- Нет, Коган, отец Эда здесь совершенно ни при чём. Хотя я не сразу поверила в то, что он оставил без наказания ту, что отвесила его роду позорную пощёчину.
- Но… кто тогда? - протянул Согрейн, и в серых глазах отразилось понимание. - Вот… тварь, - с ненавистью процедил мужчина сквозь зубы.
- Рейнгальд, - опустила взгляд отверженная эльфийская леди. - Не снёс жестокий удар по мужскому самолюбию. Как же… Сиятельный принц, всеми признанный красавец, блестящий кавалер. Предел вращается по его велению, солнце всходит исключительно для благородного лорда. Любая женщина сочтет за величайшую честь побывать в постели Его Высочества. А наречённая невеста предпочла сгубить свое будущее и поставить крест на своей жизни, спутавшись с одним из извечных врагов королевства. Да что там, еще хуже - с сыном их предводителя. С убийцей ее брата, - уже едва различимым шепотом выдавила Эстель. Рана до сих пор кровоточила.
- И он решил смыть позор кровью, - утвердительно произнёс Коган, до боли стиснув челюсти. - Свой позор твоей кровью.
- Попросту не посчитал нужным наш великолепный лорд осведомиться у недостойной называться его супругой, желает ли она того, - бледно улыбнулась бывшая хранительница. - Воистину непостижимая вещь для первого кандидата на армалинский престол. Ведь будущий король волен казнить и миловать.
- Похоже, что ты была дорога ему, Эста. Он желал бы назвать тебя женой.
- Дорога… Не более чем породистая кобыла или меч искусной работы. Игрушка, которую он привык считать собственностью, уже побывала в руках соседского ненавистного мальчишки. Так сломать ее, уничтожить… - Ведьмак успокаивающе погладил подругу юности по судорожно вцепившейся в подлокотник руке. Обычно непоколебимую в своем спокойствии эльфийку била лихорадочная дрожь.
- Эста… Что было дальше? Хотя, если тебе так тяжело, можешь не рассказывать, лучше не изводи себя.
- Нет, Коган, всё в порядке. Имеешь же ты право узнать, где твоя блудная подруга пропадала столько лет, бессовестно спихнув сына на твое попечение, - Эстель нашла в себе силы улыбнуться. И поведала старому знакомому обо всём. О кажущемся бесконечным бегстве, о вечном страхе потерять ребенка, о недоверии к каждому встречному и поперечному, ведь от любого из случайных знакомцев можно было ожидать предательского удара, как бы мило они ни улыбались, как бы искренне ни сочувствовали беде и старались помочь. Рассказала и о том, как по невидимым узам, связывающим ее с Эджаем, прокатилась волна страдания, и пришло жуткое понимание того, что ее мужа больше нет в живых. Как после этого едва-едва сумела добрести до какого-то села и постучать в первую же запертую дверь, когда почувствовала подступившую резкую, схватывающую боль. Вспомнила о доброй женщине, чьи мягкие, натруженные и уверенные руки удержали ее в этой жестокой реальности, о девочке-подростке, в чьих устремленные на нее взглядах даже сквозь полуобморочную муть, застлавшую ее взор, всё же распознала сострадание и печаль. Едва сдерживая закипевшие слёзы, поделилась с родным человеком о том, как всё же потеряла сознание, едва с миленького личика новорожденного на нее посмотрели темные глаза любимого. А, когда она очнулась, ребенка у нее уже не было…
- Дальнейшие события тебе и самому известны, - со вздохом заключила Эстель.
Эльфийка расслабленно замерла в объятиях старого верного друга - в какой-то момент ее напряженного монолога ведьмак, не выдержав, притянул целительницу к себе, ласково перебирая длинные пряди волос, в наивной бессознательной попытке утешить, залечить старые раны, поделиться простым душевным теплом, столь необходимым ей сейчас. А Эстель не хотелось даже пошевелиться, так уютно и защищенно она себя чувствовала. Если закрыть глаза и отрешиться от происходящего, заставить молчать жестокую память… Хотя бы на миг проигнорировать прочно засевшее в груди чувство невосполнимой утраты - так легко окажется представить, что… Нет, не стоит даже думать об этом. Это обман. И тем больнее будет признавать собственную ложь, пусть на секунду поверив в чудо, отмотав назад, как клубок пряжи, четверть столетия. От былого счастья остались одни лишь воспоминания. Бесценные. Хотя… нет. Не только. Коган со светлой улыбкой проследил за долгим взглядом Эстель, который она невольно направила в сторону запертой двери. Конечно же, осталось нечто, куда как более материальное, чем просто воспоминания. То, ради чего она согласна была еще сколь угодно раз проходить все круги Бездны. Вновь терять и мучиться, захлебываться от рыданий и стонать от боли. Чтобы, однажды, пригревших в надежных руках Согрейна, таять от полузабытой, пусть чисто дружеской мужской ласки и знать, твёрдо знать, с той же непоколебимой уверенностью, что солнце встает на востоке, - в соседней комнате находится их с Эджаем сын. С такими же, как у отца, пронзительными антрацитовыми глазами, безукоризненно правильными чертами лица, уверенными движениями и бархатным тембром голоса. Живой и здорововый. Правда, убитый горем и истерзанный собственной же неумолимой виной. Деми…
- Эста, - тихий голос Когана прервал ход ее мыслей, окрашенных в цвета любви и горечи. - Ведь это еще далеко не конец истории.
- Нет, конечно. Извини, я задумалась. Мне сложно собраться…
- Извиняю. Хотел бы я знать, почему тогда, в телларионской темнице ты попросила меня об исполнении столь странной просьбы? С чего ты взяла, что твой сын жив? И сам я хорош, с гоблинским упрямством гнал от себя сомнения, пока они не утомились и сами не покинули одного дурака, который предпочёл не верить собственным глазам. Как будто не ясно было с самого начала, чей он сын. Но - как, Эста?
- Сама не понимаю… Просто верила в своем безумии, что мой мальчик жив. А слова как-то сами собой вырвались. Не спрашивай меня об этом, Коган, самой бы кто ответ сказал. Может, предвидение? Слыхала, что моей прабабке было открыто неведомое.
- Хорошо, а… тогда, на костре?…
Вздохнув, эльфийка подтянула колени к груди и привалилась к теплому боку ведьмаку, раздумывая над тем, как бы правильнее и точнее выразить то, что в действительности произошло двадцать пять лет тому назад на телларионской площади. Коган невольно хмыкнул, глядя на подругу юности. Так вот, оказывается, в кого у Демиана эта странная привычка сидеть в таких странных и неудобных на его взгляд позах, то на краю подоконника, а то и вовсе на спинке стула. А это материнская кровь виной. Порой кажется, что у эльфов какое-то особое равновесие, не как у людей. Или же центр тяжести не в том месте расположен.
- Ты же знаешь, заклятье накладывал сам Магистр, чтоб ему… Лишь он сам был способен остановить казнь. Или кто-то, если не сильнее его, то хотя бы равный по силе. Но таких магов нет. Неужто боги решили вмешаться?
- Эджай. Тогда я увидела Эджая… - В обращенных на Согрейна глазах цвета молодой листвы отражались вера и недоверие одновременно. - Но ведь… этого… не может быть? - Вот так вот, полувопросительно-полуутвердительно. И никак иначе.
- Понятия не имею, Эста, - честно ответил ведьмак. - Дорого бы я отдал, если бы… И что? Куда ты исчезла с костра?
- О, меня закинуло почти к Каста-Алегре. Не скажу тебе, что я так сильно обрадовалась своему чудесному спасению. Помню только, что устроила грандиозный взрыв, когда попалась на глаза каким-то разбойникам, промышлявшим на дороге. После долго шла под снегопадом, пока не свалилась. Лежала в наметенном сугробе и уже не чувствовала холода. На этом бы мои злоключения и кончились, но судьба послала мне Ясну. На мое счастье, она оказалась не из пугливых и быстренько кликнула на помощь братьев. Еще две недели выхаживала меня. Когда стало ясно, что умирать мне уже вроде как не из-за чего, но жить я тоже не собираюсь, подружка взялась долго и нудно возвращать меня хотя бы к подобию нормального состояния. По совести говоря, я не очень-то стремилась помочь ей в этом, в высшей степени нелегком и неблагодарном труде. Ясна едва ли не заново учила меня ходить, разговаривать, есть - не по принуждению, а тогда, когда я сама этого захочу. Усилия ее не пропали даром. Примерно через год моя целеустремленная подруга добилась того, что я перестала походить на недавно поднятого зомби. Немало поспособствовали моему возвращению к жизни и сны…
- Что за сны?
- Сны, в которых мой сын был жив. Настолько реальные, осязаемые. Я верила им. Ветхая хибарка у полноводной реки, ворчливый старик с добрыми морщинками вокруг глаз. Потом ты, мастер Грайлин, еще какие-то полузнакомые маги. Светленький озорной мальчишка с голубыми нахальными глазами. Те, кто окружал Демиана, то есть я, конечно, не знала, как его зовут. Это было как утешение. Обещание. Что когда-нибудь я его увижу наяву.
- Чье обещание, дорогая? - задал абсолютно верный вопрос проницательный боевой маг. Эстель вздохнула и всё же ответила с запинкой:
- Одной… женщины. С которой я столкнулась в Телларионе перед тем, как круто изменить свою жизнь. А потом она пообещала мне, что однажды я встречусь с Эджаем…
- И ты этому веришь? - задохнулся от потрясения Согрейн.
- Верю, - твердо произнесла бывшая целительница. - Ведь я нашла Демиана. И впредь не намерена его терять!
Синар
Холодное пламя черной ненависти в ставших чужими родных глазах. Злая усмешка зазмеилась на красивых губах, напоминавших о запретной сладости поцелуев, искривила четко очерченный контур рта. Словно кто-то незнакомый и страшный, подобно полуночнику, принял облик, но суть свою спрятать не сумел или же попросту не счёл необходимым скрывать ее. Жестокое безумие смотрело на Марину с безупречно правильного лица из темных затягивающих колодцев…
Девушка долго лежала без сна, бездумно глядя в белый потолок, расцвеченный яркими рассветными лучами. Вставать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. И жить, в том числе. В частности и совокупности. Хотя - нет. Хотелось, чтобы всё это оказалось одним долгим, невероятно красочным и правдоподобным сном. А сны имеют свойство рано или поздно заканчиваться. И она проснется дома, на Земле, в своей постели. Будет ходить на учебу, в кино и в гости. Тайком сбегать на вечеринки. Ссориться с родителями по мелочам. И не будет никакой магии. И магов.
Вот только она не спит. И глупо укрываться одеялом и прятать лицо в подушку. От реальности всё равно не спрячешься. Не пролежишь всю жизнь в постели. И пусть сквозь смеженные веки не видишь свет дня, он от этого не исчезнет.
Дом на Яблоневой улице стряхивал с себя сонный дурман, умывался прохладными брызгами утреннего дождя. Звонкими кастаньетами процокали копыта по мостовой. Спустились по лестнице чьи-то стремительные шаги. Раздались приглушенные расстоянием и преградами голоса. Как продолжение кошмара, кипящим варевом, готовым сорвать крышку котла, в воздухе сгущалось необъяснимое напряжение. Словно марионетка, которую дёргал за ниточки безразличный к ее душевному состоянию кукловод, Марина поднялась, ополоснула лицо, оделась, причесалась, собрала волосы в тяжелый узел на затылке. Машинально, бездумно, бесчувственно. Неподкупное честное зеркало отразило красивую хрупкую куклу с фарфоровым лицом. Кукла заставила бледные губы изогнуться в механической улыбке. Ведь игрушкам не положено быть печальными, им не бывает больно. Что за нелепость! Игрушки обязаны улыбаться. 'Терпи, милочка, - шептала Марина, глядя в больные синие глаза. И пусть жизнь, как поезд, катится под откос, ломая рельсы. - Знать, такова твоя судьба. И вовсе никто не виноват. Ты сама придумала красивую сказку. А реальность оказалась слишком жестокой и неприглядной. - Сегодня она - Мальвина с хрустальной стекляшкой на месте сердца. - Терпи… герцогиня Ариата!'
- Марина… - отчего-то растерянно промолвил мастер Коган, неосознанно отступая в сторону, оставив ее напротив… Опустил взгляд Ильнарель, отвернулась к окну, кусая губы, мэтресса Эста. 'Нет, пожалуйста! Нет…'
- Приветствую вас, Магистр, - сияя великосветской язвительной улыбкой, склонилась в изящнейшем глубоком реверансе блистательная герцогиня. И, вопреки ожиданию, невыносимая мука в чёрных глазах откликнулась в ней не злой радостью, а ответной болью. С отчаянным, безнадёжным вызовом поднялась, прямо и гордо держа спину. Но даже суровая кармаллорская выучка оказалась неспособна помочь - пошатнулась, враз растеряв все бережно накопленные силы. Отрицательно качнула головой, когда молодой Магистр уже протянул было руку - поддержать. 'За что мне всё это?'
'Зачем?' - отчаянно вопрошали блестевшие от закипающих слёз синие очи.
'Я не мог иначе', - даже не пытались оправдаться непроглядно черные. Устало опустились длинные ресницы. И Марина, впившись пальцами в ладони до алых полукружий, с обреченной ясностью поняла, что даже не может его ненавидеть. И ревновать тоже. К кому? К Пределу? Нелепо.
Девушка кивнула, соглашаясь со своими мыслями. Молча и неторопливо вышла из зала. Выплыла, как призрак. Демиан не стал ее догонять.
За неделю до этого. Телларионский замок
- Наглость, несусветная наглость! - вопил с высокого престола взбешенный Магистр. Но тот, кто до сих пор носил уже чисто номинальный титул предводителя всех волшебников, был не только в гневе, он был в ужасе. Это ясно видели все, хоть он и стремился скрыть свои истинные чувства. Но с потрохами выдавали бегающие глаза и костлявые пальцы, сжимающие жесткие подлокотники. Его воплощенный кошмар, принявший облик молодого темноволосого мужчины, невозмутимо пережидал, когда утихнет гроза, ниспосланная на его голову разбушевавшимся Магистром, стоя у подножия трона, поставив одну ногу на нижнюю ступеньку и опершись о колено. 'Мерзавец, зевнул бы еще от скуки!' Но за кажущейся расслабленностью позы скрывалось напряжение взведенной арбалетной пружины. Демиан давал себе полный отчёт в том, что честного боя ему ждать не приходится. Подлые приёмы, Запретная магия и удары в спину - вот к чему он был готов. И не особенно прислушивался к потоку оскорблений, обвинений и угроз, щедро приправленных площадной бранью, пропуская всё это сквозь сознание, собираясь для отражения внезапной атаки.
- Мальчишка! Да что ты о себе возомнил? - ожесточенно брызгал слюной потерявший всякий контроль над собой волшебник, и Демиану подумалось, что каменные плиты, на которые попадали капли этой ядовитой желчи, должно было разъесть, почище чем неразбавленной кислотой. - Да кто ты вообще такой? - переходя на ультразвук, взвыл Магистр. Под давящими сводами зала повисла практически материальная гнетущая тишина. Хотя - нет, не такая уж и гнетущая. Скорее потрясенная. Магистр закрыл рот, едва до него дошло, какую глупость его только что угораздило сморозить. И никто ведь за язык не тянул! Но прозвучала ритуальная фраза, почти со стопроцентной точностью. Вызов брошен - вызов принят. Магистр, по нелепой случайности выбрав не самое подходящее по случаю оскорбление, фактически признал право этого нахального сопляка на Серебряный престол! Если его поддержат и присутствующие маги, поединка не избежать, будь он хоть десять раз Магистр. И последняя надежда на то, что, возможно, еще удастся утереть нос выкормышу Когана (чтоб его граллы драли!), рухнула с почти слышимым грохотом. Почти все до единого волшебники, не сговариваясь, слитным движением опустились на колени, прижав в ритуальном приветствии правый кулак к сердцу. Преклонили головы перед учеником Согрейна. Мерзко шевельнулась Тьма в выжженной душе Магистра. Он уже предчувствовал, что предстоящий бой окончится для него поражением. Но какая-то его крошечная частичка, полузадушенная, давно потерявшая право голоса и свободу действий, съежившись в самом дальнем закоулке того, что осталось от души, радовалась и молилась, чтобы этот отчаянный парень, против которого она ничего не имеет, выиграл эту битву. Тьма же наблюдала за происходящим с чисто исследовательским любопытством. Ей нравился боевой маг с такой необычной аурой - где добра и зла было почти что поровну, где искрящееся плямя надежды гасил холодный дымный мрак отчаяния, где огненная, разрушительная любовь вела бой со скользкими змеями страха, а несокрушимый долг правил балом. Такие сильные, чистейшие чувства, не жалкие их заменители. Тьма соскучилась по такому урагану страстей, какой бушевал сейчас внутри внешне холодного ведьмака. Вкуууссссно… С ним будет так интересно играть! Ломать сильных, подчинять себе, оставляя лишь выжженную бесплодную пустыню на месте живой некогда души, пустую оболочку-марионетку - ни с чем не сравнимое удовольствие. Скоро, совсем скоро маг окажется в ее власти. А то, что ведьмаку откуда-то ведомо, какая участь ему уготована - так игра становится еще более захватывающей.
Пока еще Магистр медленно поднялся с Серебряного престола. Безумные глаза встретились с прямым открытым взглядом тихих омутов. И не догадаешься, какие чудовища затаились в их непроницаемой глубине.
- За властью, значит, пришёл, - вкрадчивым, почти что ласковым голосом пропел волшебник. Цепкие пальцы медленно высвобождали из петель застёжки церемониальной мантии на плечах. - Непросто удержать ее в руках, прими это к сведенью, мальчик… Ну, что ж, лови! - Черная, шитая серебряными нитями ткань крылом диковинной птицы распласталась в воздухе, чтобы сетью опутать растерявшегося от стремительного выпада ведьмака, чья бдительность должна быть усыплена покладистостью Магистра. Который, конечно же, не собирался так просто расставаться с желанным 'бременем' власти, уступать Серебряный престол обнаглевшему мальчишке. Одновременно с этим, телларионский предводитель швырнул в ведьмака сгусток тумана, от которого за лигу несло Запретной магией. Через несколько секунд, когда осела гранитная пыль, взвившаяся в воздух после того, как взорвавшийся заряд разворотил нижние ступени, ведущие к трону, и оставил большую вмятину, Магистр разочарованно взвыл. На пол черными перьями оседали клочки - то, во что превратилась магистерская мантия. Ученик Когана мягко, как кот на четыре лапы, приземлился на выщербленные частыми осколками плиты в десятке ярдов от эпицентра. Выпрямился, издевательски небрежно смахнув с рукава мелкое крошево. В темных глазах разгорался нехороший огонек.
- Ах, ты…! - громче баньши завопил Магистр, материализуя в правой руке свое излюбленное оружие - многохвостую плетку. Утяжелители на концах в магическом зрении светились угрожающе болотным цветом. 'Посмотрим, насколько хорошо ты умеешь уворачиваться, - мстительно подумал Магистр и едва удержался от искушения захохотать. Поиграем, парень?' Волшебник умел в совершенстве орудовать боевым артефактом, и потому имел полное право надеяться на победу. Достаточно даже не царапины, малейшей ссадины, всего лишь легчайшего касания к коже, и одним заносчивым сопляком станет меньше.
Плети с хищным шипением устремились к жертве, как живые змеи, произвольно вытягиваясь и сокращаясь в длину, извиваясь в самых неожиданных направлениях, исчерчивая воздух плотной смертоносной паутиной. Из которой, казалось, невозможно было выбраться. Видимо, только казалось. Пришла пора избавляться от опасных заблуждений. Или уже слишком поздно для пересмотра взглядов на жизнь? С раздосадованным свистом плети укоротились, безжизненно свисая у рукояти для нового замаха. Извернувшись в невероятном кувырке, Демиан был вынужден молниеносно пригнуться, пропуская над головой какое-то неизвестное ему омерзительное с виду заклятье, напоминающее белёсый спутанный клубок из личинок и червей. Впрочем, несложно догадаться, что это было нечто посерьезнее, чем морочащие чары.
Магистр вновь отвёл назад руку с оружием, попутно подготавливая очередную пакость. Но Демиану уже надоели упражнения в прыжках в длину и высоту, дополненные головоломными трюками, сделавшими бы честь самому отчаянному акробату.
В любой другой момент Демиан не отказал бы себе в удовольствии от души посмеяться, лицезрея изумленную физиономию Магистра, когда он попросту поймал и намотал на окутавшуюся черным пламенем руку кольца плетей, и с великосветской улыбкой рванул на себя. Магистр, не ожидавший подобного развития событий, скатился по ступеням, едва не нарвавшись на свое собственное, не до конца оформившееся заклятье. Жестоко ударившись со всего размаху об пол, усыпанный острыми осколками, волшебник не сразу сумел подняться, но, еще стоя на четвереньках, попытался запустить в противника одним из своих мощнейших заклинаний, припасенных 'на крайний случай', зная, что его враг не из тех, кто бьет в спину лежащего врага. Но - ничего не произошло. Магистр не понимал, что случилось. Он не мог воспользоваться магией! Как отрезало. Словно бы и не было ее, магии. Жуткое ощущение ущербности, неполноценности, так чувствует себя оглохший менестрель, гениальный художник, потерявший зрение, мастер меча, которому отрубили руки. До замутненного паническим страхом сознания раздавленного, поверженного волшебника далеко не сразу дошло, что все его заклятья жестко блокируются. Всё так же на четвереньках, Магистр отполз от молодого ведьмака. Отчего-то ему даже не приходила в голову мысль подняться на ноги. Демиан не шелохнулся. Чернота невероятно расширившейся радужки полностью залила глаза, неестественно спокойные и непроницаемые. Магистру почудилось, что за плечами парня на неуловимый миг плеснули призрачные крылья.
- Игры кончились, - в ровном голосе боевого мага не было ни нотки ненависти, ни на йоту торжества - одна лишь обреченная усталость человека, выполняющего неприятную, но необходимую работу. И тогда Магистр заорал…
Находящиеся в зале волшебники - оглушенные, полуослепшие, потерявшие чувство пространства от яростного буйства Силы, потрясенно наблюдали за тем, как из бьющегося в агонии Магистра исходят лучи и потоки, и вихрящиеся клубы. Вот только лежал на магистерской Силе ощутимый отпечаток какой-то гадостности. Словно отравленный воздух келнорских топей. Да и Демиан сейчас мог считать себя кем угодно, но только не счастливым победителем. Он словно висел на дыбе - на пару ярдов взлетев в воздух, крестом раскинув руки и запрокинув голову. Мерзостная субстанция вливалась в него, смешиваясь с исконной Сутью, корежа и ломая саму душу, и мага жестоко колотило от боли и отвращения. Отчаянно мечталось дико заорать, выплескивая таким нехитрым способом свою безнадежность и страдание, но из сведенного спазмом горла не вырвалось ни звука. 'Терпи… ха-ха… Магистр. Знал, что придется несладко, так что не ной сейчас'. В пребывающее в неком трансе сознание без спросу врывались образы не его прошлого. Подавленный мужской голос униженно умолял: 'Прости меня… прости, мальчик!' Демиан неслышно застонал, шевельнулись искусанные до кровавой струйки, стекающей с подбородка, губы. 'Да что уж там, Магистр Йомин… Прощаю…'
…Жадный, полный восторженного изумления взгляд ясных глаз на чистом мальчишеском лице. В них нет еще и тени безумия.