Получив необходимые инструкции, Деций вернулся в свой барак, чуть раньше отбоя. Улегшись на шконку, он смотрел в потолок – его койка, по распоряжению Скелета, была привилегированная, верхняя. В эту ночь ему не спалось. Он знал, что никаких претензий у администрации к нему не было – и по сути, и по стараниям того же Скелета. Но он, как и каждый заключенный, которому оставалась одна ночь до свободы, нервничал – а вдруг что-то случится. И его опасения грозили оправдаться. Примерно за час перед подъемом в зоне началась какая-то суета. Шнырь, высунувший нос за дверь барака, получил прикладом стреломета по морде – не нарушай. Ухватившись за подбитый глаз, он шепотом доложил старосте барака, что снаружи стоит усиленный наряд охраны и у соседнего барака – тоже. Это уже было серьезно. Деций занервничал еще больше. Для успокоения он проделал несколько дыхательных упражнений.
Время подъема прошло, но из барака по-прежнему не выпускали. Только через час пришла команда на построение.
Каторжники, как обычно, выстроились квадратом. Перекличка закончилась, но приказа расходиться не поступало. Деций пытался разглядеть в шеренге Скелета, но не видел его. Батя – первый центурион конвоя, начальник зоны, расхаживал в центре построения. Чего-то ожидал. К нему подбежал один из надзирателей – «судак», доложил вполголоса, каторжники навострили уши, но ничего не услышали. Центурион откашлялся и объявил во весь голос:
- Второй ярус сегодня для работ закрыт. В любого, кто туда сунется, патруль будет стрелять без предупреждения. А если выживет – еще две декады карцера. Бригадирам – распределить своих людей по новым местам. Выработку не уменьшать – получите штраф. Разойдись!
Деций направлялся обратно к бараку, когда его догнал Комод – один из угловых Скелета. Комод был необычайно возбужден.
- Монах! – прохрипел он силикозным шепотом – Комод, как и Скелет, трубил бессрочную и отсидел уже двадцать лет. Легкие его были забиты пылью, и его перевели на более легкие работы – снаружи, на воздухе. – Знаешь, что было? Скелета повязать хотели, какая-то падла заложила, что он к зеленому прокурору навострился. Так он двоих судаков положил, и расписался на заборе – ушел вторым ярусом в старые выработки.
- Так, - завертелось в голове у Деция. – Не срослось, значит, у бугра… Кто-то еще знал про подготовку побега и донес. – Это означало также, что малява Скелета становилась опасной – лучше было бы от нее избавиться.
- Ты же вчера с бугром долго перетирал что-то… и тебе об этом точно мотать душу станут. Так что я хотел сказать – подумай заранее, что у дядюшки восьмерить…
- Ладно, не малолетка, - буркнул Деций, постаравшись быстрее отвязаться от «углового», хотя понимал, что Комод сейчас проявляет, можно сказать, акт личной симпатии к нему, предупреждая об опасности.
Деций глянул по сторонам и быстрым шагом направился в отхожее место. Изорвал записку в клочки и утопил в параше. Потом направился в барак – приказа на его освобождение не поступало, а ссориться с бригадиром не стоило – теперь, когда покровительство Скелета закончилось, неизвестно, как и что могло обернуться.
Но в бараке его встретили распоряжением:
- Монах, ступай к дядюшке, он вызывает.
«Дядюшка» - лагерный уполномоченный по внутреннему надзору, встретил Деция почти ласково. Расспросил, нет ли жалоб, невзначай напомнил, что Децию предстоит освобождение, и перешел к делу – к вчерашнему разговору со Скелетом. Деций запинаясь и как бы с явной неохотой, выдал заранее подготовленную версию. Звучала она почти невинно – тянула максимум на пару дней карцера. «Дядюшка» пару раз пытался поймать Деция на мелких противоречиях, но Деций был не из тех, кто на это ведется. Однако опытный «дядюшка» нутром чуял, что дело на этом не заканчивается.
- Эх, Деций, что-то у вас не всё складывается. Ну, посудите сами – все пять лет безупречное поведение, а накануне освобождения – нарушение… и, главное, зачем? Жаль мне, Деций, но не пришлось бы вам задержаться у нас…
Деций понял, что пора отходить на вторую линию обороны. Воровато оглянувшись на запертые окно и дверь, он предложил «дядюшке» сделку – он выдаст кое-какую информацию в обмен на то, что тот забудет про его первое прегрешение. «Дядюшка» клюнул. И Деций сообщил ему про схронку – место, где были припрятаны несколько кусков драгоценного мифрила, одного из тех минералов, ради которых Имперские Копи были созданы и поддерживались, несмотря на все трудности с их снабжением и охраной.
- Интересное сообщение, Деций. Но вы же понимаете, что это надо проверить. Так что задержитесь на пару часиков...
Деция отвели, но не в карцер, как он опасался, а в более приличную камеру – для тех, по кому велось внутреннее следствие. Выдавая схронку, Деций почти не рисковал – это был доверенный ему вчера личный тайник Скелета. Схронка Скелету уже не пригодится, а «дядюшка» будет удовлетворен. Деций знал, что надзиратели, по мелочам, подворовывают имперскую собственность – в каждом уходящем караване была партия «неучтенного» груза. Некоторые центурионы охраны уходили в отставку состоятельными людьми…
Била через четыре, Деция снова вызвали к «дядюшке». Тот попенял каторжнику, что он слишком поздно доложил о тайнике – тот, якобы, был пуст. Но лоснившаяся удовольствием, как у обожравшегося сметаной кота, рожа начальника ясно свидетельствовала, что он врет – Децию для этого никакой эмпатии не требовалось. После этого «дядюшка» подписал Децию пропуск в канцелярию, куда велел отправляться немедленно. Деций заикнулся о своих вещах, но оказалось, что узелок с ними уже принесли. Деций заглянул в него, бегло проверил – всё было на месте, зэка Монаха в каторжном мире продолжали уважать. Напоследок, «дядюшка» строго взглянул на заключенного и напомнил, что «молчание – мифрил». Деций согласился – доносить на «дядюшку» было и бессмысленно, и опасно. Взяв вещи, он направился в лагерную канцелярию.
В канцелярии дежурный центурион, цепко оглядев заключенного и сверив магическую татуировку-клеймо с бумагами, зачитал ему приказ об освобождении – как отбывшего наказание полностью и с примерным поведением. Правда, после этого Децию полагалось еще пять лет поражения в правах – он не имел права проживать в Маате – столице Империи, и в столицах провинций, он не имел права избирать и быть избранным в муниципальные органы власти, в городе, где он оставался долее, чем на три дня, он обязан был зарегистрироваться в префектуре. В остальном же он мог идти куда угодно и заниматься чем угодно.
- Ваш заработок, за время работы в шахте, за вычетом положенного налога, вы получите по этому аттестату в префектуре любого города империи. Отправляться можете с завтрашним караваном – вам повезло со сроком освобождения…. Вот ваши бумаги, распишитесь…. Да, переночевать и поесть можете с караванщиками – в аттестате вам сделают отметку. Всё, поздравляю с искуплением вины и возвращением в общество, господин Деций Наль.
Деций поблагодарил и вышел на улицу, продолжая держать бумаги в руке. Первым делом он проверил пропуск на выход из зоны, затем аттестат. Размер проставленной там суммы его приятно удивил – похоже на то, что Скелет позаботился приписывать ему иногда выработку сверх нормы. Совесть гесперидца, изрядно покрывшаяся за каторжные годы мозолями, его за это мелкое мошенничество не мучила…
На проходной зоны, разгораживавшей два мира – каторжный и вольный, Деция самым тщательным образом обыскали. Он понял, что был прав, уничтожив записку – после побега, все договоренности охраны со Скелетом действовать перестали. Ничего не найдя, его с некоторым разочарованием пропустили, дальше. В помещении медчасти, которое на зоне с висельным юмором именовали «жмурковкой», угрюмый штаб-лекарь, колдун третьего ранга, сделал то, о чем Деций мечтал все годы своей каторги – снял с него ошейник. Освобожденный от димерита, Деций задохнулся от хлынувших в него потоков энергии. Это было сравнимо только с глотком ключевой воды для умирающего от жажды в пустыне. Голова у Деция закружилась, и он крепко ухватился за подлокотники кресла. Колдун наблюдал за ним с сочувственной усмешкой, затем достал из-под стола стакан, в котором бултыхалась на два пальца какая-то мутная жидкость, и дал глотнуть. Глотку Децию обожгло, но в голове прояснилось. Через пару минут Деций впервые вышел за ворота, которые захлопнулись за ним пять лет назад.
Внутренность свободной зоны на вид мало отличалась от каторжной – такие же бараки, пакгаузы… Выделялись только казармы, также играшие роль внутреннего форта, небольшой храм Кнума и далекая крепостная стена с квадратными башнями, построенная между сходящихся скальных стен – Имперские Копи приходилось защищать и от внешних врагов.
Деций быстро выяснил, что других освободившихся каторжников сейчас нет, с завтрашним караваном пойдет он один. После этого он направился к начальнику каравана – молодому мерканцу с острым взглядом. Мерканцев Деций не любил, и хорошо знал, за что, но Джозайя Хигс – так звали караванщика, произвел на него благоприятное впечатление. Особенно тем, что крайне редко улыбался. Деций, похоже, тоже произвел неплохое впечатление на Хигса, потому, что просверлив взглядом его бумаги и его самого, Хигс осведомился, какова его цивильная профессия. Деций назвался лекарем – это была его вторая специализация, после стихии огня. Про третью и основную – обнаружение и классификацию индекса СЭЖ, он, по понятным причинам, предпочитал помалкивать. Хигс мгновенно определил его в подручные караванного мага, по имени Проспер Маасит, и распорядился быть завтра на сборной площадке не позднее семи утра. В том, что, несмотря на внешность Деция, они отнюдь не соотечественники, караванщик явно не обманывался.
Был еще ранний вечер, и спать Децию, несмотря на бессонную прошлую ночь, не хотелось. А вот есть хотелось – лагерный обед он пропустил. Поэтому он направился к трактирщику, у которого столовались караванщики, вольнонаемные и те центурионы, которым надоедал армейский паек. Трактирщик без малейшего возражения принял его аттестат, и поставил на нем отметки об обеде и ночевке. Цена того и другого соответствовали хорошему имперскому отелю, но Деций спорить не стал. Тем более, что трактирщик, подмигнув, предложил ему выпить за счет заведения за «правильного вора Скелета, который всегда жил по понятиям». Осведомленность «вольных» о внутрикаторжном происшествии и, главное, о его некотором отношении к делу, Деция не удивило – такие секреты тут не скроешь. Вино оказалось на удивление качественным, и они выпили еще и по второй, и по третьей. Деций понял, что с отвычки его немного развозит, доел обед и вышел на воздух. Если трактирщик и надеялся узнать от него дополнительные подробности, то он просчитался, «молчание – мифрил!».
Сейчас Деций смотрел в сторону каньона, куда завтра должен был отбыть караван. В перегороженный крепостью проем, между горами, был виден только маленький кусочек вечерней зари над степью. И в точности посредине этого проема, чуть выше зубцов стены, ярко светила необычно крупная голубая звезда – Лазурный Ковчег, обитель богов.
***
Дар с трудом удержался на ногах и в удивлении огляделся. Они стояли на плоскогорье, местами покрытом снегом. Было холодно, разреженный воздух свидетельствовал о немалой высоте. Портал выбросил их в ложбинке, где снега намело почти на локоть, но в остальных местах снега было немного, белые островки перемежались с каменными россыпями и желтовато-зелеными пятнами пожухлой травы. Вокруг стеной громоздились пики горных цепей. Обернувшись, Дар увидел такие же пики, и ничего похожего на зеркальный диск, через который они прошли несколько секунд назад. Он провел рукой в воздухе, но магическое зрение уже сообщило ему, что никаких следов портала не осталось. Он выбрался из снега на чистое место и еще раз огляделся. Голым ногам было холодно, но терпимо, и Дар понадеялся, что его шеддовская половина как-то поспособствует умению ходить босиком по обледенелым скалам – в противном случае, далеко он не доберется…
Квинт и Элеана осматривались с тем же сосредоточенным и озабоченным видом, какой, надо полагать, был у Дара. Дар ждал, пока они придут к какому-нибудь решению, поскольку в географии мира Лакаан – он уже привычно именовал его так, он был дуб дубом. Озабоченности добавляло то, что солнце стояло очень низко и явно собиралось вот-вот скрыться за горами. Дару пришло в голову, что все его приключения в новом мире уложились едва в какие-то несколько часов. Если считать, разумеется, с того момента, когда он пришел в себя в камере…
- Что мы знаем? Там – запад, - Квинт махнул рукой в сторону заходящего солнца. – Горы с той стороны ниже – значит мы ближе к западному склону. Следовательно – туда и идти. Пока не спустимся с гор, всё равно точнее не определимся.
- Любопытно, с какой стати владелец замка проложил сюда портал? Что его могло тут заинтересовать?
- А вот это – хороший вопрос... Если тут у него приятели, то стоит держать оружие наготове.
Услышав это замечание, Дар передвинул стреломет, который пока что был ему бесполезен, так, чтобы иметь его под рукой.
Беглецы двинулись к западному краю плоскогорья, держа курс прямо на заходящее солнце.
- Есть хочется, - пожаловалась Элеана. – Квинт, как ты думаешь, тут дичь водится?
- Так высоко я никогда не забирался, - признался центурион. – Бывал в отрогах гор в моем родном Тарсее – там много чего водилось. Козы, горные барсуки, птицы, медведи... Иногда и из Мертвых Земель забредали твари... Надеюсь, что и тут нам чего-нибудь попадется.
- Только бы не иношная тварь – их есть нельзя!
- Это вас, магов, так учат? Тварь твари рознь. Есть обычные животные, только с какими-нибудь особенностями. Я сам, например, на охоте свалил одного такого кабана – голый, без шерсти, клыки – четверть локтя, лапы – как у волка, с когтями. А мясо – вполне обычное, свинина...
Элеана слегка поморщилась, но спорить не стала. Похоже, что и от такого кабана она сейчас бы не отказалась...
Они шли на закат, но более низкая горная цепь, казалось, не приближалась. Впрочем, Дар знал, что оценивать расстояние в горах непривычному человеку трудно. Он внимательно оглядывался по сторонам и первым обратил внимание на странные круги из плоских камней, которые то и дело попадались им на пути. Он указал на них Квинту. Тот остановился, присел, разглядывая, потом сказал:
- Похоже на остатки жилищ какого-то племени.
Дар не понял, и Квинт объяснил, что некоторые племена дикарей делают свои дома из промасленных шкур, и обкладывают их понизу камнями – для тепла и надежности, чтобы зимние ветры не снесли.
- Вот, кстати – глянь, следы копоти. Здесь был очаг.
- Верно. Но они почему-то ушли с этого места…
- Или были перебиты. А, может, попали в рабство к некроманту – для чего-то он сюда портал провесил…
- Так, значит, они могли быть родичами нашего проводника?
- Очень даже возможно. Эти яппи живут во многих местах, и обычно высоко в горах, куда люди с низин не забираются…
Плато полого, но заметно понижалось. Дар уверенно ступал по камням, почти их не ощущая, что вызывало у него некоторое удивление. Украдкой он пощупал свою подошву – она была твердой, словно ороговевшей, что вполне компенсировало отсутствие обуви. Отлично! Одной проблемой меньше. Голода и холода он тоже практически не чувствовал – как видно, прямое поглощение жизненной энергии в какой-то мере заменяло и пищу, и теплую одежду... Дар оглядел быстро темнеющее небо – звезд на нем было мало, в отличие от великолепного блещущего шатра земного неба в горах… И луны нет – сейчас наступит совсем непроглядная темень. Квинт стал спотыкаться, а Дар пустил в ход второе зрение. Элеана взяла Квинта за руку – несмотря на то, что видела она не так, как Дар, она тоже шла вполне уверенно. Квинт был явно не в своей тарелке – он не привык быть беспомощным, а тут его вела девушка, как слепца... Как оказалось, Элеана воспользовалась заклинанием «кошачьего зрения», которое позволяет различать обстановку при самых малейших проблесках света. Квинт пояснил также, что для обычных людей - солдат и стражников, в первую очередь, делают особые амулеты «ночного видения». Элеана виновато призналась, что не умеет изготовить такой – она этому еще не училась…. И в тот миг, когда темнота совсем сгустилась, пространство за вершинами гор неожиданно засветилось переливающимся нежно-жемчужным светом. Дар даже остановился, завороженный этим зрелищем – ему доводилось когда-то наблюдать северное сияние, но это было куда красивее и ярче. Горы загораживали значительную часть неба, ослабляя свет, но и оставшегося более чем хватало, чтобы разогнать ночной мрак.