Шамаш и сам не заметил, как заснул, просто на какой-то миг прикрыл усталые глаза и провалился в тишину, холодную и отрешенную, словно снежные покровы земли.
Очнулся же он в совершенно другом мире. Край снежной пустыни растаял без следа, так что стало казаться, будто все то, что продолжала хранить в себе память тысячей осколков огромного зеркала, на самом деле было рождено не явью, а всего лишь сном, только сном, каким бы реальным, живым он ни казался. Сон же не способен оставить после себя ничего, кроме воспоминаний, которые также скоро исчезнут, растворившись, точно туман.
В высоком синем небе искрилось золотое жаркое солнце, кружили, щебеча, стайки веселых пичужек. Где-то совсем рядом пролетел, деловито жужжа, шмель. Воздух был полон сладкого духа цветов…
Проведя рукой рядом с собой, он нащупал не мягкий покров мехового одеяла, а шелка трав. В воздух взметнулись потревоженные движением белые хлопья одуванчика.
Большой мягкий подорожник обжег пальцы холодом росы.
Шамаш хотел встать, но смог лишь чуть шевельнуться. Налитое свинцовой тяжестью тело отказалось повиноваться, словно уже не принадлежа ему. Несмотря на все усилия, ему удалось лишь чуть приподняться на локтях, поднимая голову с земли на небольшой покатый камень. Переведя дыхание и кое-как справившись с вдруг накатившей волной дурноты, он огляделся.
Бог солнца лежал на вершине поросшего густой травой и невысоким кустарником холме. Позади, за спиной, возвышалось дерево, тень которого укрывала его своим покоем, а листва, шурша на ветру, пела нежную, задумчивую песню. Хотелось закрыть глаза, вдохнуть полной грудью щемящий дух далекого прошлого, запах детства и юности, и задремать, уносясь во сне в край мечты.
"В том сне, который, если очень захотеть, может продлиться вечно…" - мысль, мелькнувшая в голове, была сладкой, словно леденец за щекой у ребенка.
Но тут к шепоту листьев и трав примешался еще чей-то голос - далекий, чуть слышный, говоривший на непонятном и, в то же время, удивительно знакомом языке.
"Повелитель! - прошло некоторое время, прежде чем он начал понимать его. - Я так рад, что ты, наконец, вернулся!" Небожитель повернул, насколько мог, голову, ища заговорившего с ним. И тут его взгляд упал на камни стен какого-то строения, неведомого и в то же время знакомого, чужого и, в еще большей мере родного. Сквозь мрак, на краткий миг поглотивший разум, он начал узнавать…
Стены, камнями которых легли сами звезды, башни, выточенные ветрами из осколков луны, строение, от которого исходило тепло, точно это было не рукотворное жилище, а живое существо, чьи камни подрагивали от прикосновения, отвечая волной обожания, а в груди билось, трепеща, чувствующее, вполне человеческое сердце.
Замок колдовского короля. Увиденный раз, он остался в памяти навсегда, пленив навеки душу своей трепетностью и чуткостью, оставшийся в ней всегда, манивший к себе даже в те мгновения, когда оставался неимоверно далеко, по другую сторону мироздания. Теперь же, когда до него было рукой подать…
Сердце заныло в груди. Как же давно он не был здесь! Целую вечность. Никуда больше его не влекло так сильно, не хотелось вернуться так страстно…
Если бы он мог заплакать, то слезы бы уже давно текли у него по щекам. И, отражаясь в них, были бы куда яснее скользившие перед взглядом образы, которые, несмотря на минувшие годы, запечатлелись в памяти столь ясно, словно он покинул этот миг лишь вчера.
"А может, так оно и есть. Может быть, все, что было за гранью этого мира - не более чем сон…" - подумалось ему. Странный, непонятный сон. …-Черногор! Ты очнулся! - радостный возглас вырвал его из раздумий, возвращая к реальности.
Над ним склонилась женщина с волосами цвета спелой пшеницы, которые, во власти движения, растрепались, упали прядями на лицо, застя взгляд, но та не замечала этого. Ее глаза просто светились счастьем, а на губах лежал вздох несказанного облегчения, словно что-то плохое, мучившее душу не один день, наконец, осталась позади.
- Дубрава… - хрипло, чуть слышно прошептал он, в то время как ему показалось, что он кричал на морозе что было сил. Горло тотчас запершило, дыхание перехватило. Мгновение - и он закашлялся, задыхаясь, не в силах сделать новый вздох.
- Сейчас, сейчас, - поспешила ему на помощь колдунья, - спокойно… Вот, выпей, - она приподняла его голову, поднесла к губам горлышко маленькой бутылочки. - Это особый, целебный отвар, - пока он пил, поясняла та. Ее душу переполняли эмоции, и потому она не могла умолкнуть ни на миг, - мы с Мерцаной составили его для тебя и готовили каждый день с тех пор, как дракон принес тебя к нам.
- Дракон…
- Тихо, тихо, молчи! Подожди, я сама обо всем расскажу! Только… Чтобы знать, с какого момента начинать… Ты… Ты что-нибудь помнишь? Не отвечай, просто кивни.
Ты… Помнишь, как привел нас сюда? Да? Хорошо. А бой с Потерянными душами? Ты помнишь его?
- Да, - ему стало легче дышать, да и говорить тоже. - Но разве когда все закончилось, дракон принес меня сюда?
- А куда же еще! Ты был весь изранен. И… Но самое главное, ты был без сознания, и мы никак не могли вернуть тебя, вырвать из власти бреда. Мы уже начали бояться, что… - в ее глазах мелькнула слеза, которую Дубрава поспешила смахнуть, чтобы она не омрачала этого самого счастливого за последнее время мгновения. - Но теперь, когда ты очнулся… Хвала Высшим!
- Как давно…
- Сегодня - пятидесятый дней. Мы считали каждый миг, каждый вздох, надеясь… Что это я? - почувствовав, что она вновь готова заплакать, Дубрава на мгновение закрыла лицо ладонями, успокаиваясь, затем робко улыбнулась: - Как же я рада!
Сейчас, я позову остальных! Все так ждали…
- Подожди, Дубрава, - остановил ее Шамаш. - Сначала объясни мне, что, все-таки, произошло.
- Ты был тяжело ранен в том бою. Дракон принес тебя сюда. Чтобы мы тебя вылечили.
Все это время ты лежал в замке, позавчера же его дух сказал, что, может быть, если мы перенесем тебя на воздух, под открытое небо, это поможет… Помогло! - в ее голосе зазвучало торжество.
- Мне казалось, что я был в другом мире, жил его жизнью.
- Пятьдесят дней?
- Нет. Дольше. Пять лет.
- Но как это возможно…
- Время относительно. Где-то идет быстрее, где-то - медленнее.
- Да… Особенно во сне или в бреду… А тот мир… Какой он? Хороший?
- Да.
- Лучше нашего?
- Что может быть лучше края, где родился?
- И все-таки…
- Он не знал вражды между наделенными даром и лишенными его. Колдуны - там их называли магами - правили его городами. И были Хранителями добрых людей.
- Теперь понятно, почему твой разум не хотел возвращаться к нам… Хотя… Хотя у нас здесь тоже все исправилось. Начало устраиваться. Потерянных душ больше нет.
И люди… Они стали понимать нас. И признавать… Ну… Наше право жить, будучи такими, какие мы есть. Так что, - она улыбнулась, - для полного счастья нам не хватало только тебя. И теперь, когда ты вернулся… Можно я, наконец, поделюсь этой радостной вестью с остальными? Пожалуйста! Ведь каждый миг ожидания - длиннее вечности!
- Ладно, - Черногор устало улыбнулся, - иди.
- Я быстро! Всего лишь мгновение! Только не пытайся подняться! Не все сразу! - и она пропала из виду.
Но он остался не один.
"Повелитель!"- торжествующий голос заполнил все его сознание.
"Да, дух?" "Ты обещал мне вернуться! И я несказанно рад, что боги позволили тебе сдержать слово, и ты снова здесь, у моих стен!" "Да… Я здесь…" "Ты говоришь так, словно не уверен в том, что это действительно происходит, произошло на самом деле! Неужели ты думаешь, что бред был явью, а самая счастливая из реальностей - не больше, чем сон?" "Прости… - он вздохнул. - Это тяжело - отказываться от того, чем жил столько времени, даже если, будучи там, все время сомневался в существовании иного мира, мечтая лишь очнуться ото сна…" "Я понимаю. Не сердись на меня, прошу! Я знаю, это эгоизм, но я так страстно мечтал о том миге, когда ты вернешься, и мои стены вновь станут обителью колдовского короля!" "Колдовского короля…" - повторил Черногор, закрывая глаза.
"Я… Я опять расстроил тебя, да? Ты уже столько раз повторял, что подобное невозможно… Но ведь ты говорил так, потому что был уверен: тебе не выжить в схватке с Потерянными душами. Теперь же, когда боги сохранили тебе жизнь…" "Они не должны были".
"Что такое ты говоришь! - боль в голосе духа смешивалась с негодованием. - Все здесь только об этом и мечтали! Молили Высших с зари и до зари!" "Ладно, дух. Не будем об этом".
"Хорошо. Если ты так хочешь. Но… Пусть я всего лишь дух твоего жилища, прошу, позволь мне видеть в тебе того, кого зрит моя стихийная сущность!" "Это неправильно".
"Что неправильно? Что? Все так, как должно быть! Потому что… Потому что если бы Высшие отняли у нас тебя, мы, все - и духи, и люди, - отвернулись бы от них, а без нашей веры они не просуществовали бы и мига!" "Не говори так", - Шамаш нахмурился.
"Да, да, конечно, теперь, когда они исполнили все наши мольбы, нужно быть осторожными, чтобы не спугнуть их благосклонность…" "Дух…" "Я все понимаю: тебе нужно время. Чтобы выздороветь, поверить, что ты вернулся к нам, что это действительно случилось…" "Да. Время".
"Я готов ждать столько, сколько потребуется! Сколько угодно!" "А остальные?" "Остальные - это кто? Колдовской народ, который тебя просто боготворит…" "Я не хочу, чтобы они страдали, дух".
"Страдали?! О чем ты! Да сейчас они - самые счастливые создания на земле!" Колдун молчал и домовой, сам того не желая, задумался над его словами. И даже в чем-то согласился. В конце концов, слуга не должен перечить хозяину:
"Да, повелитель, им будет тяжело. Какое-то время. Будет больно видеть тебя таким слабым, израненным… Они бы с готовностью приняли на себя твои раны, чтобы облегчить твою боль…" "Я не об этом".
"Тогда, значит, об ожидании… Ждать всегда тяжело. А ждать возвращения того, кто, как кажется, уже пришел - особенно. Заглядывать в глаза, которые смотрят насквозь, не узнавая, не оставляя им даже права на жизнь, считая всего лишь призраками затянувшегося бреда. Но… Поверь, повелитель, сейчас они вряд ли что-то заметят. Все, о чем могут думать эти люди - чтобы с тобой все было в порядке".
"Чего они ждут от меня?"
"Чтоб ты побыстрее поправился! " "Дух, - Черногор болезненно поморщился, - ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю! " "Да, повелитель… Но что об этом сейчас-то? Не вовремя. И вообще, тебе сейчас нужен отдых, а не заботы и головная боль".
"Что-то случилось? - колдун насторожился. - Что-то, о чем я не знаю? Деревне угрожает опасность?" "Нет, разумеется!" - поспешил заверить его дух, в мысленном голосе которого - трепете образов - почувствовалось некоторое успокоение. Ведь заботятся и беспокоятся о тех, кто дорог. И уж конечно никому не придет в голову волноваться по поводу созданий, в существование которых не веришь.
"Им нужна помощь?" "Ничего спешного… - он говорил так, словно речь шла о каком-то пустяке, хотя, на самом деле, все было иначе. - Указать путь в грядущее".
"Разве они до сих пор не нашли его?" "Нет. Они ждали тебя. Они не особенно верят в собственные силы, боятся ошибиться, надеясь лишь на твою мудрость…" "Так не должно было быть…" - он шевельнулся, пытаясь сесть, но не смог, словно на груди лежал тяжелый камень, придавливая к земле, а в руках не было достаточно сил - ни обычных, ни магических - чтобы его сбросить.
"Лежи спокойно! Ты не должен… Ты нужен нам! Ты и сам не представляешь, как нужен! Наделенные даром… Знаешь, чем они были готовы заплатить богам за то, чтобы ты вернулся? Своим даром!" "Нет!" "Да, повелитель!" "Для народа это губительная жертва! " - даже будучи совершенно обессиленным, не веря в то, что окружавший его мир - явь, он был готов бороться за него, за людей, не желая принимать нарисованную духом замка реальность, считая ее хуже смерти, потому что означала конец колдовского народа.
"Была бы, если бы это случилось, и так бы и произошло, если бы боги сами не возвратили тебя нам… - качая головой, задумчиво пробормотал домовой, а затем тяжело вздохнул: - Прости меня за то, что я ранил твою душу образами мира, которого на самом деле нет и никогда уже не будет, хвала богам. И я никогда не верил, что Ввышние потребуют от своего народа такой платы за твое возвращение.
Не беспокойся, повелитель, они не забрали у колдовского народа тот дар, который составляет его сущность".
"Хорошо", - Черногор устало закрыл глаза.
"Повелитель, а ты…" - дух хотел спросить своего владыку, как тот себя чувствует, не нужна ли ему помощь, но колдун понял все иначе. Он опустил голову на грудь:
"Боги ничего не делают просто так. За их помощь всегда приходится чем-то расплачиваться. А поскольку сам бы я не смог вернуться… - на миг он замолчал, прислушиваясь к себе, затем же хмуро продолжал: - Впрочем, на сей раз боги были милосердны: они не забрали у меня колдовской дар, - горькая усмешка скользнула по сухим потрескавшимся губам, - просто сделали меня беспомощным калекой".
"Повелитель, все совсем не так!" "Ты знаешь, что это правда, так же, как теперь знаю я. Мое тело практически лишено способности двигаться. И ничто, даже дар не может этого изменить".
"Время исцеляло и не такие раны…" "Уж не пытаешься ли ты утешить меня, дух? Не трудись, не надо. Все нормально…" "Видя бледность твоего лица и чувствуя боль души, мне не кажется…" "Даже если бы ложь осталась тем последним, за чем мог бы спрятаться мой разум в стремлении избежать падения в бездну отчаяния, я не обратился бы к ней!" "Конечно, повелитель, и я никогда бы не осмелился обвинить тебя во лжи, зная, что для наделенного даром нет ничего хуже. Все, что я хотел сказать: "нормально" это ведь не хорошо. Я вижу, как тебе плохо, и…" "Остальные тоже знают?" - внезапно спросил колдун, заставив духа, озадаченного вопросом, надолго замолчать.
"Ты спрашиваешь меня, изменило ли твое ранение наше отношение к тебе? - когда он заговорил вновь, в его мысленной речи сквозила горечь обиды. - Все мы: я, другие духи, наделенные даром и лишенные ее, драконы, весь мир, который, если бы не ты, уже пятьдесят дней как стал пустотой, - боготворим тебя, любим сильнее, чем…" -Я видел жалость в глазах Дубравы, - прервал его мрачный голос колдуна. - Так смотрят на собаку, покалеченную в схватке с волками. А я не хочу, чтобы меня жалели.
"Но что плохого в том, чтобы сопереживать чужой боли!" -Вам придется забыть о жалости, если хотите, чтобы я остался.
"Неужели ты на самом деле готов бросить свой народ?! И из-за чего? Из-за любви, заботы… - дух был просто в отчаянии. Он не мог понять, что произошло с его хозяином, и это заставляло его страдать даже сильнее, чем вид его ран. Но он старался, очень старался понять. - Повелитель, это гордость не позволяет тебе увидеть, что на самом деле нами движет вовсе не жалость, а стремление помочь, отблагодарить…" "О какой гордости ты говоришь! Все, что у меня осталось, это чувство собственного достоинства! Я не хочу, чтобы меня жалели!" "Повелитель…!" "И довольно об этом! - он прикрыл глаза, чувствуя, как тяжесть ложится на плечи снежным покровом.- Я устал…" "Конечно, - голос, который еще миг назад казался громок и решителен, словно раскаты грома, стал удивительно мягким, даже нежным, наполнившись заботой. А еще в нем зазвучало осознание вины. - Прости меня, повелитель. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть к случившемуся, принять его таким, как есть… Уходя, ты думал о смерти. Тяжело возвращаться, когда готовился сделать шаг за горизонт.
Возвращаться, но при этом понимать, что никогда не станешь прежним - еще труднее…
Но, повелитель, все меняется! Наш мир стал другим, колдуны, лишенные дара, даже я!…Да, нужно время. Мы подождем. Главное, чтобы в конце этого ожидания нас ждал колдовской король!" Черногор лишь качнул головой.
Что он мог сказать? Что потерял ту нить, которая всегда, что бы ни происходило, влекла его вперед, проводя дороги даже там, где их никогда прежде не было? Это было правдой - он не видел впереди ничего, словно окружавший его мир был краем одного мгновения. Но нужна ли была эта правда другим, тем, которые надеялись, что он укажет им путь в глядящее? Ведь нет ничего ужаснее, когда теряешь надежду в миг исполнения мечты.
- Мне нужно время, - прошептал он, не уверенный, что оно поможет, но вынужденный признать: если чему это и дано, то только ему.
"Да, повелитель! Прости, что растревожил душу, причинил боль… Я… Я просто не смог справиться с чувствами, которые переполняли меня… Я… Я думал… Я мечтал… Я хотел, чтобы все поскорее, тотчас стало таким, каким должно было стать, каким я надеялся, что станет. Поэтому… Прости…" "Ничего, дух. И ты прости меня…" "Что ты, повелитель! За что!" "За сомнения".
"Повелитель…" - дух хотел сказать что-то еще, успокоить, но тут воздух заполнился голосами - радостными возгласами, смехом, вокруг стало тесно от заполнивших вершину холма людей.
Они окружили Черногора со всех сторон. Их было так много, что казалось - соскользни перо с крыла пролетавшей над холмом птицы, оно не коснется земли.
Никто не смел заговорить первым, нарушив молчаливую тишину, в которой слышался лишь стук сердец и частое, взволнованное дыхание.
- Добрый день… - когда эта тишина стала ему в тягость, тихо проговорил колдун, здороваясь со всеми и, в тот же самый миг - ни с кем. Его глаза смотрели на собравшихся спокойно, без оживления, даже, как могло показаться, с некоторой прохладой, словно узнавая лишь разумом, но не сердцем.
- Да! Добрый! Самый замечательный! Мы… Мы так его ждали! - заговорили все вместе, потом продолжал один, подхватывал другой, так, чтобы голос не умолкал ни на мгновение. - Мы надеялись…! Мы очень рады…! - колдуны не спускали глаз с Старшего, боясь моргнуть. Они ждали, что вот, сейчас, он устало улыбнется им, пошутит, и на душе станет еще светлее.
Но нет. Черногор оставался серьезен и отрешен, словно душой был где-то далеко.
"Он еще не оправился от ран, - успокаивая, убеждали себя собравшиеся рядом с ним, храня душу от хотя бы тени сомнения и разочарования. - Ему нужно прийти в себя.
Но главное… - и, стоило им подумать об этом, как глаза вновь начинали лучится блаженной радостью. - Главное, он с нами!" -Ладно, довольно… для первого раза, - оглядев всех, проговорил Ясень. Он был напряжен, озабочен, боясь всеобщей радостью спугнуть удачу. Последнее время он стал суеверен. Да и не только он. Поэтому остальные, тотчас его поняв, заторопились.
- Да, мы пойдем… Пойдем, пожалуй…
- Если, конечно… Не будет каких поручений… Старший, может быть, нам нужно… что-то сделать…?
- Нет, Дубрава. Все в порядке. Ступайте…
- Ну… Мы… Если мы понадобимся, только позови. Мы рядом!
Медленно, взволнованно переглядываясь и бросая озабоченные взгляды через плечо на своего короля, они начали расходиться.
Через несколько мгновений рядом с Черногором остались лишь Влас и Ясень.
Мужчины стояли, переминаясь с ноги на ногу.
- Вам тоже лучше вернуться к своим делам, - не глядя, бросил им колдун.
- Да какие у нас еще могут быть дела? - с сомнением поглядывая на него, пробормотал Влас. - Наше главное дело - ты.
- Старший, мы… - переглянувшись с ним, неуверенно начал Ясень. - Позволь нам остаться, быть рядом. На всякий случай.
- Даже младенец не нуждается в постоянном присутствии родителей. Я же взрослый человек, и…
- Черногор, ты только-только очнулся, а твои раны так тяжелы, что ты не сможешь даже… - Власу было тяжело говорить об этом, но он был просто обязан убедить Старшего в том, что тому не следовало оставаться в одиночестве.
- Я позову вас, если мне что-нибудь понадобится, - резко прервал его колдун. - А сейчас, все, чего я хочу - это немного побыть наеедине с собой.
- Но…
- Мне нужно подумать! Собраться с мыслями. Немного времени! Неужели я прошу так о многом!- в его голосе, среди усталости и слабости зазвучали нотки раздражения.
Эта чрезмерная, навязчивая забота… Она опостылела ему еще в том мире, и он надеялся, что уж в этом ей не будет места.
- Но если тебе снова станет плохо…
- Да оставьте вы меня, наконец, в покое! - не сдержавшись, воскликнул он, рванулся, силясь подняться, но, пронзенный резкой болью в спине, застонав, откинулся назад.
- Черногор! - бросился к нему Ясень, но Влас остановил друга, ухватившись за локоть:
- Не надо, - чуть слышно, одними губами прошептал он. - Ты что, не видишь, что мы делаем только хуже?
- Но все, чего мы хотим, это помочь!
- А ему это в тягость. Он привык быть сильным! Всегда и во всем! И то, что сейчас он не может даже подняться с земли…
- Ладно, дружище, - Ясень опустил голову на грудь, тяжело вздохнул, - не продолжай, я понял.
- Пойдем.
- Но не можем же мы бросить его одного!
- Можем! Если он этого хочет!
- Но…
- Да не бойся ты! Он не останется один! Подумай немного и ты поймешь…
- А ведь верно! Дух! Он не покинет своего повелителя, даже если тот ему прикажет…
- Черногор не прикажет. Потому что знает: дух не властен уйти из своих земель. И, потом… В отличие от нас, он не возвышается на самом виду, застя свет и крича о своем желании помочь. Он… Он здесь, но, в то же время, его как бы и нет.
- Что ты имеешь в виду? Что если бы мы тихо и спокойно стояли в стороне, то не разозлили бы его и он бы нас не прогнал?
- Да. Так что, мы сами во всем виноваты.
- Но все равно… - он поджал губы, вздохнул. - Мы хотели сделать, как лучше. Мы поступали правильно. Не совершили никакой ошибки… Зачем было кричать на нас, сердиться? Мы ведь ни в чем не виноваты…
- Ты что, обиделся? Словно маленький мальчик? Нет, такое могло прийти в голову лишь ребенку или женщине, что, в общем-то, одно и то же! Но ты-то, Ясень, ты то!
Колдун болезненно поморщился:
- Ну что ты меня стыдишь? Все я прекрасно понимаю, просто… Просто… А, что там, - он махнул рукой, - это действительно задело меня за живое, ведь… Я думал, все будет иначе!
- Легко и безоблачно… - пробормотал Влас.
- Что? - не понял его Ясень.
- Ты думал: вот Старший вернется и на земле воцарится Золотой век.
- А ты? Ты думал иначе?
- Я мечтал об этом. Но, дружище, так ведь не бывает. После долгой ночи приходит только рассвет, а до полудня - владения света и тепла - еще идти и идти…
Они говорили, все дальше и дальше уходя от Старшего.
И так беззвучно тихий голос быстро затихал. Впрочем, даже когда колдуны были рядом с Черногором, тот почти ничего не слышал. Да, до его слуха доносились какие-то звук, которые, однако же, не складывались в слова, образы, оставаясь пустыми и отрешенными.
Сознание вновь затуманилось. Перед глазами замельтешили какие-то точки, поплыли огненные блики, заслоняя картины реального мира, пока, наконец, безликая пустота лишенного сна забытья не вытеснила и их…
Очнулся он в замке. Под головой была подушка, набитая травами, дурманный дух которых наполнял каждый вздох, баюкая душу покоем. Его окружал просторный зал с высокими стенами и синим, точно ясное небо, потолком, по которому облаками скользили тени. Их очертания все время менялись, представляясь то белокрылыми лебедями, то пушистыми, длиннохвостыми лисами, то небесными замками, легкими, точно пушинка, легшая на крылья ветра. Рядом - никого. И тишина…
Он так стосковался по ней и потому в первый миг потянулся всей душой, но потом, насытившись, отпрянул. Она была совсем пустой, эта тишина, такой холодной и отчужденной, что богу солнца даже показалось, что он не в колдовском замке, а подземных пещерах Кигаль.
Мир был так прекрасен, являя собой исполнение самой заветной мечты, что привыкшему видеть грань между реальным и желаемым разуму казался всего лишь миражом и никакие новые доказательства обратного не способны были разубедить его.
А нет ничего более мучительного, чем продолжать мечтать, понимая, что мечта - лишь обман.
"Дух!" - когда не осталось сил терпеть боль разрывавшейся на части души, позвал он хранителя замка.
"Да, повелитель?" - тотчас отозвался тот.
"Перенеси меня на воздух. Душно здесь…"
"Я открою окна…"
"И стены давят".
"Если ты пожелаешь, я раздвину их…" "Дело не в замке, а во мне… - он болезненно поморщился. - Это трудно объяснить…" "Ты словно и не возвращался вовсе. Телом здесь, но душой… Душой где-то неимоверно далеко… А, главное, сердцем".
Черногор несколько мгновений молчал, поджав губы.
"Перенеси меня на воздух, дух", - вновь попросил он и, хотя домовому меньше всего на свете хотелось выпускать колдовского короля из-под защиты своих стен, он не смел возражать, и не мог больше медлить.
"Куда? Куда тебя перенести, повелитель? К подножию замка?" "Нет… - он и сам не знал, куда, зачем. Просто не мог больше оставаться здесь, в этом месте. - Пусть это будет какая-нибудь поляна в лесу… Подальше отсюда…" "При всем моем желании я не смогу отнести тебя туда, куда ты стремишься. Прости, повелитель, но я должен тебе это сказать. Того мира, что привиделся тебе в бреду, нет. Уже нет, еще нет - не знаю. Но нет. Ты слышишь - нет! Как нет и всех тех, кто его населял. И тебе будет лучше с этим смириться. Потому что это единственный путь… - он ждал, что король велит ему замолчать, когда раб не может учить своего хозяина жить, но тот молчал. И домовой продолжал, несколько осмелев: - Лишь когда ты сердцем, душой поймешь это, ты по-настоящему вернешься к нам. На самом деле. Полностью, целиком… - и вновь тишина, ни слова, ни движения головы или глаз. Колдун просто ждал, когда будет выполнена его просьба, до тех пор погрузившись в какие-то свои мысли - далекие и отрешенные. - Ты… Ты не слышишь меня, - в его голосе сквозила боль, текла, как кровь из открывшейся раны. - Хорошо, повелитель, сейчас я исполню твою волю, а потом покину тебя.
Чтобы не надоедать своим навязчивым присутствием. Но если я понадоблюсь, только позовешь - я тотчас примчусь, готовый выполнить любой приказ. Даже если тебе так надоест замок, что ты захочешь сравнять его с землей…" Колдун слышал его слова, но, как бы ни были они горьки, ничто не трогало его душу. Она не вздрагивала, не трепетала раненой птицей при мысли о том, что прежде казалось самой ужасной из бед. Словно весь огонь ушел из нее, последний уголек угас…
Он понимал - дух ждал от него хоть какой-нибудь реакции, но продолжал молчать, не видя смысла в неискреннем сочувствии и притворных сожалениях. Ему в самом деле было совершенно все равно, что произойдет с этим замком, с этим миром…
Нет, конечно же, он не желал ничего плохого ни одному из тех, кто был рядом с ним сейчас. Он был готов отдать жизнь за самого малого из них, но…
Черногор не заметил, как оказался на поляне посреди зеленого леса. Над головой шумел густой изумрудной листвой могучий дуб, который был старше всех живших ныне на земле. От него веяло мудростью и покоем. И еще грустью. По тому, что было и чего уже никогда не вернуть.
"Да. Все стало другим. Может быть, потому что ничего этого нет…" - он до сих пор не мог поверить в то, что он действительно вернулся назад.
Щеку щекотнула непослушная травинка, выбившаяся из зеленой пряди земли. Над ухом застрекотал кузнечик. По высокому синему небу словно огромные птицы пролетели гонимые ветром белоснежные облака. Все было таким привычным, знакомым с далекого детства, и, все же…
"Ветер разгулялся не на шутку. В пустыне, должно быть, поднялась метель… - мелькнула мысль, придя неизвестно откуда. - О чем это я? Здесь нет никакой снежной пустыни. Да, зима придет. Но потом. Еще не скоро. Ведь сейчас - самое начало лета. И долгой она не будет. Так - краткое мгновение приграничья рядом с… - с силой сжав губы, он на миг зажмурился, мотнул головой, прогоняя причинявшие боль воспоминания. - Ну почему так всегда: мечтаешь не о том, что имеешь, а чего не в силах вернуть? Если бы только было возможно изменить…" Какое-то время он лежал, слепо глядя в никуда. А потом… Потом, когда его глаза начали различать образы, которые, правда, все еще представлялись не более чем призраками, тенями, лежавшими на грани между тем, что было когда-то, и тем, чего никогда не могло быть, он увидел тоненькую детскую фигурку. Девочка в длинном цветастом сарафане стояла возле такой же юной, как и она, березки, и ветер перебирал локоны ее длинных золотых волос.
И ему показалось…
- Малыш!
- Да, Старший! - та тотчас подбежала к нему, упала на колени в траву, потом, смутившись, покраснела, торопливо зашептала: - Прости, мой король. Наставница говорила мне, что теперь мы должны называть тебя так, но я почему-то вдруг все позабыла… - заметив тень удивления и неузнавания в его глазах, она растерялась, испугалась, решив, что сделала что-то не так, нарушила какой-то закон, совсем оробела и зашептала, заикаясь и пряча глаза. - Я… Я гуляла в лесу. И случайно оказалась здесь. Прости, если потревожила твой покой. Я сейчас уйду…
- Как тебя зовут, девочка? - заставив свой голос звучать как можно мягче, спросил он.
- П…Полеся…
- Так ты воспитанница Дубравы! - наверное, впервые за все то время, что минуло с его возвращения в колдовские земли, он улыбнулся. И не важно, что эта улыбка была невеселой, несла в себе моря задумчивости и горы грусти.
- Мой король, если… Если я в чем-то виновата, накажи меня, но не говори наставнице, прошу тебя! Я…Я не хочу, чтобы ей было за меня стыдно!
- Успокойся, милая. Ты ни в чем не виновата.
- И… Ты не сердишься на меня, Старший? Мой король?
- Конечно, нет…Милая, посиди со мной.
- А… Можно? - ей так этого хотелось! Она мечтала расспросить Старшего о том сражении с Потерянными душами, о мире, который он видел в своем сне. Обо всем!
Вот если бы он рассказал ей! Тогда бы все остальные - и колдуны, и лишенные дара - захотели бы поговорить с ней, послушать ее рассказ.
- Конечно, можно, девочка. Разве есть такой закон, который запрещал бы говорить со Старшим?
- Но с королем… - она все еще сомневалась. Эти перемены, которые коснулись мира, были ей не понятны. Все казалось таким странным… А еще наставница все последнее время повторяла ей: "Будь внимательна со Старшим. Будь почтительна с ним. Ведь он теперь - колдовской король. Даже больше - тот, кто стоит между людьми и богами!" Однако раз таково было его желание…
Девочка села в траву, поджав под себя ноги, потом осторожно подняла голову, впервые за все время разговора решившись заглянуть собеседнику в глаза.
Он смотрел на нее с той задумчивой теплотой, которую дарит дядя, никогда не имевший собственных детей, племяннице. Так Евсей смотрел на Мати…
Мати… При воспоминании о ней на лицо колдуна набежала тень. Едва заметив ее, девочка беспокойно заерзала на месте, настороженно спросила:
- Что-то не так?
- Все в порядке, милая… Просто… Просто я вспомнил одно существо… девочку…
- Какую? Я ее знаю?
- Нет.
- А, - она поняла, - ты видел ее в своем сне, да?
- Да, - кивнул колдун, - во сне…
- А о чем был этот сон? О другом мире? Какой он? Расскажи мне, пожалуйста!
- Тот мир… Ты ведь помнишь зиму, какая она в мире лишенных дара?
- Да! - девочка улыбнулась. - Я люблю зиму! С ней так весело! Можно играть в снежки, лепить из снега всякие фигурки, строить замки…
- В том мире всегда была зима.
- Всегда-всегда? - она взглянула на Старшего с некоторым недоверием. - А разве такое возможно? А люди? Там были люди?
- Да.
- Как же они жили? Зима, конечно, хорошо, но… Но зимой ведь ничего не растет, не цветет, нет ни ягод, ни фруктов…
- Посреди снежной пустыни были оазисы - города, полные зелени садов и полей…
- Как наши деревни?
- Да, милая.
- Значит, в городах жили колдуны?
- Маги. Люди того мира называли их Хранителями.
- Потому что они дарили тепло, да? Без них не было бы жизни? Должно быть, их все очень любили и почитали.
- Так и было…
- А… Можно я спрошу?
- Конечно, - он улыбнулся. Какие же все-таки дети странные! И забавные. Как будто до этого мгновения она не задавала вопросов!
- Если бы… Если бы в нашем мире стало так же, как в том, нас бы тоже все любили и почитали? Ну… Если бы Потерянные души ушли не просто так, а унесли бы с собой тепло этой земли. Тогда бы лишенные дара… Мы были бы им нужны, да? Они не смогли бы жить без нас?
- Наверное. Если бы тепло ушло надолго…
- Навсегда. Вот бы так и случилось!
- Девочка, это не то будущее, о котором стоит мечтать, - осуждающе качнул он головой.
- Почему? Ведь тогда нам нечего было бы бояться.
- А разве сейчас вы чего-то боитесь? У вас есть причина для опасений? Мне говорили, что лишенные дара стали относиться к колдунам иначе…
- После того, как ты их спас? Конечно. Для них ты стал богом. Богом солнца.
- Что? - он вздрогнул, внутренне напрягся, чувствуя что-то неладное.
- Ну да, - девочка хихикнула. - Они ведь всегда верили в бога солнца. Доброго и заботливого. А после того, как ты у них на глазах уничтожил само Зло, решили, что ты… Ну… - она замешкалась, поморщилась, силясь вспомнить те мудреные слова, которые слышала в разговорах взрослых. - Что ты… Воплощение бога среди людей!
- Это не так.
- А они верят. И хорошо. Потому что пока верят, не обижают нас. Но потом… Долго ли продлится их признательность? Что будет с нашими потомками? - эти слова были слишком сложны и умны для маленькой девочки, но она так часто слышала их, что не просто выучила наизусть, но и почти убедила себя, что поняла.
- Взрослых это беспокоит? - не спуская с собеседницы внимательного взгляда задумчивых глаз, спросил колдун.
Полеся, вздохнув, кивнула:
- Если бы земля замерзла и только наша сила согревала бы ее, лишенные дара всегда бы дорожили нами. И можно было бы не бояться, что в грядущем случится что-то…
Что-то вроде Падения.
- Не жалей о том, что все иначе, девочка, - качнул головой Черногор. В его голосе была та задумчивость, которую обычно несут с собой тяжелые воспоминания. - Мир, о котором я рассказывал тебе, приближался к концу, когда без дороги, без испытаний наделенных даром в нем становилось все меньше и меньше… Прости, - заглянув малышке в глаза и заметив в них страх, проговорил он, - я не должен был говорить тебе этого, пугая душу, когда ты все равно не сможешь понять…
- Но я запомню. И расскажу взрослым. Они могут понять, но ничего не знают, потому что ты не рассказываешь им.
Несколько мгновений он смотрел на нее, ничего не говоря. Эта малышка… Ему было легко с ней говорить. В отличие от других, когда даже те, кто прежде понимал его с полуслова, полувзгляда, теперь, казалось, говорили совсем на другом языке. И поэтому он продолжал, питая разговор словами, словно поленьями костер, который без этого бы уже отгорел.
- Ты умна не по годам, Полеся.
- Это плохо? - она сжалась, вновь делаясь похожей на испуганную пичужку.
- Нет, конечно, нет, просто… Ты очень похожа…
- На эту девочку, о которой ты говорил? На девочку из твоего сна?
- Из сна…
- И какая она была? - для нее все это было похоже на одну из сказок, которые она так любила.
- Она… - начал он, но потом замолчал, поджав губы. - Прости, милая, я не могу.
Это не правильно говорить о ком-то за спиной.
- Но ее ведь нет на самом деле! Она - только сказка! А для чего еще нужны сказочные девочки, как не чтобы о них рассказывали!
- Все так, милая. Но… Видишь ли, для меня тот мир совсем не сказка. Он кажется мне настоящим.
- Даже более настоящим, чем наш?
- Да, милая. Увы, это так. Мне… Мне трудно отказаться от того, во что я так долго верил, и поверить в то, о чем с таким трудом заставил себя забыть.
- Но ты мечтал вернуться, да? Мечтал?
- Конечно. Разве можно не желать возвратиться домой?
- Это хорошо! - ее лицо расплылось в довольной и счастливой улыбке.
- Почему, милая?
- Значит, ты любишь этот мир. И нас.
- Мне… - он на миг закрыл глаза, что было сил сжал губы. В конце концов, сколько можно сражаться с самим собой и со всеми вокруг, отвергая реальное и держась за невозможное? Скольких бед и трудностей можно было бы избежать, прими он сразу же мир снежной пустыни! К чему же дважды совершать одни и те же ошибки, мучая себя и окружающих? - Мне просто нужно немного времени, милая. Совсем немного.
- Чтобы по-настоящему вернуться к нам?
Он кивнул.
- Ты не сердишься на меня?
- Нет. Почему я должен на тебя сердиться?
- Ну… Этот разговор… Воспоминания… Они, должно быть, причинили тебе боль…
Я знаю, так бывает. Вот я. Когда я думаю о маме с папой… - не договорив, Полеся всхлипнула.
- Не плачь, милая, - он хотел взять ее за руку, успокаивая, но не смог даже шевельнуться, когда налившееся тяжестью тело совсем перестало его слушаться. И ему ничего не оставалось, как уповать на то единственное, что было ему верно - голос. - Все будет хорошо. То, что произошло когда-то, осталось в прошлом.
- И ничего такого вновь никогда не повториться? Я… Мои дети не станут плакать, вспоминая обо мне, как я плачу над памятью родителей?
- Я сделаю все, что смогу, чтобы этого не случилось.
- И я… Я буду жить долго и счастливо? Как в сказке?
- Это ведомо лишь богам - длина пути и мера счастья.
- А ты? Люди считают тебя богом. Может быть…
- Нет, - он прервал ее, наверное, резче, чем ему хотелось, чем он должен был. О чем тотчас пожалел, увидев, как в испуге отшатнулась от него малышка. - Я всего лишь человек. Как ты. Как Дубрава…Но… Верь в лучшее, девочка. И все будет хорошо.
- Не сердись на меня! Я… Я опять, наверное, сказала что-то не то…
- Неужели я в твоих глазах так строг, что могу наказать всего лишь за слово?
- Ты добрый. Но… Но колдовской король ведь должен быть строгим. Ну… Со своими подданными. А те должны служить ему верой и правдой. Я… Я не знаю. Я никогда прежде не жила при колдовских королях!- было видно, что ей тяжело бороться со своим страхом. И если прежде любопытство отгоняло его в сторону, то на этот раз страх оказался сильнее даже его. - Можно я пойду? - встав, попросила она.
- Конечно, - колдун перевел взгляд на высокое, синее небо. Он не видел, как подошла Дубрава.
В отличие от него Полеся сразу же заметила приход наставницы.
Сжавшись, девочка виновато взглянула на нее:
- Прости!
- Все в порядке, милая, - взглядом успокоила ее колдунья.
- Я не хотела мешать, просто… - душа девочки металась, не находя покоя, она и сама не знала, почему. - Я оказалась здесь случайно…
- Успокойся, - склонившись над ней, Дубрава коснулась ладонью ее головы, приглаживая растрепавшиеся волосы. - Все в порядке. Ты не сделала ничего плохого.
Наоборот. Очень хорошо, что ты была здесь.
- Я… Я пойду?
- Да, дорогая. Ступай.
- А ты?
- Я останусь с ним.
- Дубрава, - дождавшись, пока Полеся исчезнет за деревьями, заговорил Черногор, но колдунья остановила его прежде, чем он успел что-то сказать:
- Сейчас я уйду! Лишь одно мгновение! Я хотела спросить…
- Женщина! - взмолился колдун. - Сколько можно!
- Да, я всегда досаждала тебе вопросами, причиняя боль…Но, видят боги - в куда большей степени раня саму себя. Это моя беда, моя слабость - спрашивать о том, о чем не следовало бы, не зная, когда нужно остановиться. Я понимаю это, и, все же… Такова, видимо, моя судьба. А посему… Черногор, будь терпелив, прошу тебя! Как был все то время, что я тебя знаю! Прошу! Для меня очень важно… Даже не получить ответ, только спросить!
- Хорошо, Дубрава, - тяжело вздохнув, кивнул он. Собственно, что ему еще оставалось? - Садись, - Черногор указал головой на большой камень, одним боком погрузившийся в тень дерева, выглядывая другим на яркое дневное солнце, - ибо чувствую, что это будет долгий разговор.
Не важно, что в груди все клокотало от страшного, всесжигающего чувства безнадежности, собственной беспомощности. Он должен был взять себя в руки и успокоиться. Ведь эта женщина, Влас с Ясенем, все остальные не были ни в чем виноваты. Они просто радовались его возвращению. Все, что они хотели - это помочь.
- Прости меня, - проговорил Черногор, - я не должен был отталкивать вас.
- Я… Мы все понимаем… - она робко заглянула ему в глаза, боясь вновь обжечься о плавившийся в них холод, и улыбнулась, встретив пусть задумчивый, но, все же теплый, заботливый взгляд.
"Он… Он начинает возвращаться к нам!" - эта ее мысль была так ярка, так страстна, что только слепой не заметил бы этого. И улыбка тронула бледные, потрескавшиеся губы.
- Просто… - ее глаза, следуя за душой, заметались, ища что-то и не находя. - Позволь нам помочь тебе! - вдруг, неожиданно даже для самой себя выпалила женщина то, о чем думала все последнее время. - Черногор, ты… - она хотела сказать - "слаб", но умолкла, не посмев, таким чужим, нереальным и нежеланным показалось ей это слово.
Колдунья понимала - ему сейчас должно было быть невыносимо тяжело и без ее напоминаний о случившемся. И нет ничего удивительного, что он так резко повел себя в первый миг. Чем сильнее человек, тем труднее ему привыкать к своей беспомощности. Тем более, зная, что это не на время, а навсегда. Да, его раны стараниями колдуний уже зажили, сломанные кости ног срослись, но поврежденный позвоночник… С этим ничего нельзя было сделать, изменить, исправить. Черногору никогда не стать прежним. Все, что ему дано - прийти в себя, найти покой в душе, смирившись с тем, что случилось.
Колдунья смотрела на неподвижно лежавшего у подножия дерева человека, чем-то похожего на талисман, в котором был магической дар, но не физическая сила. И ей стало не просто больно, но и страшно, даже стыдно, ведь сама она, потребуй высшие боги от нее подобной жертвы, не смогла бы ее принести. Она просто не была готова на такое самопожертвование.
"Это ведь куда больше, чем просто отдать жизнь…" Дубрава хотела сказать, как ей жаль, что все так случилось. Но прикусила губу, вдруг совершенно ясно осознав, что Черногор меньше всего нуждался в сочувствии, которое ранило его больнее мечей. И, сделав над собой усилие, она заставила себя отказаться от расспросов.
- Я пойду, Шамаш…
Этот голос донесся до него откуда-то издалека.
- Да… - начал он, а потом, когда понял, вздрогнул, побледнел, сделавшись белее снега.
- Что с тобой? - испуганно спросила склонившаяся над ним девочка. - Тебе плохо?
Потерпи! Сейчас! Сейчас, я сбегаю, позову кого-нибудь…
В горле вмиг пересохло, губы покрылись коркой, по которой любое движение проходило глубокой кровавой трещиной.
- Постой, - хрипло прошептал он, - как ты меня назвала? Откуда тебе известно это имя? - "Наверное, я повторял его в бреду…" - это было единственно возможным объяснением. А еще… Ему подумалось:
"Странно. Ведь девочка ушла. Рядом оставалась Дубрава. Я говорил с ней, и…
Когда же они успели поменяться местами?" -Но ведь это твое имя… - растерянно проговорила та. - Шамаш… Шамаш… - повторяла она вновь и вновь, словно зовя, пытаясь докричаться откуда-то издалека.
И этот голос… Он уже больше не принадлежал маленькой Полесе.
Колдун не смог бы ни с кем его спутать.
- Малыш?
Он прищурился, силясь во вдруг заплясавших перед глазами солнечных бликах разглядеть ее лицо.
Все начало изменяться, земля и небо словно слились воедино, чтобы потом распасться на части осколками разбитого зеркала, за которым скрывалась черная, непроглядная пустота бездны, где жили, удерживая от падения в никуда, лишь голоса, которые звали, молили:
- Черногор, не уходи! - просил один. - Нам будет трудно без тебя! Колдовскому королевству нужен свой король, иначе его просто не будет! Ты должен им стать!
Чтобы настоящее обрело будущее, а прошлое не потерялось, исчезнув во мраке пустоты!
- Шамаш, пожалуйста, пойдем со мной! - плакал навзрыд второй. - Прошу тебя! Я…
Я больше не могу! - в нем зазвучало отчаяние. - Мне страшно! Холодно! И… Ты нужен мне! Ну, пожалуйста!
Он знал: чтобы выбраться из пустоты, нужно всего лишь последовать за одним из этих голосов. И ему не нужно было даже выбирать, за каким.