- Так нам за то деньги платят, чтобы иметь дело с неприятностями, - с напускным простодушием сказал Кологойда. - Только ему про все эти дела ни слова. Вы ничего не знаете! Скажите, заедем, мол, до головы попрощаться, вот и все.
Переводчик пожал плечами и вышел. "Волга" умчалась в лес, к Дому туриста. Председатель сельсовета набросился с вопросами на Федора Михайловича и Кологойду. Федор Михайлович рассказал, как догадался о том, что Ган - русский, Кологойда отшучивался.
Иван Опанасович погрузился в мрачное молчание.
Теперь уже совсем неизвестно было, как поступить с американцем, который оказался не американцем. Сводить классовые счеты за эксплуатацию трудящихся до революции? Но до революции Ганыка был пацаном, здесь почти не жил и никого не эксплуатировал... А сейчас он вроде ничего такого не делал, и чего опасаться какогото старика, которого привели сюда воспоминания и где от всего его прошлого осталась одна выгоревшая коробка дома? Одно только непонятно - зачем он брехал и притворялся?! И на лице Ивана Опанасовича застыло выражение досады и недоумения - мы-то думали, а ты, оказывается...
Мистер Ган шагнул через порог и наткнулся на невидимую стену. За столом сидел человек в форме...
В кабинете были председатель сельсовета, какой-то моложавый старик и тот, назвавшийся лесоводом... Ловушка!
Это продолжалось мгновение, но за это мгновение в нем не осталось ничего ни от прежнего рубахи-парня из Мидлвеста, ни от растерзанного волнением Ганыки на берегу Сокола. Лицо его стало замкнутым и жестким, он засунул большие пальцы в карманы джинсов и, сделав еще два шага, остановился. Он их не боялся - за его спиной была могучая держава мира...
- Во-первых, здравствуйте, - сказал Кологойда. - А во-вторых, не знаю, как вас и называть...
Изобличивший его человек сидел здесь, притворяться не имело смысла.
- Меня зовут Джордж Ган. Что вам нужно от меня?
- Ничего не нужно! Просто я Хотел у вас кое-что спросить...
- Я гражданин Соединенных Штатов и не подлежу вашей юрисдикции. Без американского консула я не стану отвечать ни на какие вопросы.
Ганыка оглянулся на прислонившегося к дверному косяку переводчика, тот, подтверждая, кивнул.
Вася Кологойда весьма натурально изобразил недоумение и растерянность, - Выходит, угодил я пальцем в небо... Тут, понимаете, такая история поручили мне передать вот эти вещи, - Кологойда положил руки на свой вспухший планшет, - старому барину в Ганышах, а известно, что барином в Ганышах был Ганыка...
Непреклонность мистера Гана заколебалась, и только что такой твердый голос прозвучал как бы надтреснуто:
- Какие вещи?
- Если вы мистер Ган, так что об этом говорить?
Значит, они до вас касательства не имеют. В общем, как говорится, извините за внимание...
Непреклонность мистера Гана рухнула. Он покосился на Федора Михайловича и снова повернулся к лейтенанту.
- Вам ведь сказали, что в прошлом я носил фамилию Ганыка.
- Мало ли что кто скажет! Почему я должен верить?
- Ну хорошо, я подтверждаю: в прошлом я - Ганыка.
- Бывший помещик?
- Помещиком был мой отец. Я уехал отсюда мальчишкой.
- Вот это другой разговор. Может, мы как-нибудь и без консула обойдемся... Да вы садитесь, гражданин Ганыка, а то как-то некультурно получается: мы все сидим, а вы стоите.
Ганыка сел к противоположной от окна стене. Он предпочел бы сесть у окна, спиной к свету, но там сидел проклятый лесовод...
- О каких вещах вы говорите?
- Сейчас, сейчас... Сначала я хочу кое-что уточнить.
Вы гражданку Прокудину знаете?
- Нет! - решительно сказал Ганыка. - Даже фамилии такой не слышал.
- А Лукьяниху?
- И Лукьянихи никакой не знаю.
- Что-то оно не сходится, гражданин Ганыка. Коекто видал, как вы в субботу разговаривали в лесу со старухой...
- А! Так это была Таиска! - облегченно сказал Ганыка.
- Таиска... Таисья, значит? Тогда сходится - Таисья Лукьяновна Прокудина. Между прочим, бабке за восемьдесят, а вы ее - Таиской...
- Видите ли... - несколько смутился Ганыка. - Так ее называли в нашем доме... Ведь это когда было!
- Давновато, - согласился Кологойда. - А теперь вы ее видели только один раз?
- Нет, дважды... По приезде я пошел утром посмотреть наш бывший дом... На пепелище, так сказать, - криво усмехнулся Ганыка. - Там меня увидела старуха.
Она почему-то начала креститься и бросилась бежать.
Я ее не узнал, конечно, и тут же ушел в лес.
- А потом узнали?
- Нет, и потом не узнал, она сама сказала. Когда мы столкнулись в лесу, она упала на колени и начала умолять, чтобы я отпустил ее душу на покаяние... А зачем мне ее душа?
- До души мы сейчас дойдем, - сказал Кологойда. - Известно, что Лукьяниха говорила про старого барина, а когда вы уезжали, вы, извиняюсь, были пацаном, таким она вас и помнила... Значит, никак вы для нее не старый барин. Может, она вас за отца принимала?
- Не думаю, - покачал головой Ганыка. - Я не похож на своего отца. Когда я подрос, отец говорил, что я вылитый портрет деда. Вот его прислуга и называла Старым барином... Таиска... я хотел сказать Таисья, вообще вела себя как-то странно. Можно подумать, что у нее...
- Не все дома? - подсказал Кологойда.
- Похоже на то... Может, она вообразила, что я - это не я, а мой дед, который явился с того света... Я же, как вы знаете, приехал из Нового Света, но отнюдь не с того света... - Натужной шутке никто не улыбнулся. В конце концов, спросите у нее самой!
- Трудновато, поскольку Лукьяниха, она же бывшая Таиска, вчера померла.
Лицо Ганыки потемнело и снова стало жестким и напряженным.
- Так вы подозреваете...