- Я выслушаю это дело завтра на закате солнца, - объявил он, бросив наконец полотенце Гривалу.
Едва Шек Кул вернулся во дворец, как толпа загалдела. Ляо пошла впереди меня обратно к лестнице, а я изо всех сил старался держать Каеску в поле зрения. Это было совсем не то, чего я ожидал.
- А что с Каеской? - Я огляделся, тщетно выискивая стражников или домашних рабов. - Где ее будут держать? Где темница воеводы?
Остановясь на ступеньке, Ляо повернулась и посмотрела на меня сверху вниз.
- Каеску никуда не заточат. - В ее тоне слышалось недоумение. Домашняя Стража будет начеку, этого хватит, чтобы удержать ее от любых глупостей.
- Почему же нет? - горячился я. - О чем Шек Кул думает? Теперь она знает, что ее раскусили, и у нее впереди вся ночь и весь день, чтобы сотворить любое зло, какое она пожелает!
- Но не в то время, когда все глаза следят за ней, зная, что она обвинена, - к моему удивлению, заметил Сезарр. - И Шек Кул выслушает это дело как можно скорее, в самом начале дня, следующего за обвинением.
Ну конечно, одной из многих особенностей алдабрешской жизни является то, что они измеряют день от заката до заката.
- Даже самый презренный раб имеет право знать, в чем его обвиняют, и подготовиться к защите, - сурово сказала Ляо. - По крайней мере на островах.
- Может, она решится сбежать? - задумчиво предположила Гар. - Так было бы лучше.
С моей точки зрения - нет. Поднимаясь за Ляо по лестнице, я шепотом выругался. Слишком многого я не знал об этом кошмарном месте, о странных обычаях людей, их своеобразных взглядах. Придется полагаться на Ляо, и мне это совсем не нравилось.
- Как проходит суд? У вас есть адвокаты, говорящие за вас? Кто-нибудь станет доказывать невиновность Каески? И что ты хочешь, чтобы я сказал?
- Алдабрешское правосудие быстрое и верное, - не раздумывая ответила Ляо. - Шек Кул вызовет тебя, ты встанешь перед ним и расскажешь то, что знаешь. Каеска будет отвечать, и ты можешь оспаривать детали, если нужно. Шек Кул будет слушать, сколько пожелает, а затем вынесет свой приговор. Мы не прячемся за заступниками и состязанием, как жители материка. Истина это не какая-то падаль, чтобы стервятники выклевывали из нее лучшие куски.
Надо бы это запомнить и использовать как-нибудь против Мисталя. Итак, насколько я понял, этот суд будет иметь всю законность тюремных разборок. Остается уповать на то, что легендарная кровожадность алдабрешцев одержит верх и Каеску все же казнят.
- А как насчет рыб и птиц? Когда ты расскажешь о них Шек Кулу?
- Никогда, и ты тоже будешь молчать. - Ляо мстительным толчком распахнула дверь спальни. - Каеска станет все отрицать, а когда мы признаем факт смертей, может остаться подозрение, что это было истинное предзнаменование.
И если никто не упоминает ящерицу, сидящую посреди обеденного стола, ее, видимо, тоже не существует.
- Я также не хочу, чтобы ты упоминал об их нападении, ибо свидетелей не было, - продолжала Ляо. - Иначе они воспользуются этим и будут доказывать, что между тобою и чужеземцем существует личный конфликт, а твои обвинения - просто злобная клевета.
Взмахом руки Ляо закончила обсуждение, приготовилась, как обычно, ко сну и вскоре уже храпела с завидной безмятежностью. Я лежал на своем тюфяке, держа под рукой обнаженный меч, но спать не мог, мои уши ловили каждый шорох, пока долгая ночь сгущалась, темнела, а после светлела, переходя в день.
Дворец Шек Кула, Алдабрешский Архипелаг, 7-е предлета
Я стоял на балконе, глядя, как солнце разливает золотое обещание нового восхода по темно-зеленым склонам горы, когда услышал сзади шорох. Я подавил зевок и обернулся. Ляо выбиралась из шелкового кокона одеял - глаза сонные, лицо по-девичьи мягкое. Как только ее взгляд остановился на мне, лицо ее стало суровым.
- Ты выглядишь ужасно! - Ляо отбросила одеяла. - Всю ночь не спал?
- Я знаю, что задумала Каеска. Я уже имел дело с этими погаными эльетиммами. - Изнурение ударило меня с хлесткостью пощечины, когда пришлось снова говорить и думать. - Я не собирался позволить ей тихо подкрасться и перерезать нам горло среди ночи!
- Что за нелепость, - с презрением молвила Ляо, натягивая старую малиновую тунику.
Не будь я таким утомленным, я бы нашел какой-нибудь колкий ответ, но сил хватило лишь на то, чтобы нахмурить брови.
- Ты нужен мне бодрый и бдительный, дабы свидетельствовать против Каески сегодня вечером, - продолжала она напряженным от досады голосом. Залезай. - Ляо отдернула одеяло.
- Что? - заморгал я, слишком усталый, чтобы думать о приличиях.
- Поспи, глупец. - Ее тон предупреждал, что у нее кончается терпение, нога зловеще постукивала.
Я пошел к кровати, утешая себя тем, что Сезарр и Гривал, должно быть, уже встали и дворцовая Стража сменилась на рассвете. В открытом бою они явятся более чем достойными противниками для Каески и ее колдуна. Теперь, когда заговор раскрыт, эльетимм не посмеет использовать магию, иначе приговорит их обоих еще до суда. Мои вялые размышления как раз добрались до этого вывода - и шелковая подушка с соблазнительной лаской коснулась моей щеки. Я заснул еще прежде, чем запах Ляо и тепло ее тела, сохранившиеся в постели, успели расшевелить мои притомившиеся чувства.
Из глубин сна меня вынес нарастающий шум в саду. Разлепив глаза, я пытался различить его отдельные элементы, и в эту минуту дверь отворилась. Я тотчас сел, сердце бешено застучало, но это была только Ляо. Она стояла, глядя на меня с раздражением и беспокойством.
- Ты в состоянии говорить связно, не засыпая посреди рассказа? - Она снова постукивала ногой, и я запоздало понял, как много собственного престижа Ляо вложила в мое слово.
- Да, - просто ответил я, - ты была права, мне нужно было поспать.
Если я думал, что мое признание смягчит ее, то ошибся.
- Конечно, я была права, - огрызнулась Ляо. - Вставай, умойся и принеси нам что-нибудь поесть.
Я послушно вскочил. Вид женщины, стоящей посреди комнаты со скрещенными руками и досадой в глазах, нисколько не располагал к тому, чтобы валяться в постели. Подавив мимолетное желание хотя бы на этот раз как следует побриться, я направился вниз, к кухням, но по пути остановился на лестнице, чтобы открыть ставни и по солнцу определить время. Оказывается, уже вечерело, и я увидел всплеск активности в садах. Вчера, после того как разошлась весть о рождении ребенка, я подумал, что это место битком набито, но вчерашнее столпотворение меркло в сравнении с нынешним. Казалось, сюда съехалась половина владения; я просто не мог поверить, что все эти люди живут на одном острове. Нервная дрожь пробежала по мне, и я злобно прихлопнул попавшееся на глаза насекомое.
- Держи себя в руках, - пробормотал я. - Единственный, кого тебе нужно убедить, - Шек Кул. Представь, что это сьер в дурном настроении.
Но вся беда в том, что я знал сьера и его нрав, тогда как Шек Кул по-прежнему оставался тайной за семью печатями, а кроме того, я мог полагаться на защиту клятв, принесенных сьером, когда он предлагал мне свое покровительство. Я вдруг подумал: что может сделать со мной Шек Кул, если по какой-то таинственной причине решит, будто мои слова - злонамеренная выдумка? Я быстро принес ужин и нетерпеливо ждал, когда Ляо наестся.
- А что случится, если Каеску не признают виновной? - раздраженно спросил я и без разрешения набросился на еду в надежде успокоить сосущее чувство голода под ложечкой.
Ляо встряхнулась и вышла на балкон.
- Об этом не беспокойся, - ответила она надменным тоном, который тем не менее не внушал мне уверенности. - Расскажи все так, как рассказал мне, и Каеска не сможет оправдаться.
В ее голосе отчетливо слышалась нервозность, и она высекла эхо из моих сомнений. Аппетит куда-то пропал - я с отвращением уставился на недоеденную лепешку.
- Поторопись! - внезапно рявкнула Ляо. - Мне нужно одеться и приготовиться.
Оттолкнув в сторону поднос, я запихнул ворох подозрений и опасений в дальний угол разума. Если я выкажу свою нервозность, самообладание покинет Ляо, и мы оба попадем в беду. Возможно, у меня есть показания, которые осудят Каеску, но только Ляо знает, как работает эта так называемая система правосудия, какие доводы скорее всего повлияют на Шек Кула, как будет действовать рассудок Каески в попытках избежать своей судьбы. Мне нужна Ляо спокойная и уверенная, со всем ее острым умом, отточенным до совершенства распутыванием сложностей жизни в доме воеводы. Ну, это по крайней мере было в моей власти.
Поэтому я одел Ляо в пышное золотое платье; его шелк отливал ярко-синим, гармонируя с огнем, горящим в сапфирах и алмазах на шее, запястьях и лодыжках. Драгоценными заколками и шпильками я убрал ее волосы вверх, чтобы создать иллюзию более высокого роста и заставить ее высоко нести голову. Ляо сидела неподвижно как статуя, пока я раскрашивал ее лицо в замысловатую маску алдабрешской дворянки, подвел черным глаза и брови, взмахом от ресниц к вискам нанес лазурь и золото на веки, подчеркнул румянами скулы для эффекта, а губам придал густой красный тон, сулящий несказанные наслаждения. Когда ее рот уступил мягкому поцелую кисточки, моя рука остановилась, и наши глаза встретились.
- Это больше, чем соперничество между женами или избавление Шек Кула от неудобства, - угрюмо промолвила Ляо. - Практика магии - это мерзкое преступление, и оно должно быть наказано. Я бы сделала это, даже если б на месте Каески оказалась Мали, понимаешь?
Я понял, что она говорит серьезно, как бы сам я ни расценивал это так называемое преступление.
- Ты выполняешь свой долг перед Шек Кулом и владением, - ответил я с такой же серьезностью. - Я сделаю все, чтобы поддержать тебя.
Ляо глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Потом вышла на балкон, не обращая внимания на толпы, кружащие внизу, и молча смотрела через пролив на далекие холмы. Она готовилась, и не стоило ей мешать, поэтому я занялся собой. Сначала до серебряного блеска отполировал кольчугу, потом отскреб с рук въевшуюся грязь. Ополоснувшись, надел шелковую куртку зеленого и черного цветов, символизирующих владение; я, как правило, облачался в нее, когда Ляо принимала знатных гостей. Сверху надел кольчугу и уже собирался застегнуть пояс, как вдруг Ляо шевельнулась.
- Посмотри в сундуке у двери, - отрешенно произнесла она, по-прежнему не сводя глаз с далеких высот.