- Он осужден как богохульник, - добавил кто-то.
- И судя по твоему товару, он будет не один, - заметил третий. - Но не обращай на нас внимания. Продолжай. Двое расплавленных вместо одного гораздо интересней.
- Да и нам пора, - сказал им моряк. - Или пропустим и первого.
Они ушли со смехом и шутками. Саллакар посмотрел им вслед, потом торопливо прикрыл тележку и свернул надпись. Постоял немного, задумавшись и глядя в землю. И тут в глазах его появился неожиданный блеск. Он достал из-за пазухи кусок писчего стержня, перевернул свою надпись и медленно написал на обратной стороне большими буквами:
СУВЕНИРЫ И РЕЛИКВИИ БОГОХУЛЬНИКА. ПРИНЕСЕННЫЕ АРМИЕЙ, КОТОРУЮ ОН ПЫТАЛСЯ СОВРАТИТЬ. ПОКУПАЙТЕ СУВЕНИРЫ НА ПАМЯТЬ
Удовлетворенно кивнув, он снова скатал надпись, сунул ее под покров, схватил ручки тележки и пошел на окраину города, туда, куда устремлялись все.
В самой глубокой темнице подземной тюрьмы за дворцом верховного жреца на жестком матраце из металлических стружек сидел Грурк, уныло глядя на голый ледяной пол. Приходилось окончательно признать, что это не кошмар, а реальность. Всю жизнь он посвятил безупречному служению вере в Жизнетворца, он разоблачал Его врагов, он тщательно следил за тем, чтобы ни одно его высказывание не противоречило Писанию, церковному учению и его доктринам, и вот к какому горькому концу это его привело: он осужден на смерть, как еретик и богохульник.
Несправедливость такого вознаграждения за беспрерывный труд и истинное старание заставила его впервые усомниться в самих основаниях своей веры. Он верил, он всегда оставался верным, ни разу не дрогнул. А теперь Френнелеч, которому он верно служил как подлинному земному воплощению Жизнетворца, служит инструментом, при помощи которого за службу его вознаграждают жестокостью и несправедливостью. Как же такой верховный жрец может олицетворять всеведущего и всемогущего, вообще быть представителем божества? Грурк не видел теперь такой возможности. И если он усомнился в этой части своей веры, то как можно верить в остальные догмы, на которых основана вера? Никак. Однако немыслимо, чтобы избранный Жизнетворцем метод постижения подлинной истины включал сомнительные или подозрительные элементы. Отсюда следовало, что истина Жизнетворца не может содержаться в сомнительных и противоречивых толкованиях священных слов и откровений самозваных пророков.
Умственный процесс, который привел его к таким выводам, показался Грурку подозрительно похожим на те методы разума, с помощью которых Тирг выдвигал вопросы и искал на них ответы, - Грурк считал эту практику греховной. Но когда он применил вновь обретенный скептицизм к Носящему и его ангелам, то смог найти только две возможных причины того, что они не показались в Пергассосе: либо они не смогли этого сделать, либо решили не делать. Если не смогли, то власть их не безгранична и они не могут быть подлинными посланниками Жизнетворца; если они сами решили не появляться, значит они солгали, и это вело к тому же заключению. Грурку казалось, что первый вариант вероятней, поскольку жизненная философия Носящего несовместима с обманом, но в любом случае следует вывод, что ангелы не явились из царства сверхъестественного. И поскольку они явно не принадлежат известному миру, значит пришли из неизвестного - мира, явно обладающего знаниями и искусствами, которые по ошибке могут показаться чудотворными, а такой мир может существовать только над небом. Итак, еще одно из утверждений Тирга оказывается оправданным. Но если это так, то разве не должен признать Грурк, что мастерство и искусства, которые демонстрировали ангелы, не результат их чудесных способностей, а просто приложение знаний, добытых распространенными незагадочными методами, которые применял Тирг? Грурк особенно жалел, что больше не увидит Тирга; он теперь так по-другому видит мир, и им нашлось бы о чем поговорить.
Снаружи послышались приглушенные тяжелые шаги. Они смолкли у дверей темницы. Грурк чувствовал, как сильнее заработали его охладители, неожиданное напряжение ощутил он внутри. Встал на ноги, когда тяжелая, из органических плит, дверь раскрылась и вошел тюремщик, в сопровождении капитана стражи, двух жрецов, Вормозеля, начальника тюрьмы, и Поскаттина, юридического советника Френнелеча и Святого дворца. В коридоре остались солдаты дворцовой стражи.
Поскаттин достал свиток и прочел:
- Грурк, из города Пергассоса, ты был подвергнут суду и признан виновным по обвинению в ереси, богохульстве и государственной измене; ты приговорен к смерти по церковному закону. Хочешь ли ты сказать что-нибудь, прежде чем отправишься к месту казни? - Грурк только молча покачал головой. - Подготовился ли ты к встрече с Жизнетворцем, да смилостивится Он над твоей душой? - Грурк и тут не ответил. Поскаттин свернул листок, отступил и взглянул на Вормозеля. - Действуй, начальник. - Вормозель кивнул капитану стражи, и Грурка вывели в коридор и поставили между двумя жрецами, капитан пошел впереди, начальник тюрьмы и советник - сзади, а по обеим сторонам выстроились ряды солдат с факельщиками впереди и сзади. Шаги гулко отдавались от голых тусклых стен, процессия медленно приблизилась к влажным каменным ступеням в конце прохода. Из окошек в дверях других камер смотрели мрачные лица, но все молчали.
У Грурка сохранились отрывочные смешанные впечатления: тусклые, освещенные факелами лестницы; открываются массивные двери, поднимаются решетки; жрецы по обе стороны от него монотонно поют; вот процессия поднимается на поверхность и выходит во двор тюрьмы. Здесь ждала повозка на ногах, в нее впряжены два убранных черным колесных трактора; вокруг солдаты, дальше, у выхода, несколько повозок с сановниками в окружении эскорта. Процессия выстроилась, ворота открылись, и кавалькаду встретил рев толпы, ждавшей снаружи.
Процессия миновала здание Верховного Суда, пересекла площадь Кающихся и по мосту Эскендерома Старшего проследовала в Воровской квартал на южном краю города, а вокруг собирались толпы. Все двигались следом за кавалькадой. Грурк ухватился за поручень и смотрел на город, в котором провел большую часть жизни. Он был ошеломлен и не понимал, что он такого сделал, отчего знакомые горожане, школьные друзья превратились в обезумевшую толпу, единственное желание которой - видеть его смерть.
Впервые на собственном опыте он понял, что такое бессмысленность, которую можно выработать в тех, кто привык верить без сомнений, без вопросов, принимать без понимания и ненавидеть по приказу. Он вспомнил те немногие случаи, когда наблюдал спокойное, полное достоинства поведение жителей Менассима, и в тот момент он понял, что терпимость и мудрость королевства Клейпурра - это результат философии, которую отстаивал Тирг, в то время как бессмысленность и жестокость Кроаксии - порождение того, что он сам так недавно помогал распространять. Поистине прозрение наступило слишком поздно, печально подумал он.
Городские здания остались позади, и теперь он увидел перед собой Утес Правосудия, над холмом зрителей, черный и угрожающий на фоне мрачных серых гор и неспокойных грозовых туч наверху. Угрюмая процессия двигалась по дороге вокруг холма, все террасы на холме были заполнены, многие зрители стояли под открытым небом вверху. На каменной платформе у основания утеса огромная цистерна с кислотой испускала белый ядовитый пар; кислота бурлила и клокотала в предвкушении. Грурк неожиданно задрожал. Он посмотрел вверх и увидел алые одеяние старших жрецов, неподвижную линию солдат дворцовой стражи, а перед всеми, во всем черном и в капюшоне, - палача, стоявшего со сложенными на груди руками и спокойно смотревшего на приближающуюся процессию.
Присутствовали и король, и верховный жрец со своими свитами, они сидели под навесом на помосте у основания амфитеатра. Грурк и сопровождавшие его спустились с повозки и стояли в ожидании, пока представитель государства и представитель церкви зачитывали свои обвинения. Грурк был слишком ошеломлен этой сценой и настроением толпы, чтобы слышать их слова. Неужели он поднял такой переполох, что две самых значительных фигуры государства оказались лично заинтересованными в происходящем? Очевидно, да, но Грурк никак не мог понять почему. Он вообще не способен был думать. Все распалось и превратилось в мешанину несвязанных картин и звуков, цветов и шумов, слов и лиц. Какой смысл пытаться что-то понять сейчас? Какая от этого разница? Еще несколько минут, и для него ничего уже не будет иметь значения. Он подумал о своем брате, вспомнил родителей, попытался прочесть молитву Жизнетворцу. И тут же понял, что группа снова пришла в движение, и его ведут к лестнице на площадку высоко вверху. Он слышал, как сильнее зашумела толпа, возбуждение ее возрастало.
Со своего места Эскендером внимательно наблюдал за Френнелечем.
- Действительно, если этот Просветитель - орудие верховного жреца в его заговоре с чужаками, чтобы не дать мне усилиться, Френнелеч проявляет поразительную выдержку при такой потере, - прошептал он Морморелю. - Я склонен думать, что источник всех наших неприятностей, как мы и подозревали, сам Клейпурр.
- Я тоже, - ответил Морморель. - И теперь Клейпурр узнает, какая судьба ждет тех, кто сговаривается с преступниками-чужаками.
- Лумианский король решил продемонстрировать, что глупо противиться ему, - сказал Эскендером. - Прекрасный урок, и его получит не только Клейпурр. Рассказ о нем далеко уйдет за границы Картогии.
- Мы постараемся распространить эту новость как можно шире, - заверил его Морморель. - Все народы узнают, что сами боги заключили с тобой союз.
Вселенная Грурка сузилась до окованных серебром каблуков стражников, поднимавшихся по ступеням перед ним, и непрерывно певших жрецов рядом. Он утратил всякое представление, о том, насколько они поднялись и сколько еще остается. И не осмеливался оглядываться. Бесконечные ступени; бесконечные ступени; бесконечные ступени...
- Мне кажется странным отношение короля к Просветителю, если он действительно собирался заменить им тебя, - прошептал Джаскиллион на ухо Френнелечу. - Должен признать, что, услышав о его торопливом возвращении из Горнода, подумал, что он попытается спасти своего протеже.
- Протеже, который утратил всякую полезность, - ответил Френнелеч. Какой способ может лучше скрыть все следы участия Эскендерома в заговоре, окончившемся неудачно, устранить всякую опасность разоблачения в будущем? Уверенность, которая написана на лице короля, не так уж глубока. Ведь чужаки направили свое волшебство против плана Эскендерома, а не нашего. Если эти чужаки действительно бог, о котором говорит Писание, я считаю, мы можем быть уверены, что Он с нами.
Грурк и его эскорт достигли выступа. В тыльной его части стоял ряд трубачей. При виде процессии они протрубили, и все застыли. Молча ждали, пока вверху произносились неслышные речи - Грурк был уверен, что это делается сознательно, чтобы продлить пытку осужденного. Стало еще тише, и палач медленно подошел к краю выступающей платформы, заостряющейся к концу, держа в руках макет робосущества в полный рост. По обычаю полагалось вначале сбросить куклу, чтобы испытать качество кислоты; к тому же это увеличивало ужас жертвы и усиливало возбуждение толпы. На холме напротив все застыли. Очень медленно палач подтолкнул куклу к краю платформы, подержал несколько секунд и позволил ей упасть. Послышался громовой рев зрителей, он длился очень долго. Со своего места Грурк не мог видеть, что происходит. Но ему и не нужно было: он видел раньше казни. После куклы к краю выступа подводили жертвенных животных и тоже одно за другим сбрасывали с платформы. И с каждым разом толпа все больше возбуждалась.
И вот сброшено последнее животное. Грурк в ужасе смотрел на платформу, он почувствовал, что цепенеет. Жрецы выстроились сплошной стеной за ним, а за ними начал продвигаться вперед ряд стражников. Палач сошел с платформы и достал свое длинное копье из стойки рядом с жертвенным огнем. Линия жрецов образовала полукруг и начала подталкивать Грурка к краю платформы. И вот он стоит на крошечном ледяном островке, который, казалось, плывет высоко в воздухе, пустота зияет впереди и с двух сторон. Чувства Грурка смешивались. Он инстинктивно отшатнулся от края и почувствовал, как что-то острое уперлось ему в спину. Он в отчаянии оглянулся. Палач держал наперевес копье, а за ним жрецы с каменными лицами сомкнулись от края до края платформы. Пути назад не было.
Получив новый укол в спину, Грурк сделал шаг вперед и впервые взглянул вниз с крутого утеса. Далеко внизу кипела и дымилась цистерна с кислотой, там еще дергались в агонии остатки животных. Грурк покачал головой. Это бессмысленно. Никакой цели он не достигнет. Нет разума, нет причины. Он внутренне взмолился: "Если мне предстоит умереть, пусть смерть моя не будет бессмысленной".
- Нет! - закричал он. - Это не воля Жизнетворца! Это варварство! Это...
- Знайте все, что так погибнут все еретики и святотатцы! - закричал палач и ударил копьем. Местность вокруг наклонилась, это Грурк опрокинулся в пустоту. В небе вспыхнул яркий фиолетовый свет, но Грурк его не видел. Он услышал гул голосов. Понимал, что и сам кричит, но своего крика не слышал. Земля и небо завертелись.
И в то же мгновение из туч над утесом вырвалась заостренная стройная фигура.
- Четыре-ноль-ноль вертикальный спуск. Открой больше закрылки!
- Ниже! Еще ниже!
- Круче направо! Быстрее, Джо!
- Все на максимуме!
- Готово. Спокойней! Все в порядке. Держи поворот, Кларисса. Держи поворот!
Флаер вынырнул из черноты туч, и свисавшая за ним на тросе сеть пролетела по широкой дуге и подхватила вращающуюся фигуру Моисея. Робот в путанице сети пролетел низко, над самым основанием утеса, раскачиваясь, как маятник, и вместе с флаером начал подниматься. Обратная траектория вернула его к платформе, где в смятении взад и вперед бегали роботы, размахивая в воздухе какими-то предметами. Некоторые - вероятно, радиочувствительные, о которых рассуждал Дэйв Крукс, - дергались на земле под влиянием близких лучей радара флаера. На самом краю видимости, созданной прожекторами флаера, на склоне холма, виднелось множество фигур; они тоже бегали, махали руками и падали на землю.
И тут раскачивающаяся сеть зацепилась за металлическую балку на краю утеса, и трос натянулся. Джо Феллбург, который вместе с Дрю Вестом находился в открытом грузовом люке - оба в скафандрах, как и все в флаере, - переключил лебедку на нейтральное положение, и механизм застонал от напряжения, потом переключился на обратный ход.
- Мы застряли! - закричал Феллбург. - Ради бога, выровняй машину и подай назад!
- Назад, Кларисса! - закричал Вест, и Кларисса резко затормозила, бросив всех вперед, удержали только защитные ремни. Трос напрягся, выдернул лебедку из крепления.
- Лебедка сломалась! - кричал Феллбург. - Все пропало!
В кресле второго пилота Абакян увеличил подъемную силу, чтобы облегчить Клариссе резкий поворот. Она пыталась ослабить натяжение троса.
- Боже, ракеты! - закричал Абакян. - Мы не можем тут задерживаться! Придется перерезать трос!
Замбендорф пробрался по наклонному полу в грузовой отсек.
- Мы не можем сейчас сдаться! - кричал он. - Мы должны его вытащить. Дрю, дай мне конец вспомогательного троса. Я спущусь вниз и прикреплю к нему магнитный замок.
- Ты не сможешь спуститься, Карл, - возразил Феллбург.
- Не время спорить. Давай трос.
Феллбург прикрепил вспомогательный трос к скафандру Замбендорфа, потом снял с крюка инструментальный пояс и надел на себя.
- Ты спятил, но кто-то должен тебе помочь - сказал он. - Я тоже спущусь.