Принцесса красоты (по версии производителей сыра «чеддер») из Фон-Дю-Лака спеклась. Мало того, что она вся покрылась хрустящей корочкой, тут еще и мозги свернулись — столько марихуаны оказалось в крови Дрю. И вкус у крови был мерзкий. А когда Синь попыталась прополоскать рот апельсиновым соком, ее минут пять выворачивало наизнанку. Всухую.
Синь чешет руки. Обгоревшая черная кожа отваливается целыми кусками, обнажая свеженькие, заново наросшие участки. Кровь Дрю — отличное лекарство, хоть и не слишком быстродействующее. И наверняка с побочными эффектами. Как, впрочем, и сама жизнь.
Надо бы ванну принять.
Помещение отделано гранитными плитами и зелеными стекляшками. Обнаженная Синь открывает воду и наполняет ванну, соскребает с себя почерневшие клочья платья и вместе с сожженной кожей бросает в унитаз. По черному кафелю тянется серый след. Насыщаясь, Синь таскала бывшего хозяина по всей квартире. В ванной все окончательно завершилось. Полотенцем вампирша заметает прах в угол. То-то она удивилась, когда ее первая жертва рассыпалась в пыль прямо у нее в руках. И вообще удивляться приходилось чуть не на каждом шагу.
— Ух ты!
И как она похорошела! Стоило только выйти из квартиры Леша в одном бюстье и туфлях на платформе, как рядом с ней тормознул «мерседес». Двух минут не прошло. Находиться на улице с голой задницей — ерунда, дело житейское. А вот когда громадные силиконовые полушария полезли из ее тела наружу… Тут хочешь не хочешь, проснешься. Такая куча денег. И ведь назад имплантанты не впихивались, как Синь ни старалась. Перли себе и перли (будто инопланетяне какие), пока не шлепнулись на пол, мерзко колыхаясь. Конечно, тут закричишь. Правда, разверстые полости моментально затянулись, грудь налилась, боль превратилась в легкое пощипывание, только почему-то стал дергаться рот. Синь вытерла губы — и в руке у нее оказались две силиконовые личинки, закачанные много лет тому назад. Только сейчас до новоиспеченной вампирши дошло, что синий цвет с нее сошел — ладони были девственно белые. Синь кинулась к зеркалу. Руки, ноги, тело — все побелело. Старая знакомая глядела на нее — принцесса красоты по версии производителей сыра «чеддер». Давненько Синь с ней не встречалась — с момента окончания школы. Молочно-белая кожа, очень светлые волосы — не девушка по вызову с большим стажем, а мечта подростка. Даже татуировки, которые она сделала сразу по приезде в Вегас, пропали.
«Я жива, — подумала Синь. И немного погодя: — И я буду жить вечно. — И еще немного погодя: — Но без денег жизнь плохая».
Синь кинулась в ванную Леша. Косметички с деньгами нет! Ее кинули!
Синь обежала квартиру и бросилась вниз по лестнице, словно рассчитывая увидеть хоть хвостик уносимого ветром вороха зеленых бумажек и понять, в каком направлении двигаться. Но, очутившись на улице, она недолго думая устремилась к универсаму «Марина» — единственному известному ей месту.
Тут и «мерседес» подоспел.
Окно с электроприводом опустилось.
— Прокатиться не желаешь? А то для такого наряда холодновато.
Его звали Дэвид. Состоял при каких-то финансах. Да и сам явно был при деньгах. Костюм за две тысячи долларов, квартира-пентхаус в Раши-Хилл с видом на мост Золотые Ворота и могучий купол Дворца Искусств.
В лифте он дал ей свой плащ — прикрыться. В лифте же она впервые испытала голод. Бедный Дэвид. Они и о цене-то не успели договориться. В ванной, над раковиной из зеленого стекла, все и закончилось.
— Ух ты!
Это кровавый поцелуй, который она вырвала у Томми, предопределил разницу между ней и Дэвидом. Если бы не поцелуй, она бы тоже обратилась в прах.
Знание — сила.
И вот останки Дэвида заметены в угол, собраны на бумажку и выброшены в мусор.
Синь садится в ванну и принимается отскребать обгоревшую кожу.
Долго здесь оставаться нельзя. У Дэвида наверняка имеется жена или любовница: вон целый шкаф с женскими шмотками — дорогими шмотками. Не успеешь оглянуться, как дама явится лично. Конечно, если немного подсуетиться, то и даму можно отправить в мусор вслед за Дэвидом.
Синь откидывается и закрывает глаза, вслушиваясь в бульканье пузырьков, гудение проводов в здании, шум машин на улицах, скрип рыбачьих судов у причала, — когда из далекой гостиной доносится вздох, потом еще и еще. Слышится крик. Это длинный кричит. Значит, дохлое Зверье пробуждается.
— Сидите на попах ровно, мальчики, — мурлычет Синь.
— Сейчас мамочка почистит перышки, переоденется, и мы двинем на дело. Покушаем, да и денежки заодно вернем.
Синь трет губкой руку и улыбается: она теперь — ну точно Белоснежка. По гномику за раз — и вся семерка будет в сборе.
Илия Бен Сапир таскается по земному шару вот уже восемьсот семнадцатый год. За этот срок он видел расцвет и падение империй, чудеса и массовые убийства, столетия невежества и десятилетия просвещения — словом, повидал проявления человеческой жестокости и благородства во всей их красе и размахе. Все и всяческие уродства довелось ему наблюдать — от ошибок природы до психических извращений, — они внушали ужас и вызывали восхищение, пугали и привлекали. Но за все эти годы — да еще при вампирских обостренных чувствах — ему ни разу не доводилось созерцать огромного бритого кота в красном свитере. Натягивая свежевыстиранный желтый комбинезон, еще теплый, пахнущий стиральным порошком и ополаскивателем, Илия усмехается.
— Кис-кис-кис.
Гигантский кот подозрительно смотрит на Илию из угла комнаты — чует хищника. Илия, со своей стороны, чувствует, что кот пал жертвой вампиров. Кто-то славно угостился.
— Я тебя не съем, киса. Сыт.
Это правда. Илия уже и со счета сбился, скольких отправил на тот свет. Для разнообразия надо бы кого-нибудь просто убить — без кровопускания. Хотя нет, не стоит. Полиция тогда не будет знать, что убийца — вампир, и процесс запугивания птенчика потеряет глубину и опошлится. У Илии пока просто нет аппетита.
А вот на лестнице кто-то есть. Девчонка. Слышно ее дыхание, из-под двери просачивается запах пачулей и марихуаны.
«Что-то уж очень быстро», — думает Илия.
— Что, киса, поищем тебе что-нибудь съестное?
Илия перепрыгивает через стойку бара и принимается рыться в кухонных шкафах. Упаковки с кошачьим кормом лежат в третьем по счету шкафу. Вампир вынимает из ящика новенькую миску, насыпает корм и с шумом трясет миской в воздухе:
— Иди сюда, киска.
Чет делает пару шажков к кухне и замирает. Илия ставит миску на пол и отходит в сторонку.
— Понимаю тебя, котик. Я тоже не любитель питаться при свидетелях. Но порой…
Чуткое ухо вампира улавливает, как у дома останавливается машина. Тишина. Хлопают дверцы. Четверо выходят. Слышны шаги по асфальту и женский голос, отдающий приказания свистящим шепотом. В мгновение ока Илия оказывается у окна, смотрит вниз и — странное дело — усмехается. Радостной живой ауры вокруг четверки не наблюдается. Ни розового свечения, ни черных теней смерти. Незваные гости — не люди.
Они — вампиры. С одной стороны, неприятно: еще привлекут к себе внимание посторонних, чего он никак не может себе позволить, а с другой стороны — занятно, с ним уже пару сотен лет не случалось такого.
— Четверо против одного. Котеночек мой, как же я с ними справлюсь?
Старый вампир проводит языком по клыкам. Да, рыжеволосая посеяла в его душе семена злобы, волнения, непокоя. Зато впервые за много лет ему не скучно. А уж тоски-то за свою долгую жизнь он вкусил достаточно.
— Просто некуда время девать, киса, — бормочет Илия, натягивая кроссовки Томми.
Джоди пробуждается под хруст сырных палочек. Пахнет марихуаной. Громко скрипит музыка — какой-то жлоб плаксивым голосом ноет про девушку по имени Лигейя note 15 . Скучает, ясное дело. Иначе с чего бы ему вдруг вытаскивать червивый труп из земли, прижиматься щекой к утесу и с телом любимой в руках бросаться в море.
Голос у певца не просто плаксивый — кажется, он поет с набитым ртом.
Джоди поднимает веки. Сначала ничего не видно, затем глаза привыкают к инфракрасным потемкам.
Джаред Белый Волк сидит на кровати в полуметре от нее и пригоршнями пихает в рот сырные палочки. На плече у него примостилась бурая крыса.
— Привет.
Крошки от сырных палочек мерцают на черной постели и черной одежде.
— Привет.
Кусочки палочек сыплются прямо Джоди на голову.
— Это моя комната. Нравится?
Джоди осматривается. Вампиры хорошо видят в темноте, но здесь толку от этого чуть. На простынях горят какие-то странные пятна, в инфракрасном свете на черном фоне (почти все вокруг черное) танцует что-то вроде пыли или пуха. Даже крыса вся в пуху.
— Шикарно, — говорит Джоди.
«Любопытно, — думает она про себя.
— Вот ведь не боюсь ни шпаны, ни бандитов. Надо будет, схвачусь даже с восьмисотлетним вампиром. А от крыс дрожь по телу».
Глаза грызуна горят в потемках серебряным огнем.
— Это Люцифер Два, он вне закона. — Джаред снимает крысу с плеча и протягивает Джоди.
Та теряет самообладание и вжимается в стену, цепляя ногтями плакат с Мэрилином Менсоном.
— Люцифер Один пал смертью храбрых, когда я попытался выкрасить его в черный цвет.
— Грустно, — говорит Джоди.
— Еще бы. — Джаред поворачивает крысу мордой к себе, и они трутся носами.
— Надеюсь, вы обратите ее в носферату. После того как призовете в ряды меня и Эбби.
— Почему бы и нет? Посмотрим. А с чего это я у тебя в комнате, Джаред?
— Мы не могли придумать для вас лучшего места. Под мостом было небезопасно. Эбби надо было идти, так что теперь я пасу поляну.
— Бог в помощь. А где Томми?
— Под кроватью.
Если бы музыка так не вопила — гробобой какой-то, — она бы непременно услышала его дыхание и не задавала лишних вопросов.
— Сделай немного потише, a?
— Ладно.
Джаред запихивает Люцифера Два в карман, изгибается, кособоко съезжает на пол, по-пластунски переползает комнату и хватается за ручку стереосистемы. Причитания стихают. Уж вырубил бы совсем.
— Мы где? — доносится из-под кровати голос Томми.
— Воняет хипповыми носками. То есть носками, в которые влезли старые хиппи.
— Мы в комнате Джареда, — разъясняет Джоди.
Рука ее свешивается на пол. Томми хватается за нее и выбирается на свет божий, весь обмотанный пакетами для мусора и клейкой лентой.
— Опять я в заложниках?
— Мы просто хотели защитить тебя от солнца.
— Спасибо большое.
Томми смотрит на Джоди. Та пожимает плечами:
— Лично я проснулась в развернутом виде.
— Это все Эбби. Она сказала, что ты вампир категории «Альфа». В игрушку сыграете? Или предпочитаете дивидишник? У меня есть «Специальное издание для коллекционеров от Ворона».
— Здорово, — говорит Джоди.
— Только, боюсь, нам уже пора.
Томми уже ухватился за пульт управления игровой приставки, но вид у него такой недовольный, будто на пластмассовых кнопках только что проявились бациллы ботулизма.
— Вам не выйти, пока предки не намылятся дрыхнуть. Дверь как раз там, где они ящик смотрят.
— Можно через окно, — предлагает Джоди. Джаред хихикает, шмыгает носом, прыскает в рот из ингалятора, что висит у него на шее, и только потом продолжает:
— Здесь нет окон. Это подвал. Мы тут словно замурованы. Вместе с нашим гротескным отчаянием. Здорово, да?
— Мы можем превратиться в туман, — говорит Томми.
— Просочимся под дверью — и поминай как звали.
— Круто, — соглашается Джаред.
— Только батон поставил под дверью резиновые прокладки.
Чтобы мою готическую вонь не разносило по всему дому. Он так и выражается:
«Отвратительная варварская готическая вонь».
Хотя что в ней готического? Или во мне? Нормальный панк. Батон просто не любит косяков. И травку не уважает. И пачули. И геев.
— Филистер, — сочувствует Томми.
— Хотите сырных палочек? — Джаред поднимает с пола коробку и протягивает вампирам.
— Если вам надо, могу проколоть себе вену. — Джаред машет в воздухе пальцем, который уколола Эбби ночью в кафе.
На пальце намотано столько бинтов и пластыря, что он смахивает на теннисную ракетку.
— Спасибо, не надо, — говорит Томми.
Джоди согласно кивает. Она бы, может, и не отказалась от чашечки кофе, но просить мальчишку нанести себе еще одну рану… Хорошенького понемножку.
Джоди смотрит на часы:
— Когда твои родители отправляются спать?
— Часов около десяти. У вас еще останется куча времени. Может, душ принять хотите? Ванная рядом. И стиральная машина. Когда-то здесь был винный погреб, пока батон не разгрохал по пьяни машину и не подался в Анонимные алкоголики. С тех пор комнатка моя. Эбби говорит, здесь сыро и противно. И что в этом плохого? Это ее жизнерадостное подсознание дает о себе знать, — только не говорите ей, что я вам это сказал.
Джоди качает головой и пихает Томми локтем в бок. Тот тоже качает головой.
— Мы не скажем.
Пугающий молодой человек. Уж казалось бы, бессмертную кровопийцу Джоди ничто не в состоянии устрашить. А вот поди ж ты. Ну Джаред дает.
— А когда вернется Эбби?
— Будет здесь с минуты на минуту. Она пошла к вам на квартиру кота покормить.
— В нашу мансарду? Там же Илия!
— Не парьтесь. Она сорвалась, когда еще было светло. Упырище ей ничего не сделает.
— Стемнело уже, — замечает Джоди.
— А вам откуда знать? — недоумевает Джаред.
— Окон-то нет.
Томми стучит ему по лбу:
— Мы же очнулись, лопух ты этакий!
— Ну да, — подтверждает Джаред. И издает леденящий душу смешок.
— Хреново, да?
15