Клинт — единственный из Зверья, кто остался работать в универсаме «Марина». Он высокий, с копной темных спутанных волос, на носу очки с толстенными стеклами в металлической оправе, обмотанной пластырем, вид до смерти озабоченный. Уже целую неделю он, пара ребят из дневной смены и временный уборщик (даже постоянный уборщик Густаво, мексиканец, у которого пятеро детей, сбежал с остальным Зверьем) из кожи вон лезут, чтобы работа магазина не встала. И вот вам пожалуйста: прибыла фура с большим заказом, и ее без профессионалов быстро не разгрузишь. За сегодняшнюю ночь Клинт набирает номер Томми в пятый раз. Плевать, что уже четыре часа, ведь Томми у них за главного, а уж в метании мороженых индеек ему и вовсе нет равных. Ничего, проснется. Если уж затесался среди Зверья, будь добр, соответствуй. Раздается писк автоответчика.
Клинт торопится:
— Слышь, чувак, все нас бросили. В магазине только я, парочка временных и Господь Бог. — Клинт пять лет обретался в наркотическом дурмане, вылечился совсем недавно и свято убежден, что Господь особо выделяет его ночную смену.
— Все ребята умотали в Вегас. Звякни мне. А лучше хватай свой тесак и шуруй на работу. Я зашиваюсь.
Зверья когда-то было целых девять человек, всем чуть за двадцать. Одни-одинешеньки восемь часов в магазине, и Томми за босса. Названием своим компашка обязана старшему дневной смены. Приходит он как-то утром на работу, а перепившиеся ночные расселись по гигантским буквам названия магазина и кидаются друг в друга мармеладом. Вот их-то Томми и призвал под знамена для сокрушения старого вампира. Обнаружили кровопийцу в каюте собственной яхты — дрых себе вурдалак без задних ног. Предметов искусства на борту было битком. Раритеты по-быстрому загнали — за цену раз в десять дешевле номинала; каждый отхватил кусков по сто. Томми потопал домой под ручку с Джоди, Клинт отправился домой молиться за упокой души вампира, а Саймона убили. Все остальное Зверье намылилось прямиком в Вегас.
Клинт вешает трубку и с размаху плюхается в кресло босса. Нет, командовать людьми — это не для него. Ответственность — рехнуться можно.
От собачьего лая голова раскалывается еще сильнее.
— Главный вход, — кричит временный ночной уборщик через перегородку.
Клинт привстает. За стеклянной дверью маячит Император с псинами. Клинт вставляет ключ в гнездо, отключает сигнализацию и открывает дверь. Бостонский терьер так и кидается к сверкающей витрине мясного отдела, Клинт еле успевает его перехватить.
— Ваше величество, — почтительно произносит Клинт.
— Да вы задыхаетесь!
Гигант сопит и держится за грудь.
— Труби общий сбор, юноша. Си Томаса Флада превратили в кровопийцу. Опять нам выпал почетный долг разделаться с несправедливостью.
— На месте только я и никчемушники. — Клинт растерян.
— Эй, я не ослышался? Томми стал вампиром?
— Святая истинная правда. Я его видел, и двух часов не прошло. Бледный как смерть.
— Ай, нехорошо.
— У вас, юноша, удивительный дар объявлять об очевидном.
— Входите. — Клинт сторонится, пропуская Императора.
— Помолимся за правое дело.
— Лиха беда начало, — гудит Император.
— А потом я позвоню Томми и скажу, что он может не приходить на работу.
— Чудесно. — В голосе Императора нет и намека на сарказм.
— Возьмемся за дело по-новому.
— Ты такой душка, — лепечет Джоди.
— Стараюсь, — скромничает Томми.
Он поднимается по узкой лестнице к себе на чердак. Под мышкой у него Джоди, голова ее болтается, ухо позвякивает о пряжку его ремня. Джоди такая легкая, Томми никак не привыкнет к своей новообретенной силе. Он нес девушку по улице целых десять кварталов, и хоть бы хны. Конечно, ее болтовня слегка утомила его, но физически он как огурчик.
— Я иногда такая стерва.
— Неправда, — возражает Томми.
Вот уж дудки. Истина на все сто.
— Правда-правда-правда. Ну ужас какая стерва.
Томми останавливается на верхней площадке и лезет в карман за ключами.
— Ну разве что чуть-чуть, только…
— Значит, я стерва? Ты сказал, что я стерва?
— О господи, это паршивое солнце когда-нибудь взойдет?
— Тебе повезло, что у тебя есть я, ты, слабак.
— Да, — отвечает Томми.
— Так ты слабак?
Томми ставит Джоди на ноги, прислоняет к стене и придерживает, чтобы не сползла на пол. На лице у Джоди широкая дурацкая ухмылка, блузка запачкана кровью, кровь запеклась и в уголке рта. Ей словно только что задали небольшую взбучку. Томми пытается пальцем стереть кровь у нее с губ. Джоди выдыхает, и его облаком окутывает перегар. Брр, гадость.
— Я люблю тебя, Томми. — Она валится ему на руки.
— И я тебя.
— Прости, что я тебе вмазала. Не умею еще силу рассчитывать.
— Ничего.
— И еще обозвала тебя слабаком.
— Да ладно.
Джоди лижет Томми шею и слегка покусывает.
— Давай займемся любовью, пока солнце не взошло.
Томми глядит на недавние разрушения в квартире и произносит слова, которых сам от себя не ожидал:
— Хватит на сегодня. Пора в отключку.
— Я что, толстая уродка, да?
— Ты в самый раз.
— Ну да, я толстая. — Джоди отталкивает Томми, неверными шагами бредет в спальню, спотыкается и падает на растерзанную кровать лицом вниз.
— И старая. — Секрет этот поверяется разодранному матрасу, но у Томми изощренный вампирский слух.
«Толстая и старая», — доносится до него.
— Рыжик, что-то настроение у тебя скачет, — тихонько шепчет Томми и прямо в одежде забирается в постель.
Какое-то время он лежит рядом с Джоди, молчит и думает о том, что им предстоит сделать в первую очередь.
Самое главное — надо переехать. А как? День-то из суток выпадает. Кроме того, как вообще жить и где прятаться? Император растрезвонит всем — это Томми сразу понял. Ничего хорошего это не сулит, пусть даже Император — мужик что надо. Сплошные обломы. Да еще любимая девушка расклеилась. В общем, наверное, Си Томас Флад — первый вампир за всю историю, который ждет рассвета с таким нетерпением.
Что ж, не проходит и нескольких минут, как его мольбы услышаны и смертный сон настигает влюбленных.
Заделавшись вампиром, Джоди всегда ненавидела ту минуту, когда к ней в сумерки возвращалось сознание. Будто уличные фонари зажглись, щелк — и готово, никакого шаткого перехода между сном и пробуждением. Вот тебе ночь, вот тебе список дел, жри.
Но сегодня все не так. Наступивший вечер подарил ей и шаткий переход, и головную боль в придачу. Попытавшись сесть, Джоди чуть не свалилась на пол, потом голова перевесила, и Джоди рухнула на спину с такой силой, что подушка лопнула.
В воздух взметнулось целое облако перьев.
На стоны примчался Томми.
— Привет.
— Ой-ой-ой, — мычит в ответ Джоди, прижимая пальцы к вискам.
Мозгам в черепушке явно тесно.
— Что-то новенькое, а? Вампирское похмелье? — Томми ловит парочку перьев.
— Мне плохо. Сейчас сдохну, — выдает нелепость Джоди.
— Круто. Кофейку бы тебе сейчас.
— И аспирина. Я ведь питалась тобой, когда ты был подшофе. Почему на меня сейчас так подействовало?
— Наверное, в крови у хозяина кота алкоголя было побольше. У меня даже есть теория насчет этого. Потом проверим, когда тебе полегчает. А сейчас у нас масса дел. Надо как следует продумать переезд. Вчера ночью мне звонил Клинт из магазина, звал поработать. А потом перезвонил, весь перепуганный, и сказал, что мне не обязательно приходить.
И Томми проиграл ей сообщение на автоответчике. Дважды.
— Он знает, — заключает Джоди.
— Но откуда?
— Неважно. Знает.
— Твою мать!
— Тише ты, — хватается за голову Джоди.
— А что, громко?
Джоди, сморщившись, кивает.
— Намотай себе на ус, Томми. При похмелье вампирские обостренные чувства только во вред.
— Правда? До того хреново?
— У меня заложило нос от запаха твоего дыхания, не успел ты войти.
— Да, зубная паста не помешает.
— Там внизу у дверей кто-то есть?
Джоди навостряет уши. Внизу и впрямь кто-то топчется, шаркает ногами по тротуару.
— Ну да.
В дверь звонят.
Томми подскакивает к окну и выглядывает на улицу.
— Внизу лимузин длиной с пол-улицы.
— Лучше ответь, — советует Джоди.
— А может, лучше спрятаться? Притворимся, что нас нет дома.
— Ответь! — чеканит Джоди.
Снизу доносится звук шагов, из лимузина плывет рок-н-ролл (правда, отдельные ноты смазаны), позвякивает колокольчик, и мужской голос бубнит, словно мантру, одну и ту же фразу: «Сладенькие синие сиськи». Джоди берет уцелевшую подушку и накрывается с головой.
— Подай голос, Томми. Это твое гребаное Зверье.
— Чувачок. — Леш Джефферсон, жилистый бритоголовый негр в зеркальных темных очках, крепко обнимает Томми.
Вытащил-таки Томми на улицу, зараза.
— Мы в таком говне, братец.
Томми высвобождается из его объятий и пытается сообразить, так ли уж он рад видеть приятеля, если от того несет, как из сортира пивного бара. Да еще и вонь тухлой рыбы примешивается.
— А вы, ребята, разве не в Вегасе? — спрашивает Томми.
— У-у-у-гу. Мы прямо оттуда. Сели в лимузин и прикатили. У меня к тебе разговор. Войти можно?
— Нет. — Чтобы отделаться от Зверья, Томми чуть было не сказал, что Джоди спит (одно время срабатывало), но вовремя опомнился. Ведь все думают, что Джоди уехала.
— Давай перетрем на лестнице. Я там наверху не один.
Глянув на Томми поверх очков, Леш кивает и приподнимает брови. Его остекленевшие глаза налиты кровью. Томми отчетливо слышит, как у Леша колотится сердце. Кокаина нанюхался? Боится чего-то? А может, все сразу?
— Слышь, чувачок, — гундосит Леш.
— первым делом нам бы у тебя бабок перехватить.
— Чего? Ребятишки, у вас было по сто кусков на брата. Произведения-то мы продали.
— Мы славно повеселились. Томми прикидывает в уме сумму.
— Вы что, прогадили шестьсот с лишним тонн за четыре дня?
— Нет, — обижается Леш.
— Не подчистую. Кой-чего еще осталось.
— Так на черта вам занимать?
— Всего-то тысяч двадцать, нам бы только до завтра продержаться. К счастью, диплом по экономике у меня почти в кармане. Я такой деловой, шарахнуться можно. А то бы мы подсели уже вчера.
Томми растерянно кивает. Двадцать тысяч — это его полугодовая зарплата в магазине. Лешев диплом всегда внушал ему почтительное уважение. До сегодняшнего вечера. Сегодня уважение сменилось страхом, что Леш что-нибудь заметит.
— Значит, вы в говне, как ты выразился.
— Все шло отлично, просадили всего тысяч по десять каждый. И тут мы встретили Синь.
Леш закатывает глаза, словно погружаясь в далекие воспоминания. А ведь не прошло и нескольких дней.
— Синь?
— Знаешь такую группу из Вегаса, «Синие мужики»?
— Ага. Покрасились жлобы в синий цвет и дудят в трубы. — Томми никак не может взять в толк, куда Леш клонит.
— Они самые. Так вот, оказалось, синие бабы тоже есть. Как минимум одна. И уж она высосала из нас все до гроша.
На заднем сиденье лимузина Синь прижимает голову Барри к своим грудям. Крепко, но нежно, а то еще задохнется. Прочее Зверье обдолбалось, обкурилось и обтрахалось до полного не могу и валяется теперь вразброску по всей машине, а вот Барри слопал двойную дозу экстази, вынюхал хорошую порцию кокаина и забил здоровенный косяк — и еще хоть куда. Ну, башку-то ему переклинило, конечно, основательно — стоит голый перед ней на коленях уже минут двадцать и повторяет как заведенный «Сладенькие синие сиськи». Когда Сини это надоело, она воткнула его морду себе в декольте, — может, заткнется. И вправду заткнулся, слава богу. Пока у него на кармане денежка, душить до смерти как-то негоже.
Тернистый и извилистый путь привел белокожую принцессу красоты (по версии производителей сыра «чеддер») из Фон-Дю-Лака, штат Висконсин, в казино Лас-Вегаса, где бывшая принцесса, ныне девушка по вызову, обучилась всяким штучкам и сменила масть на синюю.
Синь не дура какая, чтобы казнить курицу, несущую золотые яйца, пусть лучше курочка понежится между ее восхитительными силиконовыми полусферами. На Зверье она срубит достаточно, чтобы с почетом сойти со сцены, и уж она для них расстарается — пусть даже ей придется изображать удовлетворялку для инопланетян или черничный оладушек.
Синь всегда отличалась настойчивостью и методичностью. На заре своей карьеры — то есть после того, как ее поперли из барменш, потому что постоянно проливала напитки, и до того, как заняла должность штатной стриптизерши (у шеста на сцене было не так заметно, что с чувством равновесия она не дружит), — Синь успела сняться в парочке малобюджетных порнофильмов. На съемочной площадке она подружилась с будущей звездой по имени Лотта Вульва, которая дала ей почитать книгу про метод Станиславского.
— Научишься отстраняться, так хоть не будешь блевать на партнеров. Режиссеры этого терпеть не могут, — напутствовала ее Лотта.
С тех пор метод Станиславского не раз выручал Синь. Ее персонаж теперь мог заниматься чем угодно, любой гадостью, а она про себя делала ставки и подсчитывала выигрыш или проверяла в уме приход-расход. (Да уж лучше погрузиться в воспоминания о том, какая у тебя была белая кожа, прямо молочко от голштинской коровы, чем переживать из-за гнуси реальной жизни.)
Через шесть месяцев Синь турнули из кинобизнеса как профнепригодную из-за дефекта, который один режиссер определил как «слишком мало сисек, нечем кадр заполнить». Тут уж никакой Станиславский помочь был не в силах.
Синь вернулась в бар (стриптиз-подиум подождет), подавала клиентам не больше бокала пива за раз, чтобы не разлить, и долго ли, коротко, скопила на операцию по увеличению бюста. С такими грудями путь на сцену ей был открыт. Лет до тридцати она танцевала, а потом ее вытеснили более устойчивые конкурентки. Уроки машинописи в школе она в свое время прогуливала, так что ничего не оставалось делать, как податься в эскорт-услуги.
— Ну и работка, доставка отсосников на заказ, — жаловалась Синь соседке по комнате.
— Двадцать минут, чтобы клиент поимел кайф, иначе деньги обратно. Да еще и агентство большую часть забирает. Так я никогда не выбьюсь в люди.
— А ты будь похитрее, — однажды посоветовала ей соседка, официантка из «Венецианца».
— Посмотри вон на «Синих мужиков». Если бы они не выкрасились, на помойке бы играли. На пустых консервных банках.
Так все и началось. Низложенная принцесса красоты (по версии производителей сыра «чеддер») из Фон-Дю-Лака подобрала стойкую краску для кожи, сфотографировалась, разместила рекламку в бесплатных газетках погрязнее — и на свет появилась Синь. Она бы и без маленьких хитростей прожила: большинство мужиков трахают все, что движется. Но оказалось, за синеву замечательно платят.
Синь трудилась не покладая рук, и ее сбережения выросли до того, что уже просматривалась возможность бросить ремесло. Но именно тогда она осознала, что, перекрасившись, легче осуществить голубую мечту любой шлюхи или стриптизерши: поймать богатенького дурачка, который заберет ее отсюда, осыплет золотом и возведет в ранг любимой игрушки.
На крупные пьянки-гулянки она не ходила, пока не подвернулось Зверье. Уж этим подавай все сразу — и стриптиз посмотреть, и потрахаться. И неважно, откуда у мудаков бабло, главное, что оно есть. И много. И, похоже, парни все просадят. Почти полмиллиона баксов уже покоилось в ее безразмерной косметичке, и Синь — настоящая Синь, а не персонаж, ублажающий Зверье, — тайком прикидывала, куда вложить деньги.
Помнится, дверь гостиничного номера ей открыл высокий тощий парень по имени Дрю.
— Привет. Мы тут посоветовались. Знаешь, чего нам всем больше всего хотелось, когда были мальчишками? Тряхнуть мошной. Оттянуться по полной.
— Трясите и оттягивайтесь, — обрадовалась Синь.
— Мы просто хотели со вкусом кутнуть, — оправдывается Леш.
— Понятно, — отвечает Томми.
— Здорово было, — сообщает Леш.
— Главное — качество, — соглашается Томми.
— А теперь не хватает пары баксов, чтобы со вкусом закончить.
— И вам надо, чтобы и я присоединился?
— Да нет, шеф. Ты нам нужен для других целей. Дай нам денег, и мы закончим банкет и расплатимся по обязательствам. За машину и так далее.
— А уж когда и мои деньги кончатся, я могу вмешаться.
— Конечно, если захочешь. Так как у тебя с финансами?
— Леш, ты под кайфом?
— Ясное дело.
— Ну конечно. Ясное дело. О чем, бишь, я? — Томми перестал волноваться: вряд ли Леш заметит, что он теперь вампир. Да и остальные из ночной смены универсама явно не в себе.
— Леш. На диплом я не наработал, в отличие от тебя. Только в бизнесе есть кое-какие принципы. А ты их нарушаешь. Как можно просаживать на шлюх денежки за прокат машины?
— Чья бы корова мычала, Флад, — обижается Леш.
— Сам живешь с вампиршей.
— Она такая красавица, — парирует Томми.
— Ага, охренеть, как это важно. Для вампирши-то.
— Леш сурово смотрит на Томми поверх темных очков.
— Для секса важно, — настаивает Томми и хочет добавить, что все было замечательно.
Только Леш уже вроде как употребил это слово, когда описывал свою синюю шлюху.
— В общем, я подвел базу. Гони монету.
— Какая еще база? Ни хрена ты не подвел.
— Томми уже замахивается, чтобы хлопнуть Леша по груди (это у Зверья в обычае — хлопать друг друга по груди), но вовремя останавливается.
Еще ребра приятелю сломаешь. С вампирской-то силищей.
— Побереги свою впалую грудь, — говорит Томми.
— Твоя рыжая вампирша в подметки не годится синей даме. Наша вашу бьет в кун-фу. — Леш кудахчет, становится в боевую стойку, размахивает руками, поскальзывается и шлепается на задницу. Захлебнувшись смехом, Леш кашляет.
— Серьезно, чувачок, если не выручишь, нам через шесть часов кранты. Я учил арифметику.
— Возвращайтесь на работу, — советует Томми.
— Вчера ночью мне Клинт звонил. У него завал. Срочно требуются складские рабочие в ночную смену.
— Не дашь? — Леш снимает очки.
— Нет.
— Так нас не выгнали?
— Судя по всему, нет.
— Отлично. Возвращаемся на работу. Мы ей так и скажем. Нас вызывают на работу.
— Чего вы ее из Вегаса сюда-то притащили? Шла бы себе восвояси.
— Хотелось, чтобы все было чинно-благородно.
— Ну да. Все, давай, уходи.
Леш поднимается на ноги и, вцепившись в перила, пристально глядит на Томми.
— Ты здоров? Какой-то ты бледный.
— У меня разбито сердце и паршиво на душе, — объясняет Томми.
Как ни противно, но налитые кровью глаза Леша пробуждают в нем аппетит.
— Ладно. — Леш выходит на улицу через оборудованную всеми средствами безопасности дверь.
У задней двери лимузина Леш оборачивается:
— Не хочешь синенькую под бочок? Тоску разгонишь. Мы угощаем.
— Спасибо, обойдусь.
— Полный набор услуг. Все, что пожелаешь.
— Благодарю. Не для моего разбитого сердца.
— Как знаешь.
Леш открывает дверцу машины, и на асфальт выпадают Дрю и Трой Ли. Целое облако конопляного дыма возносится к небесам.
— Блин, чувак. Не видишь, дверь, — бормочет Дрю, тощий и грязный.
— Глянь-ка, кто это, — сипит Трой Ли, азиат, единственный из Зверья, кто обучен кун-фу.
— Это ведь наш бесстрашный вождь.
— Давайте на работу, — советует Томми.
— Сейчас еще только семь. До одиннадцати успеете прочухаться, и марш в ночную смену.
«Ни за что не доберутся», — думает он про себя.
— Так и сделаем. — Леш загружается в лимузин.
— Эй, Барри, слезай со скалы. Сейчас моя очередь, а потом — Джеффа. Синь, только ухо ему не подставляй. Вот попрошу тебя подставить рот, а ты и не услышишь.
Томми захлопывает оборудованную всеми средствами безопасности дверь и прячет лицо в ладонях. Вот тебе и Зверье, его команда. Они подобрали Томми, когда он был один-одинешенек во всем городе, выдвинули в бригадиры, и если Томми верно ухватил интонации Клинта, когда тот позвонил во второй раз, то стоит только Зверью появиться на работе (и четырех часов не пройдет), как Томми не поздоровится.