- Симон в курсе дела, так что нет оснований от него что-либо скрывать, - ответил вместо князя Насик. – Кроме того, он может дать дельный совет.
- Так мы собрались обсуждать экономические вопросы? – удивленно поднял брови Лодий. - Тогда я не понимаю, чем могу быть полезен – я же завтра уезжаю.
Не дождавшись формального приглашения, Лодий уселся в свободное кресло и еще раз оглядел присутствующих. Он увидел, как князь помрачнел, и у него сжалось сердце – за последние годы отец заметно постарел и вид у него был болезненный. Лодий невольно вспомнил встречу с наместником, - будучи на несколько лет старше князя, тот выглядел значительно здоровее. Насик с улыбкой, которая показалась Лодию не менее фальшивой, нежели у мерканца, сидел рядом с отцом, едва не касаясь его. А вот Виталис выглядел странно – приветливо кивнув Лодию, он тут же повернулся к окну, возле которого стоял, и так застыл вполоборота к присутствующим, словно разглядывая нечто важное за стеклом.
Выждав некоторое время, и обнаружив, что никто «семейный совет» не начинает, Лодий решил сделать первый ход и обратился к Насику:
- Верно ли я слышал, что это ты проявил героизм и спас отцу жизнь, предотвратив покушение? – улыбка Насика стала еще шире, но он ничего не ответил. Вместо него заговорил князь.
- Так ты уже в курсе этого чудовищного случая? Подумать только – Глан, которому я доверял, как члену семьи!.. Никак не укладывается в голове, как такое могло случиться…
- А ведь действительно - как такое могло случиться, отец? – Лодий выделил слово «как». Он смотрел на отца, но краем глаза заметил, что улыбка начала сползать с лица брата. – Я ведь тоже хорошо знал Глана. И я готов был бы поклясться именем моего бога-покровителя Хора, что для него долг был превыше всего, даже жизни. Так кто может мне рассказать, что же тут произошло?
- Я могу, господин Лодий! – Лодий даже вздрогнул, настолько он не ожидал, что на его вопрос станет отвечать Симон Буш. – Я был свидетелем всего происшедшего с начала и до конца. – Лодий повернулся к советнику и впился в того глазами. Но Буш глядел на него, как ни в чем ни бывало, и даже не пригасил свою дурацкую улыбку. Нарисованная она у него, что ли!
- Я вошел в соседнюю с обеденным залом комнату… - голос у советника был монотонный, и говорил он негромко, не меняя интонации, и совершенно не выделяя сказанного. У Лодия, в какой-то момент, мелькнуло воспоминание об уроках армейских уставов, которые именно таким тоном читал в школе центурион Лапидус. - … и тут, пока княжич Виталис боролся с преступником, преподобный Насик активировал защитный артефакт, который должен был оглушить изменника и отдать его в руки правосудия. Но произошла досадная случайность, и преступник скончался. В этот момент вошел Его Светлость…
Лодий мотнул головой – у него возникло странное ощущение, что кусок рассказа советника он пропустил, хотя старался слушать внимательно.
- Совершенно верно, именно так всё и было, - подтвердил Насик, явно приободрившийся. – Вот и Виталис может подтвердить…
Лодий не знал, чему верить. Несмотря на то, что с Насиком у него никогда не было теплых отношений, несмотря на явные подозрения в его адрес и отсутствие всякого доверия к словам Буша, ему страстно хотелось, чтобы сказанное оказалось правдой. Потому, что ему всё же легче бы далось сознание совершенно необъяснимого предательства или сумасшествия Глана, чем участие его братьев в каком-то столь же необъяснимом преступном фарсе. Он уже был даже готов признать подслушанное Силием плодом нелепого недоразумения.
Он посмотрел на Виталиса, который упорно избегал встречаться с ним взглядом, и подозрения вспыхнули в нем с новой силой. Виталиса он уважал – брат был старше Лодия на восемь лет, и всегда был настоящим старшим братом – сильным, смелым и добрым. В качестве последней соломинки он обратился к Виталису:
- Брат, это правда? Действительно это было именно так? – и такая мольба прозвучала в его голосе, что она подтолкнула Виталиса к некоему решению. Повернувшись ко всем лицом, глядя Лодию в глаза, Виталис медленно произнес:
- Так ли? Нет, не так! Глан действительно предатель, но предательство его состоит совсем в другом. Покушения он не устраивал.
Все ошеломленно молчали. Виталис прошел через комнату и остановился прямо напротив князя.
- Прости, отец, прости и ты, Лодий. История, которую вы услышали, была сочинена при моем участии и согласии. Мне не хотелось, чтобы правда вышла наружу, но ничего не поделаешь – пришло время эту правду рассказать. Правду, от которой мы хотели уберечь Лодия. Теперь ты, отец, понимаешь, о чем я говорю?
Удивление и возмущение на лице князя Камилла, которое появилось в начале речи Виталиса, стало сменяться пониманием. А Лодий, напротив, был совершенно был сбит с толку. Виталис же теперь повернулся к Лодию лицом и обращался только к нему.
- Ты, Лодий, никогда не задумывался над тем, каковы отношения наших раменских княжеств с Империей? Мы привыкли, что Империя нам указывает, что делать, с кем торговать, какие принимать законы. А мы служим для нее живым щитом. Да, живым щитом, – с удовольствием повторил Виталис свое определение. – Но Империи этого мало – она нас самым натуральным образом грабит. Буш, повторите основные положения из вашего меморандума.
- Я составил таблицу экономических связей, - советник, который последние несколько минут сидел серый (побледнеть ему не давала смуглая кожа) ожил и заговорил даже с выражением. – Если бы не таможенные правила и ограничения имперского правительства, то княжества, прежде всего, Тарсей, могли бы…
Лодий постепенно приходил в себя. Экономические рассуждения советника были для него оркнейской грамотой. Он душой ощущал, что в его рассуждениях был какой-то изъян, но плавное, пересыпанное цифрами и ссылками на параграфы законов изложение, не давало сосредоточиться. Не выдержав, он перебил Буша.
- Не знаю, так ли это, но при чем тут Глан? Какое он имеет отношение к торговле и таможне?
- Не горячись, брат, я ведь только начал. То, что сейчас рассказывал советник Буш, нам известно уже несколько лет. И осознав, что наши отношения с Империей, скажем так, неравноправны, мы, посовещавшись, начали предпринимать некоторые шаги. Создали некоторый неофициальный союз…
- Так вот о чем вы совещаетесь на своих собраниях, - снова перебил Лодий. – Ну и что тут особенного? Я знаю, что все провинции имеют своих людей в Сенате, и стараются заполучить выгодные для себя правительственные решения. Если вы решили заняться влиянием на имперскую политику, то что тут нового?
Его собеседники переглянулись, и Лодий снова насторожился.
- Нынешний император не одобряет самостоятельности провинций, а еще меньше ее одобряет его тайная канцелярия. Тут очень многое, как ты понимаешь, зависит от того, как об этом доложить. Вполне естественное желание добиться справедливых взаимоотношений, можно представить как заговор мятежников и измену. Ты ведь помнишь дело князя Марка?
Лодий помнил – эту историю только мельком упоминали на уроках истории в гардемаринской школе, но в Раменье-то ее знали очень многие, хотя произошла она двадцать лет назад. В последнюю войну с Самалой, князь Сумура Марк заявил о своем «суверенитете» и отказался посылать дружину на войну. Месяц спустя, его замок был взят почти без боя – большая часть дружины демонстративно не взяла в руки оружие – пробравшимися в город переодетыми солдатами имперского спецподразделения «Львы Тефнут». Арестованный в своей спальне, князь Марк был препровожден в столицу и казнен по приговору Сенатского суда. Это случилось в первый год правления нынешнего императора Летипа Второго. После этого события, в Сумуре на десять лет было введено прямое имперское управление.
- Но ведь Марк действительно совершил измену – отказался выполнить свой вассальный долг во время войны! – возразил брату Лодий. – Сейчас же мир и вы не собираетесь отделяться от Империи. Надеюсь что так – иначе вас не поймут ни наши граждане, ни я, говорю вам совершенно откровенно.
- А Глан, который оказался имперским шпионом, представлял это совершенно иначе. И написал донос в тайную канцелярию. Именно за написанием доноса, его и застали мы с Насиком. Я попытался отобрать письмо, но он набросился на меня и начал душить. Тут Насик пустил в ход свой артефакт, и, как правильно тебе сказали, произошел несчастный случай – вместо легкого паралича, который должен был наступить, Глан умер. Что было очень жаль, поскольку я рассчитывал узнать от него многое… - На лице Виталиса промелькнуло незнакомое ранее жестокое выражение.
- После этого, мы стали думать, как это всё объяснить отцу и тебе. Мы не хотели расстраивать отца известием про предательство нашего старого слуги, и решили объяснить всё попыткой покушения в приступе умопомешательства. Может, это была не лучшая идея, но мы действовали впопыхах. Перенесли тело в другое помещение, уговорили советника Буша нам помочь… С тобой было еще сложнее – мы не хотели ставить тебя в двусмысленное положение, ведь ты – имперский офицер… Если бы твой паж не подслушал обрывок чужого разговора, и не истолковал его превратно – мы бы не стали вешать на тебя этот груз. Ведь ты плохо подумал о Насике, не правда ли? – Виталис посмотрел на Лодия честным открытым взглядом.
- Теперь ты знаешь всё. Можешь нас судить – я и Насик примем твой приговор. – Виталис замолчал, ожидая ответа. Лодий молчал.
Новый рассказ, казалось, не имел изъянов и сводил концы с концами. Лодию, разумеется, и в голову не приходило выдавать своих близких имперским службам. Несмотря на поганенький запашок всей истории… Глан, действительно преданный империи до мозга костей, мог неверно понять политические интриги князей, и став перед выбором между долгом княжеского дружинника и дававшего присягу легионера, выбрать второе. И он не был членом семьи князя… Оставался один единственный момент, который мог многое прояснить – ничего более Лодию в голову не приходило.
- Письмо, - медленно произнес он. – Письмо, которое вы отобрали у Глана. Интересно было бы на него взглянуть. Но ведь вы его, наверняка, уничтожили…
- Нет, еще не уничтожили, - неожиданно возразил Виталис. – Симон, я ведь приказал тебе спрятать письмо, чтобы при подходящем случае, ознакомить с ним отца и других князей – ты это сделал? – И Виталис выразительно посмотрел на советника. Тот вскочил с кресла, и Лодию показалось, что он испытал огромное облегчение.
- Да, разумеется, Ваше Высочество. Одну минуту, я сейчас принесу… - он рысью выскочил за дверь. До его возвращения в кабинете царило молчание.
- Вот это письмо, - вернувшись, Симон достал из бювара и с гордостью продемонстрировал какой-то замызганный лист. Лодий молча протянул руку. Советник заколебался, глянул на Виталиса и Насика, и с неохотой отдал лист.
Лодий не знал почерка Глана, но написанное явно принадлежало человеку, куда более привычного к мечу, чем к перу. Неуклюжие слова налезали друг на друга: «… доношу из чувства долга… собрания мятежников… разговоры об автономии и своих законах… Империю обвиняют в грабеже…». Вполне похоже на то, о чем он уже подумал. Болтовню и политические интриги, честный служака принял за заговор. Лодий бросил бумагу на стол. Князь тоже протянул было руку к бумаге, но Буш, сделав вид, что не заметил этого, тут же подхватил донос, и бережно его спрятал.
- Ваша игра началась скверно. Я не стану вам давать советы, вы все старше меня, но очень вас прошу - не заиграйтесь! – Лодий встал и, глядя только на отца, добавил. – Особенно прошу об этом тебя, папа. Право, несколько тысяч динариев налогов не стоят ссоры с Империей. Поверь.
- Завтра утром я уезжаю. Пойду, попрощаюсь с мамой. Кстати, она в курсе ваших делишек?
- Нет, - с некоторым усилием вымолвил князь. Он слегка покраснел. – Её, как и тебя с Квинтом, мы не посвящали в…
- И на том спасибо…
Лодий вышел, аккуратно притворив за собой дверь, и отправился в покои княгини. О Силии он вспомнил, только вернувшись к себе, и обнаружив того спящим в своей кровати.
- Вот еще одна проблема, - вздохнул Лодий. Несмотря на прояснившуюся картину, за будущее Силия стоило обеспокоиться – преподобный Насик всегда был злопамятен и мстителен. Про письмо, которое собирался послать с ним наместник – странная срочность – Лодий и думать забыл.
Число проблем, которые Лодий насчитал, стало бы значительно больше, если бы он слышал, как Виталис, оставшись наедине с Насиком и холодно глядя на него, проговорил:
- Ты испоганил почти всё, что только можно, преподобный. И если бы Симон не умел так мастерски подделывать подчерки, а я вовремя не дал бы ему поручения, то дело могло бы обернуться совсем скверно. Надеюсь, что хоть твой человек сегодня ночью не напортачит…
***
Вилла Клавдия, императорского трибуна в Тарсее, была точной копией большинства вилл империи. Особой роскошью она не отличалась – ровно столько, сколько нужно для престижа представителя центральной власти, который имел весьма ограниченные права вмешательства в дела самоуправляющегося княжества. Центром виллы был, как обычно, просторный, открытый сверху, зал – атриум, с обязательным бассейном посредине. Кабинет-таблин, в глубокой боковой нише, не имел дверей и выходил прямо в атриум. Еще не смеркалось, но в атриуме царил полумрак. Обычные в империи светильники – факелы, которые пропитывались магически обработанным минеральным маслом и могли гореть по многу дней, скупо освещали помещение. Наместник был экономен. На столе у него светила лампа, работавшая на том же принципе, но более современная. В самых богатых имперских домах и во дворце императора использовали теперь магические светильники на основе кнумериума, но они были очень дороги и для перезарядки требовали работы магов. А в штате наместника Тарсея должности мага не было предусмотрено. Было место для колдуна 1-го ранга, но уже полгода как оно оставалось вакантным – желающих ехать в тарсейскую глушь было немного, а те, кто соглашался, не устраивали Департамент Раменья по разным причинам. Клавдию уже надоело писать в столицу запросы.
Лампа распространяла чуть заметный запах нагретого металла, который мешался с запахом цветов из окружавшего виллу сада. Клавдию почему-то вспомнилось, как в самалитскую войну, они захватили вражеский обоз с факелами – они горели не хуже имперских, но при этом жутко воняли. Легионный военмаг тогда сказал, что эти факелы сделаны из человеческого жира, и их выбросили – все отлично понимали, чей жир могли пускать в переработку самалитские шаманы… Почему это вспомнилось? Наверное потому, что от бумаг, с которыми работал Клавдий, в каком-то смысле, воняло не меньше. Глубоко задумавшись, Клавдий сидел несколько минут, глядя на бумаги. Затем решительно собрал их, и сложил в медную чашу. Вынул из ящика стола небольшой жезл с вделанным в конец кристаллом, и нажал на кнопку, направив жезл на бумаги. Кристалл послушно выплюнул язык пламени, который лизнул документы и радостно заплясал на них, превращая в груду бурой сажи. Клавдий знал, что уничтоженные таким способом документы прочтению ни обычным, ни магическим образом не подлежат. Потом он взял чистый лист и начал писать.
Первое письмо он написал очень быстро, запечатал стандартной печатью наместника, и отложил в сторону. Над вторым он трудился дольше, и не запечатывая, тоже отложил. Третье письмо, самое короткое, заняло наибольшее время – трибун внимательно обдумывал каждую фразу: