— Да ты не как внучок его?
— Ну, — неохотно буркнул Гришка.
— Григорий, да? — уточнил мужичок, — А я — Пал Саныч, сосед деда твоего… Был… — тут он нахмурился, замолчал, а потом улыбнулся как-то светло и грустно и добавил, — Кузьмич про тебя, бывало, часами рассказывал. Крепко он тебя любил. А уж когда в гости ты к нему наведывался, так он потом с неделю что на крыльях летал.
Гришка зажмурился. Сморгнул… Расходится-таки осень, вон, ветер какой холодный, аж глаза заслезились…
Пал Саныч, тем временем, присел у могилки прямо на землю, достал из кармана вытянутых спортивных штанов мятую-премятую пачку сигарет, протянул Гришке — угощайся, мол. Гришка отрицательно мотнул головой — он бросил пару лет назад. Мужичок пожал плечами, закурил и задумчиво уставился куда-то вдаль.
Гришка присел рядом и молча смотрел на свежевыструганный деревянный крест. Говорить почему-то не хотелось…
— Да, вот оно как бывает, — снова принялся дедов сосед, — все ведь вроде продумал Кузьмич. И жил один, и в город не переселялся. Да вот нашлись охотнички за недоброй силушкой, ох, нашлись. И не посмотрели, нелюди, что старик — убили, глазом не моргнули. Да только не будет им добра с того, не будет. Сила-то она страшная, изнутри ест. Чтоб человеком с ней остаться, надо такой крепкий дух, как у Кузьмича был. А у супостатов этих окаянных какой там дух, так, ерунда. Сгорят — и не заметят.
— Так ты что — видел, что ли, кто деда убил? — встрепенулся Гришка.
— А как же, — закивал собеседник. — Они не раз к нам в деревню наведывались. Все вынюхивали, выспрашивали. Меня разок остановили, допытывали… Не сказал я им, но ведь живет-то нас в колхозе всего-ничего. Не спрячешься… Сами нашли.
— Да чего ж им надо-то было? — Гришкин голос прозвучал зло — мужичок аж вздрогнул.
— Знамо дело, за силушкой явились. Прознали, стал быть.
— Да за какой силушкой? — Гришка терял терпение.
— За колдовскою, — как ни в чем не бывало ответил Пал Саныч. Посмотрел на наливающиеся белой яростью Гришкины глаза и растерянно спросил, — Так ты не знал?
— Чего не знал? — крикнул Гришка и вскочил на ноги, — Что ты мне мозги-то паришь?
— Дед твой колдуном был. Потому и кол, чтоб упырем, значит, не обернулся… И водичкой святой сверху окропил.
Гришка разом сдулся — будто проткнутый воздушный шарик. Грузно опустился на влажную рыжую траву.
— Ну-ну, — покачал он головой.
— Не веришь — не верь, — правильно понял его мужичок, — А все одно Кузьмич колдуном был. Правда, невольным. Всякий колдун, когда умирает, старается навязать кому-нибудь свою силу, иначе ему придется долго мучиться, да и земля его не примет. Ну а коли убьет кто колдуна, на того сила-то и выльется. А на войне ведь как было — убивали всех подряд немцев, не приглядывались, поди… Вот и нашла где-то там, на фронтах, сила недобрая деда твоего.
Мужичок пошарил в кармане фуфайки, достал мятую пачку, протянул Гришке. На это раз тот взял сигарету. Затянулся, выпустил струйку дыма и задумчиво наблюдал, как она растворилась в тяжелом осеннем воздухе.
— Ох и крепкий дух у Кузьмича был, я тебе скажу. Чтоб силища такая — да не сожгла человека, на путь гибельный не завернула! Он еще и помогал нам маленько. Когда корову подлечит, когда козу заблудившуюся отыскать поможет. И ни разу, значит, во вред ее не применил, силу-то. Ни разу. Ни сглазил никого, порчу не навел. А ведь мог бы — даже этих вот лиходеев. Я ему, грешным делом, предлагал — изведи, говорю, не от добра они тебя ищут. А он мне так — эх, говорит, Саныч, порчи да проклятия — это ведь как яд. Разок попробуешь — и все, сгубит она душу твою. Еще захочется, и еще. Так и не стал, даже нелюдей этих… Да… Шибко он боялся, что по смерти его кто с ним рядом окажется, и тогда сила его на того изольется. А пуще всего не хотел, чтоб кто из вас, родных, с такой ношей маялся.
Гришка кивал, слушая в пол-уха. Деревенские суеверия его не интересовали — в голове уже формировался план действий.
— Ну вот что, Пал Саныч, — перебил он, решительно поднимаясь с земли, — пойдем-ка в дом дедов, и ты мне расскажи про этих. Как выглядели, что говорили, на какой машине приезжали — все, что вспомнишь.
— Искать будешь? — понятливо осведомился мужичок.
— Буду, — кивнул Гришка.
— Хорошо, — одобрил Пал Саныч, — А как суд начнется, ты мне дай знать — я ведь приеду, показания дам. Чтоб их на подольше упекли.
Гришка промолчал. Какой уж там суд…
Только разве объяснишь это наивному мужичку из деревни?
Хотя Гришка и не любил лишний раз обращаться за помощью к своей «крыше», иногда обстоятельства вынуждали. Как, например, сейчас. В конце концов, кто лучше них разыщет и доставит убийцу его деда?
И хотя услуга обошлась недешево — пришлось снова отложить строительство очередного склада — Гришка не пожалел, потому как уже через несколько дней перед ним лежала папочка со всей необходимой информацией.
Имя, фамилия, год рождения, судимости — все по сто пятой да сто одиннадцатой… Удивительно, что с таким послужным списком его вообще из колонии выпустили.
От себя ребята добавили, что МакКлауд — псих психом, даже свои на него, можно сказать, плюнули, и он давно уже сам по себе. Сдвинутый окончательно; убивает не просто так, а избирательно. Говорит, что ищет колдунов, чтобы забрать себе их силу. Потому, собственно, и кличка такая.
Еще сказали, что на МакКлауда этого уже кто-то охотится. Вроде бы, такой же псих, сдвинутый на колдунах. Наверное, как-то узнал про то, что горец этот недоделанный деда шлепнул, вот и ищет теперь… Тут Гришка и припомнил так удививший его странный телефонный звонок.
Когда Гришку спросили, МакКлауда ему живым доставить или просто убрать, он и сам не понял, кто тянул его за язык, когда попросил живым. Потом Гришка долго раздумывал, пытался понять — зачем? Полюбоваться на психа? Речь обвинительную произносить? Стыдить? Добиваться ненужных разъяснений? Или…
Или самому убить?
Да нет, ерунда какая! Не верит он в россказни про колдунов! Не бывает их на свете. Он просто за деда отомстить хочет.
И все-таки зерно сомнения запало Гришке в душу. Уж больно серьезно рассуждал Пал Саныч. Да и дед… Может, не спроста всегда помогали его советы? …Эх, как легче стало бы ему вести свой бизнес, располагай он сверхъестественной силой!
Ловя себя на таких мыслях, Гришка злился на собственную глупость, мотал головой, гнал их прочь. Но проходило время, и мысли возвращались.
Оглушенного молодого парня Гришке привезли, как и договаривались, на крохотную полянку, что была в лесу по соседству с дедовой деревней. Вытащили безвольный куль из серенького джипа, участливо осведомились — не помочь ли. Ответа не дождались, оглядели словно застывшего Гришку с ног до головы, неодобрительно покачали головой, всунули ему в руку Макарова.
Гришка все так же стоял, невидящими глазами глядя на парня.
— Эй, Грэг, — нетерпеливо окликнул его один из крепко сбитых коротко стриженых ребят, — Ты чего стоишь-то? Кончай его — и дело с концом. Или тебе поговорить с ним надо? Так это мы мигом, — добавил он, приподнял все еще не пришедшего в себя парня и хорошенько его встряхнул.
— Не надо, — через силу выдавил из себя Гришка.
— Правильно, кончай его скорее, этого горца недоделанного. А то опять пасть раскроет и начнет нести всякую ерунду. Мы его пока вязали, он все какие-то проклятья бормотал, что-то про порчу нес, и вообще.
А Гришка все не мог пошевелиться.
— Ну, давай, — подбодрил его все тот же коротко стриженый. Всмотрелся в его застывшее лицо и протянул: — Э, Грэг, да ты первый раз, что ли?
Гришка кивнул — через силу.
— Значит так, — вмешался тут другой, — Тебя спрашивали — шлепнуть его или живым доставить? Спрашивали. Ты что сказал? Сказал, чтоб доставили. Так какого ж … ты теперь тут ломаешься? Что, деда своего уже не жалко, да? Пусть гуляет урод этот, да? Или, может, в ментовку сдать собираешься — будет тебе, дедушка, справедливое возмездие. Так?
Слова про деда расшевелили Гришку. Он посмотрел на неподвижного парня, валявшегося на рыжей траве. Это вот он ни за что ни про что, из какой-то дурацкой блажи, хладнокровно убил деда.
Гришка, казалось, так и видел темную больничную палату. На скрипучей кровати лежит дед. Крепко спит — выздоравливает. Может, снится ему, что приехал его навестить он, Гришка. Наверное, даже улыбается во сне. И тут появляется этот…
Как он душил старика? Накрыл лицо подушкой? Руками схватил за горло?