- Только что звонили - он выходил на улицу, и двое... из автоматов... сели в машину... - и её голос утонул в рыданиях.
- Так. Так. Успокойся. Не плачь, - заговорил я торопливо, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно. - Сейчас буду. Подожди. Не уходи никуда!
- Я пойду, - сказал я, поднимаясь на ноги. - Андрея убили.
Эстес мрачно кивнул.
- Я с тобой до угла - обойду квартал. Кажется, я Бричковского заметил возле универмага.
- Гляди-ка, - сказал он, когда мы дошли до поперечной улицы. - Вот кто нам все объяснит! Чулышманская дивизия!
- С чего ты взял, что это они?
- Что я, десантных беретов не отличу? А других десантников у нас в крае не имеется.
Та часть улицы, что продолжалась за проспектом, была занята войсками. Там стояла пара БТР-ов, у их колес выстраивались люди в пятнистых комбинезонах. Эстес бросился туда и почти сразу же наткнулся на генерала Грыхенко собственной персоной.
- Генерал! - закричал Сашка, налетая на него. - Чьи приказы вы выполняете? Ваши войска собираются наводить порядок?
Грыхенко посмотрел на Эстеса, и его лицо побагровело.
- Так... - зарычал он. - Я же тебе ещё в прошлом году велел мне на глаза не попадаться. Старшина Пападьяк! - приказал он. - Взять его!
Старшина Пападьяк оказался великаном чудовищных габаритов: метра два в высоту и примерно столько же в плечах. В распахнутом вороте его комбинезона виднелась тельняшка.
- Вы не имеете права! - завопил Сашка, когда могучие клешни старшины опустились на его плечи. - Я выполняю задание редакции! Я журналист!
- Лучше бы ты им не был, - зловеще прошипел Грыхенко. - И про редакцию вашу не забудем! Желтая пресса, мать вашу за ногу! Всей стране мозги затрахали, понимаешь! Обыскать его!
Старшина Пападьяк извлек из кармана Эстеса газовый пистолет, почти неотличимый по виду от огнестрельного оружия.
- Ну вот и все, дорогой гражданин Эстес! - ухмыльнулся генерал. Давно у меня руки чесались... А вот сам попался. Не слышал моего приказа всех, при ком будет найдено оружие, расстреливать на месте? Старшина Пападьяк, выполняйте приказ!
Все это время я медленно приближался к ним, и сейчас находился не более чем в десяти шагах от генерала. Эстес коротко вякнул, но ручища Пападьяка тут же заткнула ему рот. Мои глаза встретились с сашкиными, увидели застывший в них ужас, немой вопль, пронзительный призыв - и я бросился прочь, ещё успев услышать голос Грыхенко:
- Приказ номер два! Всех журналистов в районе расположения войск расстреливать как шпионов!
Его слова потонули в грохоте автоматной очереди.
Не думаю, что за мной гнались, но я почти машинально рванулся к арке, выскочил на какой-то двор, нашел дорожку между гаражами, снова оказался на проспекте Революции, высунул голову из-за угла - и тут к моему плечу осторожно прикоснулись. Я резко обернулся и отступил, ударившись спиной о каменный выступ - это был тот пижон, телохранитель Дельфинова, который вчера танцевал с Иркой. Вероятно, вся паника, которая переполняла меня, выступила на лице - братушка улыбнулся, успокаивающе, но не без превосходства.
- Хватайте и делайте ноги, - в мою руку опустился брелок с автомобильными ключами. - Пока блямбу не припаяли. Босс вас отмазывать не будет.
Машина, которую он мне предлагал, стояла тут же - белая "девяносто девятая". Я машинально сделал шаг к ней, и непрошенный доброжелатель подтолкнул меня в спину.
- Поживее! И в город не суйтесь, пока разборки не кончатся.
Не тратя времени на уговоры, он сделал шаг в сторону - и тут же пропал в подворотне.
В любом случае машина была кстати. Сутки назад я в поисках бомбы заглядывал под "оку", но сейчас махнул рукой - если бы меня хотели убить, то нашли бы способ попроще. Я завел мотор и выехал на набережную. Прямо сразу сматываться из города я не собирался, сперва нужно было хотя бы отыскать жену.
Ведя машину одной рукой, я ухитрился набрать на сотовом телефоне номер Бричковского и услышал сплошные короткие гудки. Бросил трубку на сиденье и обратил внимание, что следом за мной, почти бампер в бампер, держится малиновая "ауди". До набережной погромы ещё не докатились, здесь продолжалось кое-какое движение, но все-таки то, что две машины идут так близко друг к другу, казалось совершенно неестественным. В голове снова и снова прокручивалась картинка дурацкой гибели Эстеса - боже мой, какой он идиот, ведь сам мне говорил про угрозы Грыхенко! - и конечно, сперва я думал, что дельфиновский подручный спасает меня от генеральского гнева. Но был же ещё и Эльбин! За что он получил пулю? Не за те ли бумажки, что я привез ему вчера? Конечно, сейчас это уже не имело никакого значения, но если кто-то из путчистов обозлился и захотел разобраться со всеми, кто пытался хоть чем-нибудь помешать, то вполне вероятно, что мне приготовили ту же участь. Я свернул в боковую улицу, объехал вокруг квартала и снова выехал на набережную - и что же, "ауди" вслед за мной совершила этот бессмысленный маневр. Все стало ясно, но я по инерции продолжал гнать вперед, приближаясь к дому Бричковского. А что потом? Когда я выйду из машины, меня можно будет брать голыми руками. Ездить до тех пор, пока не удастся оторваться? Скорее я сам запутаюсь или наткнусь где-нибудь на бунтующую толпу. Я подождал, пока на встречной полосе не покажется несколько машин, и тогда резко нажал тормоз, одновременно поворачивая руль. Машина крутанулась на заснеженном асфальте, встала на два колеса, чуть не опрокинувшись, но я вывернул руль, прибавил газу, выровнял машину и помчался в обратную сторону, приведя в остолбенение всех шоферов на дороге. Я никогда бы не решился на такой фокус, если бы не уроки автогонщика Миана Курина - тот года два назад учил меня управлению машиной в разных экстремальных ситуациях, в том числе и выходу из крутого заноса.
Преследователи не решились повторять мой маневр. Они подождали, пока проедут встречные, и развернулись по всем правилам - но затем сказалась разница в мощности, и "ауди" начала догонять меня. Я выскочил на мост и прибавил газу. Проезд на север и запад был закрыт - путь проходил через центр города, занятый бушующей толпой. На восток? Прямая дорога через степь, там я был беззащитен - догоняй и делай что хочешь. Оставалось южное направление, шоссе, ведущее вдоль Бирюсы по горным отрогам. Там, возможно, уроки Курина дадут мне фору. И миновав Предмостную площадь, я повернул на знаменитую неимоверной длиной и гигантскими лужами улицу Кирова, повторяя путь, которым меня вчера везли к Курбатову.
Здесь, как я ни выжимал газ, рискуя разбить машину на скверных железнодорожных переездах, "ауди" все время висела на хвосте. Я был слишком занят погоней, но все-таки замечал по сторонам - то броневик, то взвод омона, то митингующую толпу. Наконец, позади остался щит "Аргинск 430, госграница 1066". Город кончился. Шоссе М58 оказалось занесенным снегом, но в общем, проезжим. И когда начались длинные языки по распадкам, стало казаться, что мои надежды оправдываются. Водитель "ауди" явно осторожничал, и я, рискованно проходя крутые повороты, пробитые в почти отвесных склонах, понемногу отрывался от погони. Дорогу я знал хорошо: когда бывал в Светлоярске летом, часто ездил здесь на водохранилище. Можно было надеяться, что после Бирюсинска, городка гидроэнергетиков, когда шоссе совсем углубится в горы, преследователи окончательно отстанут, и я сумею обмануть их и вернуться. Но после деревушки Ледящевки начался длинный прямой участок, и когда мы подъезжали к Бирюсинску, "ауди" снова шла почти вплотную. Дорога резко повернула и выскочила на мост через Бирюсу, идущий параллельно плотине ГЭС - втиснутой в узкое ущелье колоссальной бетонной стене со скошенными ребрами водосливов и острыми клювами кранов на верхней кромке. Она была прекрасно видна, несмотря на то, что до неё было больше километра. У её подножья клокотала и бурлила вода, вырвавшись на волю из-под лопаток турбин.
На противоположном берегу Бирюсы, прямо за мостом, стоял пост ГАИ. Дежурный гаишник при моем приближении махнул жезлом, и я волей-неволей нажал на тормоз. Сейчас выяснится, что у меня ни прав, ни документов на машину, а она ещё того гляди числится в угоне... "Ауди" тоже остановилась, и я подумал - может быть, удастся отвлечь на неё внимание мента? Ее пассажиры выскочили наружу одновременно со мной. Один из них держал в руке помповое ружье дулом к небу.
- Попался! - заорал он. - Шаверников, ты задержан! Руки на капот!
- В чем дело?! - возмущенно крикнул я. - Что за бандитизм среди бела дня? Командир, - обратился я к гаишнику, - что вы допускаете на своем посту?
- Спокойно, - сказал мент. - Все согласовано, - и демонстративно отвернулся.
Меня окружили, прижав к боку машины. Стало быть, мента предупредили заранее, потому он меня и остановил... А я так глупо попался! Страшный треск и грохот заставил бандитов - или агентов в штатском, кто их разберет - резко обернуться. На моих глазах серое тело плотины сверху донизу раскроила косая трещина, и в следующую секунду в неё хлынула вода. Чудовищный поток хлестал со стометровой высоты, выламывая из плотины огромные глыбы бетона. Трещина расширялась на глазах. И словно специально, снеговые тучи расступились, сверкнуло солнце, и в облаке брызг над ревущим водопадом вспыхнула всеми цветами огромная радужная дуга.
11.
Я первый вышел из оцепенения, нырнул в раскрытую дверь машины, стоявшей с работающим мотором, врубил передачу и помчался вниз по дороге, уходящей вглубь длинного распадка. Примерно через пол-километра шоссе резко поворачивало, начиная зигзагами взбираться на горный склон, но я продолжал ехать прямо, по гравийной дороге, уходящей на север. Я знал, что здесь недалеко до магистрали и железной дороги, ведущих из Светлоярска на запад, и надеялся таким путем вернуться в город, хотя засыпавший дорогу глубокий снег делал это намерение проблематичным. Дорога вилась по распадку между сопок. К счастью, тут нелавно проезжал какой-то грузовик, колею ещё не успело занести свежим снегом, и я гнал по ней, истерично давя на акселератор, когда казалось, что машина начинает вязнуть. Временами подъемы достигали немыслимой крутизны; глядя на них, можно было решить, что здесь способна взобраться только исключительно мощная машина, но "девяносто девятая" с разгона преодолевала склоны, и всякий раз, как автомобиль оказывался во власти неведомых сил, бросающих его в какую угодно сторону, только не в ту, куда направлял руль, я про себя давал клятву по возвращении в Москву поставить Миану Курину ящик пива... второй... третий... Такого сумасшедшего ралли в моей жизни ещё не случалось. Но внезапно все кончилось. Очередного виража я все же не осилил, машина вылетела с дороги и плюхнулась в лощину, чуть ли не по капот уйдя в снег. Пара попыток выбраться задним ходом ясно дала знать, что без тягача не обойтись.
Покой и тишина - только ветер шумел в верхушках деревьев - внезапно наступившие после дикой гонки, буквально оглушили меня, будто из бурного моря волной вышвырнуло на скалу. Несколько минут я сидел неподвижно, приходя в себя. Затем вспомнил плотину, радугу - и бросился лихорадочно искать сотовый.
Он нашелся на полу, куда свалился на каком-то из виражей. Я хотел позвонить Анжеле, предупредить о надвигающемся потопе - ведь её дом стоял на самой набережной. Но связи не было; то ли я находился вне зоны приема сигналов, то ли сеть отключилась из-за беспорядков.
До железной дороги оставалось километров пятнадцать. Я открыл дверцу машины и кисло посмотрел на глубокий снег, по которому предстояло пробираться в городских ботинках. Здесь, в распадках, среди темных елок, по-новогоднему обсыпанных снегом, как будто бы скопился холод, и мне в своей весенней куртке сразу стало очень зябко. Топать часа три минимум. За такой срок я успею напрочь ноги отморозить. Я прикрыл дверь, не решаясь сразу пуститься в такое рискованное предприятие, пока в салоне ещё сохранялось тепло, и открыл бардачок. Мне хотелось найти какой-нибудь полиэтиленовый пакет и соорудить из него портянки, чтобы не промокли ноги, когда начнет таять неизбежно набьющийся в ботинки снег. Мне на ладонь выпал тяжелый пистолет - армейский "ПМ". Я вытащил обойму. Заряжен. Спасибо за подарочек от Дельфинова. Что это - жест доброй воли или провокация? Что бы сделали те, кто пытался меня арестовать, если бы увидели оружие? Я очень хорошо запомнил приказ генерала Грыхенко. Но сейчас пистолет был кстати. Я сунул его в карман и, сразу почувствовав уверенность в себе, решительно шагнул в снег.
Кое-как в несколько прыжков я выбрался в колею, оставленную грузовиком, стоя поочередно на каждой ноге, вытряхнул снег из ботинок и побрел по дороге. Странная небесная аномалия, замеченная мной утром, ещё отчетливее давала о себе знать: дело шло к середине дня, а солнечный свет, пробивающийся сквозь тучи, был отчетливо красного оттенка, и на лесистых склонах клубились сумеречные тени, а нетронутая белизна была облита багровой дымкой. Я шагал, стараясь не ступать в глубокий снег, и с тревогой поглядывал на тучи, готовые разразиться новым снегопадом. Снежинки уже густо облепили меховой воротник, холодя небритые щеки.
Мои опасения оправдывались. Снег заносил колею, которая бесконечно тянулась по распадкам. Мне, жителю Москвы, было трудно представить себе места, где на десятки километров - никаких следов человеческого присутствия, только дорога, да по правую руку на вершинах сопок иногда вылезали в поле зрения массивные опоры высоковольтной линии, прорубающейся напрямик через тайгу. Холод пробирал все сильнее, а прошел я не больше пяти километров. Тем временем за спиной нарастал, становясь явственно различимым, шум, и через несколько минут я понял, что это ревет мотор грузовика. Я сошел с дороги и, увязая в снегу почти до колен, укрылся за стволом сосны. От дерева к дороге тянулась хорошо заметная цепочка глубоких ям, оставленных ногами. Я ухватился за свисавшую над самыми следами разлапистую ветку и качнул её. С ветки хлопнулся пласт снега, обсыпав меня с ног до головы белой пылью. Следы оказались кое-как прикрыты, но оставались резко обрывавшиеся отпечатки подошв на колее. Тут, наконец, из-за поворота выскочил грузовик - армейский "ГАЗ-66". На подножке с правой стороны, держась за ручку двери, стоял мужчина с двустволкой и в серо-сизой милицейской ушанке. Он не был похож на тех, что гнались за мной до Бирюсинска, но я отступил ещё дальше за ствол и сунул руку в карман, нащупывая рукоятку пистолета. Моя надежда, что обрыв следов не будет замечен, не оправдалась. Грузовик остановился напротив сосны, мужчина с ружьем спрыгнул в снег и заорал:
- Ты где?! Выходи!
Я выглянул с другой стороны ствола. В кабине виднелись, по меньшей мере, три головы, но двери оставались закрытыми. Мужик с двустволкой направился к моей сосне. Я осторожно протянул руку к ближайшей ветке и медленно отвел её к себе. Когда хруст снега под ногами мужчины раздался совсем рядом, я отпустил ветку. Та спружинила и плюнулась снегом прямо в лицо мужику, вдобавок хлестнув его на излете. Тот, ослепленный, отшатнулся и плюхнулся в сугроб, но ружья из рук не выпустил. Я не рискнул бороться с ним за двустволку на глазах у сидевших в грузовике и, пока он ничего не видел, бросился к машине, чтобы обогнуть её сзади. В голове мелькнула идея захватить водителя в заложники и под дулом пистолета заставить отвезти меня в город. Ослепленный мужик грохнул из обоих стволов на шум моих движений, и тотчас же в кузове с брезентовым верхом заорал ребенок. Я подбежал к заднему борту, прокрался вдоль него, услышав при этом, кроме надрывного детского крика, ещё и бормотание нескольких голосов, среди которых выделялся один женский, словно старуха подражала интонациям маленькой девочки: "Водичка... Теплая водичка..." Мотор грузовика урчал на холостом ходу. Я оказался у кабины и, сжимая в правой руке пистолет, левой дотянулся до дверной ручки, рванул её на себя, дверь распахнулась... На мгновение мелькнуло перед глазами пустое водительское место, темная фигура в глубине кабины, и тут же меня резко рвануло за оба плеча, пролетело опрокидывающееся небо, верхушки деревьев, я плюхнулся спиной и затылком в снег, что-то темное закрыло лицо, на тело навалилась тяжесть. Я сжимал и разжимал пустой правый кулак - пистолет отлетел при рывке. Потом темное исчезло, но засыпанные снегом глаза по-прежнему ничего не видели.
- Да это не тот, - глухо донесся до меня голос. - Морда русская. Э, браток, вставай! - и мою голову бесцеремонно вытащили из сугроба, усадив прямо. - Ты кто?
Я помотал головой, стряхивая снег. Надо мной склонились трое мужиков в ватниках и камуфляже. В одном я узнал обладателя двустволки; по его щеке тянулась багровая полоса. Еще у одного тоже было ружье. Нет, это определенно не те крутые, от которых я удирал.
- Я - Шаверников, журналист, - пробормотал я.
- Во блин, обознались! - вздохнул один из мужиков. - А ты чего убегал? Да ещё при пушке?
- Были там, - невнятно объяснил я, - пытались забрать меня на посту как раз, когда плотина треснула. А вы за кем охотитесь?
- Террориста ловим. Чечен один, он как раз и рванул плотину, в отместку за то, что ихних режут. Куртка у него такая же, как твоя. Вот и обознались. Ты уж извини.