Это называется - рано радовался. Похоже, Давола не ограничился одним кошмаром, который ведьмак, пусть чудом, но всё же сумел побороть. Не вышло в первый раз, получится со второй попытки. Древняя нечисть доселе не ведала поражений. То, что обычно беспомощная, мгновенно теряющая разум, столкнувшись со своим многократно преумноженным кошмаром, жертва на сей раз сумела сбросить с себя чары, оставаясь при этом в трезвом уме, обескуражило Даволу. Всё было не так, как всегда. Но ничего, эти жалкие живые создания просто не могут не испытывать страха. Он допустил ошибку, впредь подобное не повторится. Теперь Давола станет бить наверняка.
Всё исчезло. Достопамятная на весь остаток жизни, на весь отпущенный ему срок, каким бы долгим (а уж вероятнее - коротким) он ни был, поляна, огромный пограничный лес, да весь необъятный Предел - всё сгинуло. Вокруг него, без конца и без края - одна сплошная темнота. Ни запахов, ни звуков, ни движений. Не было ни холода, ни жара. Ни-че-го. Абсолютно. А в следующий миг появилось пламя. Черное, как сама эта темнота. И боль. От которой некуда убежать, негде скрыться. Она поселилась в каждой клеточке тела, миллиардами раскаленных иголок проникла внутрь, она разрывала на части саму душу. Но страшнее всего оказалось отчаяние. Страшное осознание того, что этот кошмар никогда не кончится… И не за чем бороться. Всё кончено. Ему осталась только вечность, наполненная страданием, вечность незатухающего огня.
- НЕТ!!! ХВАТИТ! - Кто-то, неизмеримо старше и мудрей, вновь взял контроль над сознанием. Демиана словно за шиворот вышвырнуло из кошмара. На грани восприятия ему послышался полный нечеловеческой ненависти вой, так ревет нечисть, из-под самого носа которой ушла добыча. Окружающая действительность вновь казалась неправдоподобной, он уже запутался, где кончается кошмар, а где начинается реальность. Тряхнул головой и в результате хорошенько приложился затылком о ствол дерева. Для верности потрогал шероховатую теплую кору. Вроде бы настоящее… Хотя, кто знает! Тупая ноющая боль недвусмысленно намекала, что дерево еще какое настоящее, плотностью уж точно обладает - аж искры снопами из глаз посыпались. К ненависти, звучащей в вопле, примешивалась уже жгучая боль. Причем боль непривычная, быть может, даже и вовсе неизведанная.
А дальше последовала целая череда разнообразных кошмаров. Целый бестиарий разнообразной нечисти, с подавляющим большинством которой Демиану уже приходилось не раз сталкиваться в своих приключениях; великое множество существ, реально существующих и вымышленных, и еще чего только не было. Иногда было совершенно безразлично, иногда смешно. Видения, посланные Даволой, становились всё более сумбурными и нелепыми, в них почти не осталось логики и той поистине ужасающей натуралистичности, изящного, почти неразличимого аромата навеянного извне, внушенного страха. Таинственный помощник больше не приходил, Демиану вполне хватало своих собственных сил. Чары антариесского монстра бессильно разбивались о преграды, выставляемые разумом, потерявшими свою разрушительную мощь волнами откатывались обратно. Вой Даволы перешел уже в предсмертные хрипы мучительной агонии. Монстр погибал.
В какой-то момент всё внезапно кончилось. Ментальные атаки прекратились. Ведьмак с трудом открыл глаза, морально готовый увидеть всё, что угодно, любую несуразицу, самый нереальный фантастический, даже для него пейзаж. Но нет - вызывающая зубовный скрежет поляна. Впрочем, нет - после всего случившегося молодой человек расцеловал бы каждый фут земли, обнялся бы со всеми деревьями. Настоящий мир. Наконец-то. Неужели? Неужели он вновь видит его? Неужели он остался жив, встретившись с Даволой? А это еще что?…
На кромке поляны, на дальнем ее крае, колыхалась гигантская тень, черная в центре, светлеющая по краям. Словно огромная воронка, вроде тех разрушительных торнадо, что бушуют на берегах океана Теплых Ветров, закручивалась в центре обширного леса. Магическое восприятие буквально отказало, настолько силен был напор прорвавшейся в мир энергии. Эманации ярости, боли и смерти наотмашь били по оголенным нервам. Демиан пораженно замер, наблюдая невероятное зрелище - агонию Даволы. Как видно, нашлось оружие и против признанного всеми непобедимым монстра - воплощенный страх боялся бесстрашия. Как всё оказалось просто…
Тем временем разыгралась уже настоящая буря. Гигантская воронка всё прибывала в размерах, разбухала, как тесто на дрожжах, нежно-голубое у окоема небо, над головой мага приобрело угрожающий темно-сизый цвет. Закачались, затрещали могучие стволы, самые тонкие деревья не выдержали напряжения стихии, в которую вылилась освобожденная магия зла, и с шумом, потонувшим в вое ветра и протяжном стоне гибнущей твари, повалились на дрожащую землю. Мимо просвистела толстая ветка, по щеке мазнули облетевшие листочки. Резонанс наверняка ощутили во многих сотнях лиг отсюда, да что там - странную тучу было видно еще очень далеко в ясной лазури. А уж про магические колебания и вовсе не стоит упоминать. Любой мало-мальский волшебник узнает о произошедшем.
Мощный удар сотряс землю, и установилась оглушающая тишина. Смутные тени отрывались от воронки и взмывали ввысь, где бесследно таяли, освещаясь на прощание неземным ярким и теплым, но не ослепляющим светом. 'Спасибо! Спасибо!' - кричали, шептали, смеялись на всех языках миллионы голосов, мужских и женских, по-стариковски хриплых и детских, звонких. Они раздавались прямо в сознании, находя живой отклик в сердце. Загубленные души, получившие наконец-то освобождение, обретшие долгожданный покой. И, не смотря даже на то, какие грехи они совершили в своей жизни, им было даровано прощение за все те страдания, что им довелось вытерпеть. Ни одна тень не упала камнем вниз, не всосалась с воем в землю, чтобы затем мучиться в Бездне. И только тогда, когда самая последняя душа погибшего невесть сколько лет, веков или тысячелетий назад существа растворилась в милосердной вышине, непроницаемо черный мрак, настолько мерзкий, что небо не в силах было его принять, распался на многие сотни мельчайших частиц и поглотился мудрой, всё понимающей землей.
Демиан, пошатываясь, как пьяный, дошел туда, где всё так же спокойно спала Марина, благополучно пропустившая это светопреставление, и без сил рухнул рядом с ней на землю. А теперь - спаааааать… Единственно, но такое жадное желание. И не видеть кошмаров…
Маленькая прохладная ладонь нежно провела по щеке, запуталась в растрепанных волосах. Так остро не хотелось показывать Марине, что он проснулся, вдоволь насладиться хотя бы такой, невинной, обманом заполученной лаской. Теперь-то он вновь, как никогда ясно, осознавал, что ничего большего между ними быть не может. В сознании, как наяву, замелькали яркие образы, вернулись с такой легкостью, словно никуда и не исчезали, потревоженные чувства. Вспомнились их неистовые объятия, одержимость, разделенная на двоих, одержимость друг другом. Желание обладать и принадлежать. Неутоляемая жажда поцелуев, руки, бессознательно блуждающие по телу. Они и так чуть было не зашли слишком далеко. Его слабость, его ошибка. Впредь такое не повторится. Пусть кошмар, навеянный Даволой, оказался всего лишь колдовским мороком, Демиан, благодаря пережитому, только еще тверже убедился в том, как страшится потерять свою любовь. Когда-то он поражался безграничному отчаянию Трея, не мог понять этой его фразы: 'Я себе не прощу…' Удивлялся, злился на друга… А теперь - понял. Понял, каково это - чувствовать себя виновным в гибели той, чья жизнь ценится неизмеримо дороже собственной. При этой мысли едва не застонал сквозь зубы. Притворяться спящим с каждой минутой становилось всё труднее. Решено - едва они доберутся до Синара, он немедленно устроит Марину в самом безопасном (в обстановке охваченного хаосом Предела) месте, оставляет ее под защитой надежных людей, а сам… Сам возвращается, нарлаг подери, к своим непосредственным обязанностям, как-то ненавязчиво задвинутым на десятый план его неконтролируемой одержимостью бывшей герцогиней, и добросовестно исполняет, наконец, сгоряча данное Трею обещание держаться от нее на расстоянии лиги. И уж тем более, даже пальцем к ней не прикоснется. Что-то подсказывало, что во второй раз он уже точно не сумеет остановиться.
На небе уже зажигались россыпи звезд, лунный свет выхватывал печальное лицо Марины из мрака. Почувствовав на себе его взгляд, девушка встрепенулась, но промолчала, она попросту не знала, что ей сказать, как себя вести после всего, что произошло. Всё в очередной раз перевернулось вверх дном, шиворот-навыворот, как, впрочем, и всегда, стоило Демиану снежным вихрем, неприятельским войском ворваться в ее покой. Ведьмак поднял голову с ее колен, так же молча сел напротив.
- Я так испугалась… - тихо произнесла, чтобы хоть что-то сказать. Не уточняя, почему и за кого. Непрозвучавшее '… за вас' тягуче повисло между ними в воздухе.
- У меня не было иного выбора, - зачем-то сказал он, хотя и без звона пустых фраз Марина прекрасно понимала правильность его поступка. Не дождавшись ответа, ведьмак задумчиво изучал рисунок созвездий. - Не представлял, что вы так рано проснетесь.
- Просто я очень хотела проснуться. Что с Даволой? Он оставил нас в покое?
- С ним покончено навсегда.
- Вот так развенчиваются мифы…
- Слухи о неуязвимости этой твари оказались несколько преувеличенными. - 'Узнать бы еще, кто помог мне справиться с антариесским отродьем…' Сжал ладонями ноющие виски, поймал испуганный взгляд Марины. - Всё в порядке, просто пытаюсь разгадать одну тайну.
- Это хорошо, - прошептала девушка, и страх в ее опущенных глазах уступил свое место тоске. - Хорошо, когда всё в порядке…
Эта ночь, словно дар судьбы за все испытания, посланные днем, была неожиданно теплой и ласковой, потоки лунного и звездного света заливали всё вокруг, тоненькими серебряными нитями запутались в кронах деревьев, терялись в густой траве, зарослях папоротника. Озаряли невероятную, гротескную картину - глубокую воронку в центре площадки выжженной, мертвой земли, окаймленной идеальным, как по циркулю, кругом вывороченных, закрученных противосолонь стволов. Взгляды Марины, то и дело, обращались туда. Страшно было даже представить, что творилось здесь, какое зло вырвалось на свободу, какая древняя магия нашла себе выход, пока она спала. Но, если не смотреть на поваленные деревья, внимание, помимо воли, обращается к магу, который лежал на спине, закинув руки за голову, в полуметре от нее и, примерно как она сама тоскливо изучала бурелом, гипнотизировал звезды. Словно астроном, кропотливо выискивающие новые туманности и светила. Если верить старинным рыцарским романам, в подобных ситуациях, на ложе между мужчиной и женщиной помещали обнаженный меч. И хоть о такой средневековой традиции в Пределе, похоже, понятия не имели, и оружие ведьмак попросту положил в изголовье, чтобы в случае опасности не терять драгоценных секунд, разыскивая его впотьмах, да и вообще вряд ли оценил бы подобное вопиющее нарушение ОБЖ, создавалось полное ощущение того, что между ними и вправду возникла некая непреодолимая преграда. Знать бы еще, в чём заключалась ее суть.
Гулко ухнула сова, какая-то мелочь шустро прошуршала в траве. Марина вздохнула и поудобнее устроилась на мягкой подстилке из папоротника, поверх которой Демиан кинул свою куртку. Похоже, ему и в одной тоненькой рубашке было не холодно. Кровь горячая, не иначе. Девушка машинально потерлась щекой о ворсистую замшу. От куртки пахло дымом костра, железом и чем-то еще, почти неуловимым, но приятным. Степная полынь и дикий мед. Марина улыбнулась, искоса поглядывая на четкий профиль спутника. Телларионские монеты много выиграли бы в эстетическом аспекте, стань Магистром ученик мастера Когана. Вспомнила прохладную тяжесть кругляшей, на которых гордо красовался отчеканенный хищный клюв и тяжелый подбородок безумного Повелителя. Путь, который он избрал, ведет Предел прямо в Бездну…
- Я, разумеется, понимаю, что мы оба сегодня… как следует выспались (молодые люди, не сговариваясь, хмыкнули), но завтра нам предстоит нелегкий путь. Будет не время клевать носом.
- Знаю, и всё равно как-то не хочется.
- Что же теперь - сказку на ночь рассказать? - хмыкнул парень.
- А что, было бы неплохо! - азартно поддержала игру Марина.
- Боюсь, из меня плохой сказочник.
- Ну, нет, так нечестно! Плохой или хороший - это уже мне решать.
- Да я и сказок-то никаких не знаю, - усмехнулся Демиан. - В детстве мне их никто не рассказывал, а потом как-то не до того стало.
- Ладно, а как насчет легенд? Легенды-то вы знаете, уверена.
- Некоторые знаю. Смотря какие. Про что конкретно хотите легенду?
- Ну-у… - Марина задумалась, подперев щеку ладонью. Фантазия, как назло, упрямо заартачилась. По совести сказать, ей просто хотелось послушать спокойный, красивый голос ведьмака, вдоволь насмотреться на него. Ей было совершенно всё равно, о чём будет говорить Демиан, пусть хоть фехтовальные приемы растолковывает. Но не признаваться же в этом. И девушка тут же нашла ответ, это оказалось несложно, стоило только посмотреть на густо-чернильное, в разводах облаков, небо. - Ирвис и Ивента - откуда такие названия? Уверена, с предельскими ночными светилами непременно связана какая-нибудь красивая история.
- Странно, что вы о ней еще не услышали. - Демиан внимательно посмотрел на нее, словно силился запомнить ее образ, так, чтобы он до конца дней, до последнего вздоха оставался неизменно ярким и живым, как сейчас, в эту лунную ночь посреди дремучего леса. В черной бездне глаз отражались звезды. - Эту легенду знают в Пределе все, от мала до велика. Ее уже и сказкой не назвать, так - прописная истина.
- А вот я не знаю, ведь родилась не в Пределе, а очень далеко отсюда. Никому и в голову не пришло посвящать меня в эту историю. Заполните досадный пробел в образовании? - Такие глупые фразы, что хочется смеяться. Но нельзя. Смех получится до отвращения фальшивым и до едкости горьким. 'За что ты так жестоко играешь со мной?! То поманишь к себе, то оттолкнешь. Подаришь небеса в алмазах, чтобы тем страшнее и безнадежнее показалась Бездна, в которую ввергнешь в следующую же минуту. И меня мучаешь. И себя…'
Для Демиана, похоже, не остались загадкой ее чувства. Поэтому обоим стало легче, когда он заговорил о том, что их никоим образом не касалось.
- Древние верили, что чистые сердцем и душой люди после смерти становились звездами.
- А что сейчас?
- Сейчас… Не знаю. Многие уже ни во что не верят. Такие уж времена настали. Сам я пока не в курсе дела, - Демиан безразлично улыбнулся, словно вёл речь не о своей смерти, а о росте цен на зерно, - вот только истинные светила - Солнце и Луна, - считались исключительно творениями богов. Воплощенные духи, никогда не знавшие земной жизни, были юными, доверчивыми и невинными. Об освещаемых ими землях они знали лишь с воспоминаний звезд.
И вот однажды (как и положено в легендах это случилось давным-давно) лунный дух Ивента решила посмотреть вблизи, какие же они - люди, с их страстями и радостями, горечью и любовью. Надолго оставить светило она не могла, потому что без нее свет Луны иссякал и тускнел, и для того, чтобы побыть на земле подольше, она выбрала самую светлую, самую яркую из ночей - ночь полнолуния.
- Наверное, это была точно такая же ночь, как сегодня, - шепнула Марина. Картину, которую неторопливо, яркими красками набрасывал Демиан, было так легко представить.
Ивента, незримая, соскользнула вниз, ровнехонько в отражение Луны в лесном озере, там, где река, умерив свой пыл, медленно несла свои чистые воды.
Невесомо пройдя по упругой водной глади, она ступила на берег, заросший высоким камышом и кустарником. Остановилась Ивента, зачарованная новыми впечатлениями. Легкий ветерок игриво шевелил сочные травы и гибкие ветви молодых березок, наклонившихся к самой воде. Из кустов дикой смородины и малины, осыпанных спелыми ягодами, доносилось сладкое пение соловья. В густом ольшанике огромный лось со звучным похрустыванием лениво обкусывал свежие побеги.
Но вот издали послышался негромкий треск ломающихся сухих ветвей. Умолк соловей, встревожено вспорхнул над кустарником; лось перестал жевать, прянул ушами, насторожился.
Зашевелились кусты орешника, чья-то рука отвела в стороны темные ветви - и на берегу у воды появился человек, бережно прижимающий к груди плоский чехол. Молодой мужчина, почти мальчик.
'Боги всемилостивые, - промелькнула мысль у Ивенты, - неужели все люди такие?' Гулко и часто забилось сердечко девушки…
Путник сел на траву, привалившись спиной к древнему дубу, с наслаждением, до хруста, потянулся. На его губах засветилась ликующая улыбка. С осторожностью достал он из чехла кифару, закрыл глаза и легко и нежно коснулся струн.
Дивная, чарующая музыка заструилась над землей, удивительным образом вплетаясь в звуки ночного леса. Скоро к мелодии присоединился мягкий негромкий голос.
Он пел о дальних странах и городах, об освещенных утренним багрянцем горных пиках, о душистых степях, о любви и верности, дружбе и подвигах. С каждым словом, с каждой нотой поднималась в душе Ивенты волна восторга. Совсем близко подошла она к молодому человеку, присела рядом с ним в густую траву, подперла щеку кулачком, вслушиваясь в слова песни и любуясь миловидной внешностью исполнителя.
Но вдруг музыка стихла. По невероятному изумлению и растерянности в глазах юноши Ивента поняла, что он ее видит. Испуганная, сорвалась она с места, молнией метнулась к отражению Луны. 'Постой! Кто ты?!' - кричал ей вслед молодой человек, но она уже вместе со снопом лучей неслась навстречу своему светилу.
Долго не могла успокоиться Ивента. 'Как же так, - думала она, - как случилось, что меня смог увидеть человек?!' Мысли о незнакомце поднимали в ее душе невообразимую волну, тревожную, волнующую, но в тоже время удивительно сладостную. Странные, неведомые доселе чувства волшебными цветами распускались в ее душе. И она решилась. Следующей же ночью вновь устремилась к земле.
Марина улыбалась в темноте. В этом таинственном, опьяненном магией мире было так естественно и легко поверить в красивую сказку. Принять за непреложную истину, что вот это светило, роняющее на землю почти осязаемо мягкое серебристо-белое сияние, имеет обыкновение время от времени превращаться в юную девушку, спешащую в Предел, чтобы сполна насладиться грешною и святой земной любовью.