Мантус – Повелитель Телили, царь Мертвых, покровитель некромантии, человекоподобный монстр с кожистыми крыльями, с короной, вросшей прямо в череп и с факелом в руке. Символ – факел.
Тульха - богиня мести. Чудовище с клювом орла, ослиными ушами и со змеями на голове вместо волос. Символ – приподнявшаяся для броска змея.
Алекта – служит карающей посланницей богов-Отступников. Отвратительная старуха с волосами, перевитыми ядовитыми змеями. В руках держит зажженный факел и бич. Из пасти чудовища высовывается длинный язык, и капает кровь. Голос напоминает и рев скота, и собачий лай. Символ – бич.
Богам-Отступникам поклоняются в Самалитском ханстве. В Империи, Когуре и Мерке (по официальным заявлениям) поклонение Отступникам является тяжким государственным преступлением.
Другие боги.
Фта – Персонифицирует изначальный Хаос, породивший Великую Сферу Миров. Никак не вмешивается в дела миров и богов. По мнению теологов-гностиков не существует, в качестве личности. Его символ – сфера или додекаэдр. Культ бога Фта чрезвычайно развит в Мерканской республике. Главный храм Фта – «Сторожевая Вышка» расположен на Святом острове (остров №9 Мерканского архипелага).
Великое Древо Жизни – загадочная божественная магическая сила, распространяющая свое влияние практически на всю Великую Сферу Миров. Представляется в виде невероятно огромного дерева. В мире Лакаана существуют немногочисленные деревья-патриархи с магическими свойствами, которые считаются потомками Великого Древа Жизни. Их магия оплодотворяет мертвые земли и противостоит магии смерти и некромантии. Любой кусочек Великого Древа Жизни способен прорасти, и обладает магией, но силой обычно значительно уступает своему родителю. Двенадцать самых древних Древ прямо происходят из семян Великого Древа. Охраняет лакаанские Древа Жизни орден жрецов-друидов, который почти не имеет контактов со жрецами других богов.
Япет – древний бог народов пустыни. Считается покровителем Когурского каганата. Официальных изображений не имеет, но в тайных храмах его иногда представляют в виде гигантского скорпиона с головой человека. Его символ – спиральная воронка смерча. Иногда может указать дорогу к оазису, но чаще – насылает песчаные бури.
Крий – бог Моря Смерти, изображается в виде кракена. Считается создателем населяющих Море Смерти чудовищ, которые призваны ограждать его покой от назойливых смертных. По некоторым данным, является покровителем Оркейского княжества. Там же находятся единственные в Лакаане святилища этого бога.
Кегата – богиня магической науки, считается, что после обучения управлению магическими силами богов и первых людей-магов, удалилась в странствия по другим мирам-сферам.
Фалант – бог, по преданиям ушедший в магический сон. Ему принадлежали могущественные артефакты – жезл, управляющий магическими энергиями, и копье, древко которого было сделано из ветви Великого Древа Жизни. Покровитель угаснувшего Ордена Фалантеров. Поиски гробницы Фаланта, в которой он спит своим бесконечным сном, безуспешно продолжаются уже множество веков.
(Из учебника «Общее Природоведение» для средних классов гражданского лицея (дети 14-15 лет) Лакаанской империи. Утверждено Советом Верховных жрецов и Департаментом народного просвещения.)
Часть 4.
«Мудрец - больше, чем бог. Он исправляет зло, которое бог допускает на нашем нелепом земном шаре»
(Марешаль)
Едкая пыль забивалась в нос и рот даже сквозь мокрую тряпичную повязку. Деций толкал вагонетку по неровным рельсам, обливаясь потом. В Имперских Копях всегда было жарко от близости поземного огня, и шахтеры-каторжники работали почти обнаженными, в набедренной повязке и в крепкой обуви, чтобы острые каменные осколки не разбили ноги. Он уже был в боковой штольне, на полпути к отвалу пустой породы, когда услышал, что его окликают. Деций приостановился. Звал его старший бригадир, уголовник по кличке Скелет. Кличку он получил не по сходству, а по контрасту со своим телосложением – Скелет был бывшим гладиатором. В свои пятьдесят лет, он обладал великолепной мускулатурой и ударом кулака и сейчас мог легко разбить человеку голову, как тыкву. Татуированный с ног до головы, с низковатым лбом и зверообразной внешностью, Скелет, тем не менее, был очень неглуп и, по-своему, справедлив. Поэтому и занимал в каторжной иерархии высокое место. А Децию он даже несколько покровительствовал – за грамотность, за твердый характер – и то, и другое он уважал. Поэтому Деций подошел к бугру спокойно.
- Ты, Монах, должен завтра выйти – так ведь? – это был не столько вопрос, сколько утверждение и Деций кивнул. – Есть дело, надо будет маляву на волю пронести. А сначала – написать.
- Написать – легко. А пронести… на выходе же шмонать будут.
- За это не волнуйся. Есть подходы и к судакам. Через два била можешь кончать смену – тебя Лещ подменит. Зайдешь в мой барак.
- Заметано, бугор.
Два била – это еще час смены. Еще одна вагонетка. Есть время – можно будет даже подышать свежим воздухом у отвала. Деций снова навалился на вагонетку и покатил дальше. На открытой площадке его разгоряченное тело обдал холод – выход штольни находился на почти тысячелоктевой высоте над пропастью, в которую десятилетиями вываливали пустую породу. Деций прицепил к вагонетке крюки лебедки и завертел рукоятку. Вагонетка, стоя в надежном упоре, начала наклоняться, камни посыпались с негромким стуком в пропасть…
Переставив пустую вагонетку на обратную колею, Деций сделал несколько разминочных упражнений и прыжков – ему удавалось держаться эти годы в форме. Он окинул себя мысленным взглядом – худощавый, среднего роста, чуть моложе средних лет, мускулатура малозаметна из-за пропорционального сложения – куда там до Скелета с его горой мышц... Но несколько тупых козлов, пытавшиеся в первые дни его пребывания на каторге опустить новичка, могли убедиться на примере вывихнутых пальцев и треснувших ребер, что рукопашная подготовка «проводника», уроженца Гесперид, не слишком уступает подготовке имперского спецназовца. А почти сразу после этого, Скелет взял «мерканского работорговца» под свое покровительство.
Деций вынул из мешочка-кисета трубочку, несколько щепоток табаку и огниво. Привычно потер ошейник с димеритовыми вставками – к его жжению он, за пять лет каторги, успел привыкнуть. А раньше ему огниво бы не потребовалось – он зажег бы трубку легким щелчком пальцами… огненная стихия была его профилем. Он пристрастился к курению только на каторге – табачный дым смягчал ощущение удушья, которое любой маг начинал испытывать, когда димерит отсекал его от привычных с детства магических потоков. Хоть какая-то польза от этого странного кустарника, который изначально рос только на Оркейских островах. Но после того, как его лет полтораста назад начали разводить в Когуре, курение начало распространяться в Лакаане, особенно последние лет пятьдесят, стараниями мерканских негоциантов. Что же, вреда от него особого не было – не то что, от дури... А для дольных даже польза, как оказалось.
Деций курил, задумчиво вглядываясь в бесконечный горный хребет, который тянулся отсюда к югу, пересекая степи, солончаки, чудовищную Пустыню Призраков и терялся где-то в ее ненасытной жаркой пасти… Пальцы машинально теребили мясистый «мерканский» нос – внешность коренного гесперидца почти не отличалась от внешности коренного мерканца, что и облегчало работу «под легендой», и послужило дополнительной причиной его нынешнего положения.
Через час, с наслаждением смывая с себя шахтную пыль в душе – чего-чего, а воды в зоне не жалели, горные ледники поставляли ее исправно, Деций размышлял, что такого важного собираются с ним отправить на волю. В том, что обещание Скелета не было пустым базаром, он не сомневался – значит шмонать его будет подкупленный судак… тьфу, каторжный жаргон привязался за пять лет…
Скелет в бараке был один, не считая, конечно, шныря – дневального у тумбочки. Это тоже не было случайным – значит, дело было по-настоящему важным, что даже угловые - подручные бугра к нему не допущены.
Скелет покопался в тюфяке на своей шконке, достал графитовое стило и клочок бумаги.
- Пиши, Монах - скомандовал он. Как и многие уголовники, Скелет был малограмотен и с трудом мог вывести собственное имя, настоящее, разумеется.
Деций начал писать, и по мере письма в нем росло недоумение. То, что ему диктовал Скелет – не на воровском жаргоне, а на нормальном имперском языке, что, само по себе, было удивительно, могло, фигурально выражаясь, взорвать всю каторгу. Один из заключенных обнаружил заброшенный штрек, ведший к старым выработкам вековой давности. Охрана там давно была снята. Это был готовый ход для побега. Скелет передавал неизвестному подельщику наказ, ждать его через четыре месяца с запасом продовольствия, для путешествия через степи, в определенном приметами месте, в отрогах гор. Деций понимал, что и сам побег через заброшенные каменоломни с их обвалами и, вполне возможно, иношными тварями – одни белые сколопендры чего стоят, и переход через степь, где в любой момент можно было нарваться на самалитов или имперский патруль, были смертельным риском. Но он понимал и то, что Скелет имел основания рисковать – его каторга была пожизненной.
- А ты не боишься, бугор, доверять мне такие вещи?
- Что – донесешь судакам? – фыркнул бандит. – Не боюсь, я знаю, что ты их любишь не больше моего.
- А что мне совесть не позволит выпускать душегуба на волю, тоже не боишься? Меня не зря же прозвали Монахом…
- Ты знаешь, за что я сижу? – спросил Скелет, с интересом глядя на Деция.
- За убийство в пьяном виде женщины и ее ребенка.
Скелет посопел, принимая какое-то решение. Затем сказал:
– Ладно, Монах, в жизни никому не исповедовался, но тебе скажу. Ты же, хоть и в ошейнике, правду от параши отличать умеешь?
- Если ты дашь взять тебя за голову, мне нужно положить пальцы тебе на виски…
- Хорошо, берись… Так вот, клянусь Цераписом и Маатой, что ту женщину и ребенка я не убивал и к их убийству никакого отношения не имею.
Скелет не солгал – Деций это чувствовал совершенно отчетливо, несмотря на удушливое ощущение димерита на горле. С огромным удивлением он посмотрел на уголовника.
- Но почему… почему ты не потребовал проверки на суде? Пойти на пожизненную каторгу за чужое преступление?
- Ну-ну, Монах, я же не безгрешный праведник..., - Скелет помрачнел. – Были у меня причины не проходить жреческую проверку и взять на себя вину – большего я тебе не скажу…. Но теперь ты как – со своей совестью в согласии?
- Хорошо, сделаю. – Деций не был столь уж наивен – после пяти лет на каторге наивность выветривается у любого. Он понимал, что взять на себя страшное обвинение Скелет мог, например, опасаясь, что всплывут другие его дела, которые тоже могли тянуть на «вышку». Но он уже не хотел отступать, зная, что непосредственно в омерзительном преступлении уголовник не виновен.
- Заметано. Теперь о деле. Тот, кто его начал, погиб два года назад, под обвалом. Теперь о нем знают только я и ты. А когда ты выйдешь, узнает еще один человечек – ему я доверяю. Ему – и тебе. Больше никому – понял? Я же знаю, кто ты.
- Откуда ты можешь знать, - с тоской подумал Деций… Тем более он был ошеломлен, когда Скелет произнес:
- Ты – фалантер. И тоже мотаешь не свой срок. Тебя взяли с работорговцами, но ты не торговал, а выкупал детей на волю, я знаю. – Скелет смотрел на него в упор. Потом усмехнулся тонкой умной усмешкой, которая особенно странно выглядела на его лице громилы. – Я, Монах, много грешил, но женщин и детей не обижал, я не отмороженный беспредельщик… Хочешь – проверяй дальше, я не бакланю.
Деций верил – остатки эмоционального контакта подтверждали эти слова.
- Что ты еще знаешь про фалантеров? – вырвалось у него.
- Немного... – Скелет потер лоб. – Но знаю что фалантеры – ребята правильные, трескалов среди них не водится.