. Его волевое лицо сохраняло каменное выражение невозмутимости.
Миазмы стали слабее, зато доносившееся из дыры недовольное ворчание переросло в злобный рык, и оттуда, как пробка из бутылки со скисшим вином, выскочило темное, заросшее клочьями шерсти существо, лишь отдаленно напоминавшее человека. Это и был фэйри - скальный кобольд. А если верить Гуннару - просто Хрум, что немедленно и подтвердилось.
- Хр-р-р-ум-м-м, - громко хрюкнуло существо, с шумом втягивая свежий лесной воздух. - Это кто же, интересно мне знать, хрум, тут заморыш? А-а-а? Не обо мне ли речь, часом? Хрум и хрум!!! Кому-то жить надоело? То есть, как я понимаю, совсем и окончательно? Или, может, кто-то тут смерти не боится? А может, - фэйри аж затрясся от злости, - тут кто-то, хрум, больно умный?
Последнее обвинение, по всей видимости, было самым страшным в устах кобольда, потому что он тут же изобразил страшную гримасу. При этом Хрум вывернул до чрезвычайности свое и без того весьма подвижное лицо, более всего напоминавшее тощую свиную морду с пятачком вместо носа и живыми, бегающими глазками. Гуннар шагнул к нему и успокоительно поднял руку.
- Успокойся, ради всего святого, Хрум, дружище! Поверь, здесь никто тебя не считает ни заморышем, ни чем-нибудь другим, столь же обидным для тебя.
Существо покосилось на приятеля и фыркнуло.
- Если оно, положим, и так, то следите за своими языками, господа волшебники. Между прочим, вовсе не стоило меня будить вашими завываниями я музыку люблю только после обеда. И кстати - зачем я вам понадобился?
- Ты нам нужен, чтобы помочь найти и открыть тайную дверь в скалах, сказал Травник. - Там прячутся наши общие с тобой враги.
Гуннар только сокрушенно покачал головой.
- Как зовут наших общих врагов? - осведомился кобольд тоном убеленного сединами профессора, вещающего с любимой кафедры начинающим студиозусам. При этом он медленно обводил взглядом друидов, словно размышляя, не включить ли и эту компанию в вышеупомянутый неприятный круг
- Это зорзы, если ты знаешь, о чем идет речь, - ответил Травник.
Кобольд наклонил голову, то ли соглашаясь, то ли просто в задумчивости.
- А вы кто такие? - изрек кобольд, по-прежнему внимательно изучая окруживших его людей.
- Мы - Зеленые друиды. Зорзы - враги и для нас, и для тебя, - сказал Травник. - Они держат в плену наших людей, и, боюсь, кого-то уже убили. Мы пришли их наказать.
- Месть - плохой советчик, - заметило существо и лениво почесало круглое волосатое пузо.
- Мы не ищем советов, - отрезал Симеон. - Мы просто ищем помощи, потому что, по нашему мнению, время останавливается, досточтимый фэйри. Думаю, ты уже это тоже почувствовал.
Кобольд помолчал, прикрыв глаза и задумчиво расчесывая брюхо. Затем открыл один глаз, который блеснул холодным желтым огнем на Травника.
- Если я вам помогу, какая мне за это будет награда?
- Наградой будет твоя дальнейшая спокойная жизнь на этом острове, уверенно заявил друид. - В противном случае здесь скоро яблоку будет негде упасть от очень неприятных существ, которые тебе и не снились.
- Почему? - последовал вопрос.
- Потому что придет смерть, - ответил Травник. - И зорзы приведут её очень быстро. Но сначала выкурят тебя из твоей норы, как кролика. Им не нужна тут ничья другая магия, даже такая безобидная, как твоя, и скоро здесь останется место лишь для одной магии - магии Перехода из Жизни в Посмертие. Как фэйри, ты ведь знаешь, что это такое?
Кобольд весь напрягся, но ничего не ответил, хотя друид и так знал ответ.
- Весь остров превратится всего лишь в ступеньку для дороги в Посмертие, и зорзы будут ходить по нему туда и обратно, как на базаре. А заодно и водить мертвецов. Тебя устраивает такое положение вещей, фэйри?
- Мое дело - сторона, я никого не трогаю, и меня никто не беспокоит, быстро ответил встревоженный кобольд. - А в мир уснувших кобольдов они, часом, не собираются заявиться, эти зорзы? - тут же спросил он, и его насупленные глазки враз ожили, забегали под мохнатыми, кустистыми бровями.
- Думаю, это не составит для них труда, - заключил Травник, и Гуннар сделал друиду какой-то предостерегающий знак.
- Тогда это отвратительно, хрум, - скривилось существо. Было заметно, что оно очень взволновано, даже потрясено, но его мимика совсем не соответствовала человеческой - у кобольда как-то по-другому были устроены лицевые мышцы.
- Это, хрум-хрум, мерзко, - повторило существо. - Нельзя нарушать покой уснувших кобольдов - иначе нарушится равновесие во всем мире.
Оставив без внимания весьма самоуверенные позиции кобольда, явно считающего свой народ центром мироздания, Гуннар подошел к Хруму и дружески положил ему руку на мохнатое плечо. При этом Збышек поежился, Коростелю тоже стало не по себе, а брезгливую Эгле откровенно передернуло.
- Используй свою магию, дружище, и мы поможем друидам, а они помогут нам.
- Если просит Гуннар, я ему помогу, - заявил кобольд. - Но если просит друид, я подумаю.
- Думай скорее, Хрум, - чуть ли не взмолился хозяин лесной избушки; во всяком случае, в его голосе появились неожиданно плаксивые интонации. Яну отчего-то подумалось, что этот человек - великий лицедей; там, на обрыве, был совсем другой Гуннар - суровый, решительный, бесстрашный и какой-то очень справедливый. Где он был настоящим, каково его истинное лицо - об этом Коростелю ещё предстояло хорошенько поразмыслить.
- Медленнее думаешь - не быстро умираешь, - проворчало существо и вновь засопело. Видимо, этими звуками у него обычно сопровождалась особенно напряженная умственная деятельность. Через минуту оно ожило, зашевелилось и торжественно возгласило.
- Я помогу людям, а значит, впоследствии - и кобольдам. Но люди будут обязаны оплатить мне труды, силы и время. Причем все три платы будут разными.
И после платы будничным тоном добавил.
- Лучше соглашайтесь.
Последняя фраза была почти что доверительной, хотя и несколько издевательской в своей простоте и наивности. Однако Травник тут же согласно кивнул.
- Мы согласны, Хрум. Поверь, нам действительно нужна твоя помощь.
Кобольд ничего не сказал, но явно приосанился и тут же напустил на себя величественный вид. Между тем все молчали, глядя на него с надеждой. Гуннар нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Именно он теперь был в ответе за своего своенравного приятеля. Хрум любил, когда от него кто-нибудь зависел, поэтому, прежде чем ответить, он поломался ещё пару минут и, наконец, решительно хрюкнул.
- Ладно, будь по-вашему. Говорите, кого искать и где.
- Ты не знаешь о зорзах? - удивленно вскинул брови Збышек, а Гуннар страдальчески схватился за голову.
- Я знаю о многом, - уклончиво заявил кобольд. - Но наши знания могут расходиться в оценках. Поэтому я хочу знать, как обстоит ваше предприятие, и чего вы от меня хотите. Просто в этом случае мне будет легче искать, добавил он и выжидательно уставился на Марта.
- Тогда нужно рассказать ему о наших делах, хотя бы в общих чертах, что да как. Хотя бы в общих чертах, - Збышек повторил, вопросительно взглянув при этом на Травника. Тот кивнул. Март сразу повернулся к Хруму и скептически окинул взглядом кобольда с ног до головы:
- Слушай, чудо подземное, и мотай себе на ус. Сдается мне, что о своих соседях на этом проклятом острове ты и так знаешь немало, хотя и делаешь удивленные глаза. Поэтому будем думать вместе. Идет?
Ответом Збышеку было особенно раскатистое "хр-р-р-у-у-ммм". Март решительно сплюнул прямо под ноги лохматой образине, играя грубого и решительного воина, и собрал в кулак все свое терпение. Он напоследок оглянулся на друзей, словно ища у них поддержки, и стал быстро рассказывать кобольду о зорзах. Правда, поначалу его не покидало ощущение, что он распинается перед скалой или куском утеса - за все время в начале его повествования кобольд не издал ни звука. Но в один миг, когда друиду уже казалось, что паршивый лохмач заснул, Збышек случайно поймал взгляд узких глаз обитателя пещер. Они были уже открыты и задумчиво смотрели на молодого друида. Март осекся: он вдруг увидел, что в тусклых глазах кобольда застыло выражение жгучей тоски и кромешного одиночества. Збышеку тут же подумалось, каково ему там, этому фэйри, проводить полжизни в толще скал и подземной тьме. В горле его отчего-то пересохло, Збышек сглотнул, и его вдруг словно бы что-то отпустило. Он стал рассказывать подробнее, внимательнее следя за малейшей реакцией собеседника, который тоже мало-помалу стал проявлять признаки интереса. Март, который недолюбливал всякие подземные народцы, сейчас ни за что бы не признался себе, что он почему-то уже, кажется, сочувствует этому пахучему и не очень-то опрятному кобольду. Но это было так! Видимо, Март просто слишком хорошо знал, что такое - одиночество человека. А кобольды в этом отношении вряд ли сильно отличались от людей. В этом Март был абсолютно уверен.