Ну вот вам, бабушка, и Юрьев день… Кто бы подумал. Вон оно что — души ОН собирает. Разобрался, нет? Да нет, конечно же. Вопросов теперь намного больше стало. Ну-ка, сформулируем. Ну, первый, он самый важный: знаем ли мы теперь, что это за сущность? Нет. Ну, ладно. Бог с Ним. А Бог ли? — тоже не знаем. А что мы тогда знаем? Только то, что видели. А видели мы следующее: легендарная сущность, неведомая и пугающая, сеящая среди людей страх и надежду — ОН — ночью в мёртвом, покинутом городе, наблюдаемая более чем тридцатью взрослыми, здоровыми мужчинами, включая священнослужителя, собирала в свои руки призраков — души погибших людей, ставших таковыми ввиду отсутствия тел. Это вот мы все и видели. Возникает вопрос: зачем? С какой такой целью? Мы не знаем, остаётся гадать. Например, такова ЕГО миссия. Или: ОН ими питается. Какие ещё варианты? Да что-то больше ничего на ум не приходит. Дааа. Ответы на эти вопросы многое бы объяснили — да как их получить? Подойти и спросить?! А как ОН уходил! Навсегда запомнится. Просто опустил руки и поклонился. На восток, в сторону Села — ага, точно. Вон, как раз там солнце встаёт. Слава Богу, погода хоть не такая, как вчера. Солнечно будет. Ебиттвоюмать! Пятый час уже. Ждать нечего.
Фёдор поднялся на ноги и осмотрелся вокруг с крыши вездехода. Ребята, которым несмотря на то, что вчера, сначала, все как один, раскрыв рты, наблюдали ЕГО, а потом битый час обсуждали увиденное, не расходясь спать, поспать всё же удалось, вылезали из машин, потягивались, умывались, закуривали. Отец Феофан сновал по периметру лагеря, сливая недогоревшее масло в бутыль — ещё понадобится. Фёдор нагнулся и постучал в крышу ГТСки.
— Ррота, подъём! Пятый час! Нас ждут великие дела!
Позёвывая и потягиваясь подошёл Иван, за ним плёлся недовольный, явно не выспавшийся Илья.
— Доброе утро, Федь! Ну что, с Божьей помощью? — поздоровался Ваня.
— Доброе! Полчасика на раскачку и завтрак, да и попёрли. Чё ждать-то? — Срамнов спрыгнул на землю. — Чё, Илюх, как спалось? Что про ночное кино думаешь?
— Да нормально, дядь Федь! Дома выспимся! — стараясь выглядеть бодрым, ответил Илья. — Страшно было! Так близко ведь ЕГО ещё никто не видел!
— Иди собирайся, боязливый ты мой! — потрепал Илюшу по волосам Иван. — Охрана сегодня кашеварит, притарань чего-нибудь на завтрак-то нам.
— Ты знаешь, народ в шоке на самом деле. — обняв за плечо друга, Иван отвёл Срамнова в сторону от ГТСки, из которой по одному уже выбирались Сева, Политыч и Волчок. Буркнув Феде с Ваней неразборчивые утренние приветствия, все трое, обсуждая что-то — наверняка ночное происшествие, поплелись к костру, над которым варили на завтрак утреннюю кашу парни из охраны. — Вон, смотри. Эти тоже. Надо же, как это ОН не вовремя.
— А когда что у нас вовремя-то бывает, Вань? — закурив, сплюнул Фёдор. — Хорошо хоть так, а то и похлеще чего могло случиться.
— Сплюнь! — выдохнул Ваня. — Не ко времени пророчить берёшься!
— Да хуле! На суевериях далеко не уедешь, братан. — махнул рукой Срамнов.
— Уже спорите с утра пораньше? — неожиданно прозвучал голос Маши в спину направившимся было к толпе мужиков, обступивших кашеваров, друзьям.
— Во, Маша! Привет! — помахал ей рукой Ваня. — Пошли с нами, позавтракаем чем Бог послал! А то сейчас отче Феофан всех уже на молебен погонит!
— И правильно. — ответила, подходя к ним, Мария. — С этого и начинать этот день надо было.
— Что про вчерашнее скажешь? — сощурив один глаз, обратился к ней Срамнов.
— А что ты хочешь услышать? — парировала девушка.
— Ну как что? Мысли твои, соображения.
— Как знаешь. Последний День близится. Сначала этих соберут всех, кто призраками стали. Потом за нас примутся. — и отодвинув в сторону стоящего перед ней Фёдора, Маша, подобрав полы плаща, прошла в сторону собравшихся людей.
Федя с Ваней остались стоять, глядя ей в спину.
— Не в духе сегодня. — нарушил неспокойную тишину между ними Иван.
— Ну что, бессмертные! Доброго вам всем утречка! — подняв вверх обе руки, начал вводную подошедший к мужикам Срамнов. — Кто запамятовал — напоминаю: сегодня не выходной! Побазарили чуток — и будет. Быстро хаваем, собираемся и строимся на молебен! Парат! Своих, позавтракавших, ставь на периметр, пусть смотрят — не на Селе, небось, находимся. Илюх! Давай, накидай нам с отцом кашки-то — Святым Духом-то пока единым питаться не получается!
— Фёдор! Только солнце взошло — а уже кощунствуешь! Перед таким-то делом! — взвился из-за спины Срамнова дьякон.
— Бес попутал, отец Феофане! — улыбнулся он, принимая из рук Ильи миску с дымящейся, горячей кашей.
Быстро поглотив кашку, ополоснув и протерев за собой миски, Фёдор и Иван разошлись каждый по своему транспорту собираться, а уже через пятнадцать минут снова встретились, заняв свои места в строю на молебне. Отец Феофан громко и выразительно вычитал правило, акафисты и предначинательную и все люди один за другим выстроились в ряд на крестоцелование и благословление. Пока заводили технику, разорвавшую тишину рёвом двигателей и собирали лагерь, Срамнов собрал своих «леших», Валеру Паратова и Волчка ещё раз перед входом в город.
— Значит так, мужики. Сейчас грузимся и не заморачиваясь ни на что по дороге рвём когти прямо на лесопилку. Там, в темпе вальса, обустраиваем периметр, и набрасываемся на технику, которая назначена к изъятию на Село. Старшим — Иван. Ты, Сань — по технической части, понятно, сам решаешь. На тебе, Валер — периметр. Чтоб ни одна тварь никакая незамеченной к мужикам волчковым во время работы не подкралась. С вами остаются: Илья и Папа. Да — и Маша. Вань — за ней глаз да глаз. Ни на шаг от себя. Понял?
Иван кивнул.
— Как разберёмся на месте и работа закипит, я, Политыч, Аслан, Сева и дьякон прошерстим окрестности на момент пошарить в магазинах и наведаемся в местный храм. Возьмём ГТСку, за рулём — Аслан. Вопросы?
Все закивали головами, выражая полное понимание и согласие с командиром.
— Раз так — все по местам. Выдвигаемся.
Колонна рейдеров, возглавляемая командирским вездеходом, медленно входила в мёртвый город, сбивая пыль, нанесённую временем и пустотой на дорогу. Проходили первые жилые дома — пустые, покинутые, ветшаюшие. Разбитые, тёмные окна, прячушие внутри своих домов что-то пугающее, неведомое. Распахнутые двери подъездов, приглашающие в свою темноту. Обломки мебели, мусор — очень много мусора. Людей уже нет, а вот мусор ещё долгие годы будет шурша перекатываться и, гонимый ветром, насквозь продувающим город-призрак, катиться по улицам и дворам, напоминая о том, что смерть — она всегда неприглядна, что для человека, что для его детища — города. Чтобы ты не видел, где бы ты не был, чего бы ты не знал и как бы не был ты подготовлен и закалён духом, всегда — ВСЕГДА! — ты будешь испытывать оторопь и страх в таких местах, ибо они противоестественны твоей природе. Сердце начнёт стучать чаще и ты станешь озираться по сторонам, не в силах определить природу незримой опасности. Чувствуешь? — кто-то следит за тобой, только и ждущий подходящего момента напасть — из-за спины, справа, слева, сверху и обратить тебя в мерзкое неживое ничто. Забрать твою душу и разорвать твоё тело. Смотри — вон метнулась тень за угол обгоревшего дома! Нет, это просто ветер, закручиваясь в спираль в узком дворе, поднял столб пыли… А вон, в том выбитом окне, скрипящим несмазанной рамой на миг возникло и исчезло чьё-то страшное, нечеловеческое лицо! Что ты, это обрывок старой занавески колыхнулся от потока воздуха, поднятого прошедшей впереди машиной… Да, можно храбриться и шутить с друзьями, покуривая и попивая чай перед костром, но мёртвый город быстро собьёт с тебя эту спесь. Город-призрак. Город — кладбище… По ночам не дерзни и мыслить о том, чтобы попасть в такое место! Страшны места, где вёдрами проливалась кровь и души расставались с телами быстрее, чем пуля находит свою несчастную цель! Души эти, внезапно оторванные от своих тел, этих сосудов — вместилищ хрупкой мирской жизни, так и не осознавшие сути перемен, столь быстро постигшей их — о, как жутко их неведение, их потерянность! И ужасен гнев призраков, осознавших свою суть и возможности! Разорванные в одночасье мертвецами, восставшими к нежизни, а ужаснее всего и чаще — бывшими ещё какое-то время назад их родными, матерями, отцами, детьми, друзьями — они становятся призраками, и бродят по тем местам, где текла их прежняя жизнь. Они не ведают, что смерть уже настигла их! И, не понимая случившегося с ними, продолжают жить, как жили. Что чувствуют они, что видят вокруг себя, тут, в разрушающемся, мёртвом, пустом городе? Некоторые говорят, что души, быстро оставившие свои тела остаются в том неизменном, своём мире. Кто знает? Чтобы знать наверняка, надобно и самому стать одним из них… Но в итоге и они со временем осознают, что произошло с ними и тогда неведение духов сменяется на лютый гнев. Не знающие преград, времени и расстояний, души проникают в любые места, и от них не скрыться. Призраки — они были всегда, невидимые. Люди осознавали их близость, но лишь немногим настолько изменяла удача, чтобы они могли увидеть их. Или, не приведи Господь, общаться. Теперь — они повсюду, видимые по ночам, летают и бродят в непосредственной близости конкретно от тебя, и нет спасения. И наблюдая их годами, понимаешь: мёртвых гораздо больше, чем живых. Следовательно — этот мир — мир мёртвых. Но мы ведь привыкли, так?
Свернув налево с асфальта на грунтовку, через пару сотен метров, ГТСка, идущая во главе колонны, упёрлась в ворота лесопилки, обнесённой серым, покосившимся бетонным забором. Фёдор, полностью облачённый в свои боевые доспехи, с моргенштерном в руках и Сева Ким, нахлобученный также по последнему слову, с винтовкой, вылезли и озираясь по сторонам, прикрываемые Политычем, наблюдающим в свой прицел из люка, пошли к воротам. Фёдор раскрутил проволоку, удерживающую створки ворот вместе, закрытыми и распахнул их. Вернувшись, оба залезли на вездеход и вся колонна втянулась на территорию — искомую точку, цель их рейда. Быстро разобравшись на группы по двое, «лешие» и охранники прочёсывали территорию лесопилки, ограниченную с одной стороны забором, а с другой — стоящими буквой «П» цехами и гаражами. Через двадцать минут, заглянув в каждый угол, охранники рассредоточились по периметру базы, пребывая в прямой видимости друг от друга. Только тогда Иван дал знак техникам выгружаться. Мужики решили начать с «канистры», и, облепив полуприцеп со всех сторон, принялись выяснять его исправность и определять правильную методику его оживления. Фёдор, Иван и Волчок, сопровождаемые Асланом и Ильёй, вскрыли гаражи, и Волков всплеснул руками в умилении.
— Ух ты! Ну-ка, а аккумуляторы целы? — взвизгнул Волчок, и невзирая на уговоры Срамнова и Ваньки, скрылся в недрах ощетиневшегося манипуляторами, захватами и пилами и ещё чем-то, харвестера.
— Всё, пиздец. Погрузился. — махнул рукой, понимая, что Волчок больше не доступен логике, Фёдор.
Оставив с восклицающим из недр техники Волчком Ивана и Илью, Фёдор вышел на улицу и увидел выбирающуюся из ГТСки Машу.
— От блин! Сказал же ему — ни на шаг! — пробубнил себе под нос Федя, и направился к вездеходу.
— Маш! Постой-ка. — подошёл к девушке Срамнов. — Ты одна бы тут не шаталась, ладно? Сейчас Ванька придёт и….
— Плохо тут. — скупо бросила Мария, как бы проигнорировав его замечание. — Дьякона видел?
Фёдор повертел головой и увидел отца Феофана, одного, развешивающего Святые Символы по периметру, читающего, видимо, охранные молитвы, крестящегося и кладущего поясные поклоны.
— Да вон он! — указал на священника пальцем Фёдор. — Да ты подожди!
Маша, направившаяся уже было к дьякону, обернулась.
— Чего ждать? — беды? — спросила она. — Некогда. Духи тут, страшные. ЭТОТ, он не всех берёт. Таких, как тут — оставляет. Вернётся ночью, и к тому времени нас тут уже быть не должно. И так — много лишнего видели. Неполезно это людям. А духи жуткие, так что ты подумай о том, что я сказала. Пойду к дьякону — помогать.
Фёдор, уже второй раз за этот день, молча, уставился на Машу, удивляясь сказанному ею. Подняв вверх руки, он посторонился пропуская свою загадочную спутницу.
— Эй, Маш! — крикнул он ей вслед, догоняя. — Скажи! Откуда это у тебя? Ну, как ты их видишь.
— Вижу, Федь. — ухмыльнулась Маша. — Вот как тебя, только сумрачные они. Белёсые. Избавь вас Господи от такого дара.
К тому времени техи уже выволокли генератор и компрессор и надували полуспущенные колёса прицепа. Другие подогнали трактор и теперь стояли, курили и обсуждали каким образом посадить его на седло и убрать страховочные ноги, изрядно проржавевшие вместе с убирающей их лебёдкой. Смазка, изрядно израсходованная на превратившийся в ржавый кусок металла механизм, не помогла и на сцене появились газовый баллон и сварочный аппарат, с помощью которого мужики рассчитывали отрезать нафиг эти проклятые стояночные опоры, и посадив прицеп на седло, переходить к оживлению техники в гаражах. Обещающий скоро стать материальным, осязаемым хлёстко и обильно звучал сочный деревенский мат, нахождение истины по обсуждаемому вопросу без которого было попросту невозможным. А как?! Попробуйте-ка сами. «Евгений, пожалуйста, подайте мне большой синий разводной ключ, оставленный мною в горе инструмента, когда мы пытались сорвать приржавевшую гайку на опускающей лебёдке». Язык сломаешь, пока выговоришь, а всё одно — оппонент тебя не поймёт и с вытаращенными глазами будет крутить пальцем у виска, намекая на то, что в голове твоей какое-то неустройство. Велик и могуч, конечно, русский язык, однако и мат — его неотъемлемая часть, а следовательно — велик и могуч русский мат, и нечесоже деется без употребления оного, хотя и безжалостны в наложении эпитимий духовные, ведущие брань с этим, как они говорят, поразившим всех, духовным недугом. И, осеняя себя крестным знамением, всё ж лаются мужики, как завещали им отцы, деды и прадеды.
Прогнав минутную оторопь, постигшую его после Машиного откровения, Фёдор подошёл к техам.
— Славяне, вы бы поосторожнее тут с матершинной-то. — тихо сказал Срамнов. — Или не знаете, кого именно она привлекает?
Мужики закивали головами и заизвинялись. Зная привычку Старшего к этому виду греха наравне с табакокурением, кое-кто заухмылялся, пытаясь спрятать циничную мину за спинами товарищей по цеху.
— Жень! Чё растопырился? — раздвигая руками техов, заглянул в лицо ухмыляющегося Евгения Фёдор. — Не, скажи — я чё-то смешное ляпнул, что-ли?
— Не, Федь, ничего личного — просто от тебя такие поправки слышать удивительно. — собираясь дать полноценный ответ наседающему Срамнову, ответил Женька. — Ты и сам вроде за матерным словцом в карман никогда не лезешь.
— Правильно говоришь! Ругаюсь! — краснея, отрубил Фёдор. — Только не место тут и не время для упражнений в матерной изящной словесности, понимаешь?! Духи давно не посещали?! Не вопрос — продолжайте, посетят. Только кто за вами памперсы менять потом будет? Конец света, граждане, перебои в супермаркетах с одноразовыми подгузниками, если кто запамятовал! Сами без сознания — и народ подставляете. Чтоб больше не слышал брани!
Техи снова закивали головами, получив взбучку.
— Короче — долго у вас тут с цистерной ещё? — успокоившись, задал вопрос Фёдор.
— Да всё вроде. Сейчас подгоним седло под неё и ноги отпилим. Заржавело всё насмерть — лебёдку не провернуть. А на ногах на седло не садится… — объяснил, закуривая, Женя.
— Давайте, руки в ноги. И к следующей технике бегом.
Словно поймав тему, из ангара выскочил, размашивая руками Саня Волков.
— Эй, тащите сюда генрик! Цирюльника заводить будем пытаться! И ещё человека ко мне!
— Севку кто видел? — спросил, отвлекая принявшихся за работу мужиков Фёдор.
— С Асланом бродил где-то. — ответил кто-то из мужиков.
Развернувшись и осмотрев территорию ещё раз, Фёдор направился к ангару, в котором оставил Волчка и Ваню с Ильёй. Все трое увлечённо склонились над недрами моторного отсека харвестера, где Санька, приговаривая что-то, колдовал над душой «цирюльника».
— Как у вас? — кратко спросил Срамнов, подойдя к ним.
— Да всё путём вроде бы Федь! Заведём! — вытирая рукавом чумазое лицо, бодро отрапортовал Волков. — Сейчас генрик врубим на зарядку — и видно будет. Аккумуляторы, слава Богу, взяли — так что если у него он дохлый, это не проблема.
— Действуй, Сань! Нам уже двигать пора, по городу прошвырнуться, как я планировал.
— Так чего ждёте? — вытирая руки о полы комбенизона, спросил Волчок. — Валите! Мы тут и без вас управимся — в этом деле от вас, «леших», помощи немного. Вроде всё спокойно.
— Всё — да не всё, Саш. Маша-то, вон чё выдала. Говорит, духов хватает. — разминая в пальцах очередную сигарету, заявил Федя. — Как она их чует-то только.
— Ну а где их нет? — развёл руками Илья. — Этого товара кругом море. Но мы ведь засветло отсюда выходим, чего переживать?
— Да хуй её знает, что у неё на уме. — пробормотал Фёдор. — А с другой стороны — стоит и прислушаться. Судя по тому, что в Волково творится, можно предположить и тут подобное. Место незнакомое, плохое однозначно. Так что вы, парни, повнимательнее, ладно? Ну с Богом, пойду собирать на вылазку.
Все поочерёдно обнялись и Илья перекрестил Фёдора.
— Спаси и помилуй Господи вас, дядь Федь.
— И вас храни Господь.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Аслан, Политыч и Сева Ким сидели и покуривали, обсуждая что-то, прячась от солнца за бортом вездехода. Увидев подходящего к ним Срамнова, мужики поднялись.
— Ну что, Федь, выходим? — спросил Политыч.
— Ага. Заводи ГТСку, Аслан. — пиная гусеницу вездехода ботинком, ответил Фёдор. — Дьякон где?
— Падхадил недавно, брат. Спрашивал — кагда идём уже? — ответил ему Аслан.
— Так. Вы загружайтесь — я пойду Феофана приволоку. — хлопнув в лодоши и потирая их, сказал Срамнов. — Тащу его — и валим на мародёрку.
Все присутствующие заулыбались — мародёрка была самым ожидаемым и любимым занятием у мужиков. Уж что-что — а пошарить по лабазам и хатам, оставленным людьми Федины парни любили.
Фёдор передал в кабину вездехода свой молот, и застёгивая на ходу под подбородком замок шлема, пошёл в сторону ангаров с целью найти дьякона. Он увидел его оживлённо беседующим с Валерой Паратовым и Марией, жестикулирующим и показывающим рукой на крышу цеха лесопилки.
— Отче! Пора! — крикнул Срамнов, жестами приглашая батюшку присоединиться к нему и постукивая указательным пальцем по часом на левой руке. — Время!
— Иди сюда, Фёдор! — прокричал в ответ отец Феофан.
Фёдор, чертыхнувшись, направился к ним.
— Ну, что у вас тут?
— Федя, мне наверное лучше остаться. — выдохнул дьякон.
— Нет, отче. Я отцу Паисию обещал тебя ни на шаг не отпускать. Не пойдёт. — отрицая, покрутил головой Срамнов.
— Но всё-же — мне лучше остаться. — невзирая на это, начал упорствовать отец Феофан. — И вот от чего. Мария утверждает, что вокруг нас начали скапливаться духи. Я совершил должное, освятив территорию. Но мало ли что. С тобою Политыч идёт — он весьма подготовлен по духовным вопросам и брани с нежитью. А если и я отправлюсь — тут, кроме Маши, подготовленных людей не останется. Место худое, незнакомое — мало ли что попустит Господь случиться. Весьма и весьма трагичными могут быть последствия.
Фёдор задумался, потирая руками виски — в доводах дьякона была логика, и, наверное, самым правильным было оставить отца Феофана здесь, на лесопилке.
— А ты как думаешь, Маш? — спросил Фёдор.
— Лучше тут пусть останется. Правильно сказал дьякон — с тобой и так Политыч пойдёт. — ответила Мария.
— Ну хорошо. — ещё раз обдумав варианты, решил Срамнов. — Может, вы и правы. Оставайся.
Фёдор развернулся, собираясь уходить, но был остановлен Феофаном. Дьякон перекрестил его и дал поцеловать наперсный крест.
— Ну вот, теперь иди. Ангела в дорогу, благослови Господи!
Спустя несколько минут вездеход выполз за ворота лесопилки. Фёдор развалился в кресле рядом с Асланом, занявшим место за рычагами ГТСки, водя пальцем по карте городка, изрядно потраченной и порванной на сгибах — единственной, которую смогли найти на Селе. Сева с Политычем осматривались по сторонам, высунувшись в люк.
— Давай прямо на привокзальную площадь рванём. — повернувшись к Аслану, предложил Федя. — Там наверняка основная коммерческая жизнь протекала — везде ведь так.
— А давай. — согласился чеченец. — Ты гавари куда ехать.
— А вот тут налево поворачивай и прямёхонько на площадь выскочим. Эй, там, в люке! Внимательнее там, чтоб на голову никто не спрыгнул!
— Давайте уже, поехали! — засунул голову обратно в вездеход Сева. — Помародёрить больно охота!
Аслан рывком бросил вездеход вперёд и сразу за забором, крутанув машину вокруг своей оси, поднимая пыль, повернул налево. Через километр снова начались жилые кварталы городка, представ перед мужиками во всей своей текущей неприглядности. Было ясно, что уж тут-то Смерть покуражилась вволю. И на дороге, и по сторонам глаз нет-нет, да и выхватывал человеческие скелеты и отдельные кости, черепа. Очевидным было также и то, что люди пытались справиться с напастью — кое — где виднелись остатки баррикад, перекрывавших улочки и проезды. На одном из двухэтажных домов, типичных для сельской местности в тверской области, на стене заметили выцветшую надпись краской «ЖИВЫЕ». Нижние окна дома были забиты досками и мебельными щитами. Да, люди боролись за жизнь, но Смерть победила её и тут. Сколько таких вот памятников видели срамновские мужики за годы походов по области! Фёдор высунул голову в окно, провожая этот дом. Ближе к привокзальной площади застройка становилась многоэтажной, и где-то справа за домами показался и снова исчез голубой церковный купол.
— Храм справа, вон, за домами! — нагнулся в салон из люка Политыч.
— Напоследок его! — обернулся к нему Федя. — Магазинчики сперва.
На привокзальную площадь выскочили как-то вдруг, неожиданно. ГТСка, пнув отбойником раскорячившуюся поперёк дороги «волгу», дёрнулась и замерла, словно живая, вместе со своими пассажирами обозревая открывшуюся им, заставляющую стынуть в жилах кровь, жуткую картину. Вся площадь, проезжая часть — всё вокруг — были усыпаны костями. Белыми человеческими костями. Остатки, обрывки одежды, вещей, пытаясь спасти которые, жители этого городка в ту страшную ночь — или день? — стремились на железнодорожный вокзал, в последней надежде. И здесь, на площади, их настигали и рвали, приобщая некоторых к таким же как и они сами, ходячим мертвецам. Некоторых просто разрывали и сжирали тут-же, не отходя от кассы, насыщая свой дикий, потусторонний голод. Восставая к новой, кошмарной жизни, новоприставившиеся, но не отдавшие Богу души, бывшие жители бывшего города, снова бродили среди своих вещей, разбросанных по всей площади, среди булькающих и захлёбывающихся своей кровью своих бывших соседей, с которыми, может быть, ещё вчера здоровались за руку, обнимались, шутили и обсуждали кого-то, пили пиво, а то и водку, и жили так, словно завтра и не умирать. Отданные неутолимой адской алчбе человеческой плоти и крови, они набрасывались на ещё пока живых, трепещущих в ужасе, людей, разрывая им артерии и глотки. Был ужасен этот смертельный пир нежити. Оставив после себя толпы бродящих мертвецов, агонизирующие и зовущие всё не приходящую к ним смерть тела на асфальте, пятна, бурые кровавые пятна и ручьи на дороге, Смерть покинула этот городишко и ушла туда, где непуганый контингент ещё жил вчерашним днём, прошлым. Кровь, сворачиваясь, стыла на открытом воздухе — и вот, пожалуйста: куда ни глянь — жуткие бурые пятна на асфальте, не смываемые ни дождями, ни снегами, ни ветрами и не временем.
Оглядываясь по сторонам, все четверо, ощетинившись стволами, выбрались на крышу вездехода. Но то, что они наблюдали, вселяло не только ужас, прогоняя по телам мурашки, но и надежду. Прямо посередине площади замер полосатый БТР, направив дуло своей смертоносной автопушки в асфальт. Рядом с бронетранспортёром, прилепившись к бордюру со стороны вокзала, замерли шесть армейских тентованных «уралов». Под колёсами БТР и вокруг него всё было усыпано костями.
— Я где-то видел уже такое… — пробормотал сам себе Федор, рассматривая боевую машину в бинокль Политыча. — Как давно это было…
— Чего, Федь? — спросил его Политыч.
— Да ничего, Степан Политыч. — отмахнулся Срамнов. — Подфартило нам, сдаётся, говорю. Аслан, давай к БТРу подтягивай ГТСку. Осторожно — тут кладбище под ногами.
Аслан медленно подвёл вездеход к спящему, запылённому бронетранспортёру.
— Всё, не шумим. — приложил к губам палец Фёдор. — Севка, смени Аслана за рулём. Эта штука будет по его части. Сева за рычаги, Степан Политыч прикрывает.
Оглядываясь и переводя предохранитель «калаша» на стрельбу очередями, из кабины выпрыгнул Аслан. Фёдор, передав Политычу свой автомат, достал из-за спины мачете, и спрыгнул к Аслану. Стараясь не наступать на останки мёртвых, они обошли БТР по кругу, стараясь держаться на расстоянии от него. Передав автомат Феде, Аслан подёргал дверь машины, но она была заперта.
— Сверху. — показал ему на люк Фёдор.
Аслан забрался на крышу и со скрипом открыл люк. Посветив внутрь фонариком, он выключил и вернул его на своё место в разгрузку, после чего, повиснув на руках, исчез в нутре бронемашины. Спустя несколько секунд оттуда послышались причитания на чеченском и лязганье затвора башенного орудия. Фёдор, опираясь на колесо бронетранспотёра, залез на корпус. Из люка на белый свет сперва показались два автомата, а потом улыбающаяся физиономия чеченца.
— Свят Исса! Бери автомат, Федя! Полбоекомплекта к пушке целый, а сам пушк исправный. Жди, щас ещё достану.
Аслан снова исчез в недрах БТРа и внутри лязгнул открывающий десантную дверь замок. Дверь со скрипом отворилась и Аслан позвал:
— Э, давай сюда. Тут ещё автоматы и рожков штюк двадцать. Э, гранаты ещё!
Вдвоём, Фёдор с Асланом перетащили бесценное оружие и патроны в ГТСку. Разгрузив добро, Фёдор показал пальцем на грузовики:
— Теперь туда нам.
— Э, а как КПВТ? Снимать надо! — недоумевая, замер Аслан.
— Рехнулся? — удивился Фёдор. — Зачем? БТР-то целый. Забирать его надо отсюда.
— Э, правильно думаешь, брат! — просиял Аслан. — Я на такой БТР вся Ичкерия объехал!
— Но брать в следующий раз будем. — отрезвил друга Срамнов. — И те грузовики — тоже. Пока пошарим на движимые ништяки. Давай к грузовикам тем рули, Сева! — показал куда перегнать вездеход Фёдор.
На площади было много останков в обрывках армейской формы. Картина становилась ясной — подразделения вошли в город, когда в нём уже кипела кровавая баня, и с корабля прямо попали на бал. Возможно, военные и сами ещё не понимали, с чем они столкнулись — первые дни! — и, не имея чёткого представления о природе врага, сами стали удобной жертвой нежити. Не имея понимания как эффективно бороться с нежитью, боезапас быстро расходовался, а в непосредственном соприкосновении лицом к лицу отожравшиеся уже трупы легко разрывали солдат, являвшихся для них такой же пищей, как и обыватели, ничем не опаснее последних. Теперь растерзанные останки солдат хрустели под ногами рейдеров вместе с останками их врагов, и хруст этот звучал одинаково. Оружие, пролежавшее под открытым небом семь лет уже было непригодно, и Фёдор с Асланом отщёлкивая автоматные рожки, выбрасывали сами автоматы обратно на асфальт. Тем не менее, удалось найти несколько почти целых и полуизрасходованных. Тоже хлеб, чего Бога гневить. Но настоящий праздник ждал ребят впереди — в кузовах армейских грузовиков. Заглянув в первый из них, Аслан очумело метнулся назад, и, невзирая на хрустящие под ногами кости, принялся вытанцовывать какой-то, известный тут ему одному, горский танец, бодро суча ногами и притопывая, сопровождая свои антраша восклицаниями на родном языке.
Фёдор, уперев руки в бока, смотрел на ужимки друга и ухмылялся.
— Чё это он? — продув папиросу и закурив, спросил Срамнова спустившийся с крыши вездехода Политыч.
— А хуй его знает. Увидел в кузове чё-та. Ишь, как усирается. — пробормотал Федя. — Гляди тут — посмотрю на причину залезу.
Федя, подтянувшись, запрыгнул в кузов «Урала» и оттуда послышалось:
— Срааать! Ну ни хуя себе улов! Эй, Политыч, тащи сюда этого Эсымбаева!
— Что там, Феденька, что там? — запыхтел, нервно пытающийся вскарабкаться в кузов, Степан Политыч.
— Смотри сам. Цинк на цинке! — Фёдор суетился, вскрывая замки ящиков защитного цвета, перемещая проинспектированные уже на пол и набрасываясь на другие. — Вот это мы зашли, братцы!
— Смотри! Гранатомёты! Четыре штуки! Выстрелы к ним! — не унимался Фёдор. — Аслан, давай сюда! Смотри чё тут! Я в этой хрени-то не разбираюсь!
— Аслан! Эй! — откидывая тент, крикнул Политыч.
— Эй! Тут я! — послышалось со стороны второго грузовика. — Оставьте там, идите сюда!
Федя с Политычем спрыгнули на землю и, озираясь, направились к подзывавшему их Аслану. Тот, вращая круглыми, словно от неожиданно свалившегося счастья ткнул пальцем на кузов.
— Пулемёты!
Фёдор заглянул в кузов и отпрянул, перекрестившись.
— Ух. Дайте отдышаться. — Фёдор снял шлем. — Вот это улов у нас!
— Э, там в других машинах тоже полно всего. — махнул рукой Аслан. — Как будем делать, Федя?
— Так, пошли к нам в машину сперва. — предложил Срамнов. — Мы тут наорали, намельтешили изрядно.
Мужики быстро вернулись в ГТСку и перебивая друг друга, бросились делиться находками с Севой, который услышав такие новости, возликовал.
— Что будем делать со всем этим? — поставил вопрос Фёдор. — Значит, я вижу два пути. Первый: ломимся сейчас обратно на лесопилку, берём ещё ребят и грузовик. Эти «Уралы», ясный пень, никакими молитвами сейчас не оживить. Но парни там на технике сконцентрировались, да и атмосфера там стрёмная, Машка ляпнула. Второй вариант такой: разматываем трос с нашей ГТСки, цепляем один из этих «Уралов», что с виду поприличнее, грузим в него весь ништяк и волочём на базу. Мне второй вариант вот чем милее: и людей не отвлекаем, и весь ништяк вывозим, плюс армейский полноприводный грузовик. Заодно, не парясь, быстро соберём ещё ништячков по магазинам — без паранойи, один хер возвращаться сюда в ближайшее время придётся. И не раз. Я только вот одного не понимаю, мужчины — какого хрена мы до сих пор сюда не наведались. Семь лет по деревням рыскали, говно всякое собирали. А тут, в Лихославле, всё это время клондайк под снегом пропадал. Сколько бы всего можно было притарить, если б вовремя через свою жабу переступили!
— Я за второй вариант, Федь! — поднял по-школьному руку Сева.
— Я тоже. — скупо сказал Политыч.
— И я, брат. — подытожил голосование Аслан.
— Тогда, Севка, рули к грузовикам. Значит, чтобы не мудохаться лишний раз, прямо первый и цепляем. Оттащим чуток, и прямо из остальных ништяк на крышу ГТСки выгружаем. Ну, и загружаем в наш «прицеп», соответственно. Потом втроём мы — я, Политыч и Аслан — вон торговый центр тот пробежим быстренько, снимем особо интересное оттуда, и волочём добро на базу. Двое тут — двое в грузовике. Сливаем там «Урал» — чем рогатый не шутит, может волчковы парни оживят его, если получится? Проверяем, как там у них. Потом хватаем Феофана за жабры, как бы он не упирался, и возвращаемся храм проверить. Иначе отче Паисий с присными нам гениталии отсечёт, «весьма удобно», как он бы выразился. Идёт?
— В путь. — бросил Сева и развернув на месте, прямо на костях, вездеход, принялся подавать его кормой прямо к бамперу переднего грузовика. Выбравшись наружу и размотав непослушный витой металлический трос, Аслан закрепил его конец за буксировочный зуб на бампере «Урала». Сева потихоньку натянул трос и со скрипом приржавевших колодок сорвал с места простоявший под открытым небом грузовик. Оттащив его на несколько метров вперёд, Севка дал заднюю, давая слабину натянутому, словно струна, тросу и Аслан отцепил его. В течении следующего часа низенький вездеход курсировал туда и обратно, доставляя к выбранному в качестве прицепа грузовику, оружие и боеприпасы. Начиная с третьей машины, мужики, уже не разбирая что там внутри, перегружали ящики на крышу вездехода и вернувшись к «прицепу», заполняли ими кузов. Через полтора часа, обливаясь потом и пыхтя, все четверо развалились в недрах ГТСки, блаженно закуривая и подводя итоги своей работе. Кузов «Урала», назначенного быть «прицепом», был наполовину забит найдёнными в армейских грузовиках ящиками с оружием и боеприпасами. Мужики жадно глотали из бидона хоть и тёплую, но такую вкусную воду. Передохнув минут пятнадцать и обменявшись мнениями, проверив оружие, найденное в БТР, друзья направили вездеход к торговому центру, призывно манящему опытных мародёров поневоле в свою сень.
— Севка! Задом прямо ко входу подавай. — сказал водителю Фёдор. — Значит, мужики: в первую очередь — бухло, курево, шмот. Больше мы тут вряд ли чего накопаем. Пошли.
Политыч, первым подошедший к дверям в торговальню, дёрнул за ручку и ухмыльнулся.
— Закрыто.
Фёдор вернулся к машине и постучал в окно Севе.
— Сев… Ну-ка, дай…
Сева приоткрыл дверь и вручил Срамнову прямо в руки его моргенштерн — молот, ощетинившийся заточенными пятисантиметровыми стальными шипами и гравировкой на ручке «Кто не со Мною — тот против Меня. (Мтф.12–30)». Фёдор, баюкая молот в руках, подошёл к двери, и задумавшись на какую-то секунду, нанёс резкий удар по стеклу.
— Чего уж церемониться. — прислоняя молот к стене, ухмыльнулся Федя. — Как бы не спиздили… Прошу.
Когда все трое пролезли в разбитую дверь, Аслан повёл фонариком по сторонам. Как ни странно — в торговальне присутствовал относительный порядок, помещения не были разгромлены, а некоторые из них — так и просто закрыты опускающимися ставнями.
— По первому давайте сперва… — шепнул Политыч. — А потом на второй сходим.
— Ага. — согласился Фёдор. — Ночью город погибал, мужики. И очень быстро.
— Точно говоришь. — кивнул Аслан, освещая фонариком торговые точки. — Нетронуто. Если бы днём было — всё разгромили бы, а так — закрыто было…
— Вон, смотрите, алкогольный! — взвизгнул Срамнов, и наплевав на правило о соблюдение тишины, метнулся к искомому.
— У, да тут залежи! — запричитал он, открывая скрипучую дверь. — Так, мужики, давайте сюда. Двое носят, один смотрит.
Политыч и Аслан, причмокивая вошли вслед за Фёдором.
— Берите водку да коньяк! Всякую хрень не хватайте! — командовал Фёдор. — С подсобки начинайте, Аслан, хватай вон да с Севой возвращайся. Тут добра полно!
Сортируя и выставляя запылённые бутылки на прилавок Фёдор вдруг как-то очень ясно вспомнил тот первый день войны в Москве, Гену и их визит в супермаркет «Снежок». Боже, как же давно это было, как же время летит! Что же стало с тобой, друг ты мой Гена? Неужели ты, как и все, тоже? Какое-то шестое или седьмое чувство, на границе разума, подсказывало Фёдору все эти годы, когда в редкие минуты он вспоминал эти первые, такие наивные дни, что Гена жив, и на всё Божья воля — кто знает, может они ещё и встретятся. Но годы шли, и образ друга, которого Фёдор знал всего лишь один день — зато какой день! — с одной стороны тускнел и забывался, а с другой стороны становился для него чем-то большим, чем память о человеке. В минуты, когда к Фёдору подкатывало сомнение, и даже уныние — чего уж там — Фёдор уединялся и беседовал в своих мыслях с Геннадием, и тот со временем стал как-бы одной из загадок и целей Фединой жизни, наравне с мамой, Алькой, Танюшкой. Да, годы идут, и наверное, пора бы уже начинать действовать в этом направлении, но чем дальше, тем яснее он понимал, что реально действовать он не может. Были моменты: Фёдор был готов, плюнув на всё, однажды ночью собраться, завезти свой старый «пинц» и, наконец, посвятить остаток своей жизни поиску семьи. А там как Бог даст… Больше всего Федю угнетало то, что он не знал элементарного даже — с чего начать. Ну, двинуть в Москву. А что там, в Москве? Ну, доберётся, а дальше то что? Именно здесь все планы и порывы Срамнова всегда и тормозили. Где Генку искать? Наведаться в свой дом сперва? Это легко сказать — а кто знает, что там сейчас в Москве, творится? Вон в Твери, под боком-то что! Не сунешься. Допустим, добраться до Клина, попробовать Николая найти. Да тоже мало надежды — семь лет прошло, жизнь вон как всех разбросала. Вывели их часть тогда, наверняка. А уж за Урал на поиски семьи, одному — это прямое самоубийство. Надо, наверное, верить — и Бог даст. Ну, или не даст — Ему виднее. И Фёдор верил, надеялся. Ложась спать в своём деревенском доме представлял, как вдруг, совершенно случайно, когда не будет готов, однажды вернувшись из очередного рейда, откроет дверь и увидит их — маму, жену, дочку. Они ведь знают, что планировал Фёдор, как собирался вывозить семью и куда, если что случится. Он ведь делился своими планами. И если все они живы — а они живы, живы и здоровы, потому что все кто живы — здоровы, их вывезли ведь за Урал! — они знают, где их Фёдор. Наверное там, где они сейчас, тоже вспоминают его каждый день и мучаются догадками — жив ли? Выбрался ли? И вот, он откроет дверь, грязный, заросший и усталый и на мосту вдруг, совершенно неожиданно его встретит мама… Добрая, милая мама, живая и здоровая, совсем не постаревшая. Он обнимет её и прижмёт к своей груди — ведь она почти на две головы ниже сына. Вот, чёрт: с годами он совсем забыл мамин запах. Поначалу он ещё помнился, а вот теперь уже нет. Взвигнув, прижмётся к ноге Танюшка. Бедная доча, тебе так и не суждено вырасти, стать взрослой, красавицей. А может и нет, ведь детство самая счастливая пора в жизни человека. Раньше, Фёдор многое отдал бы, лишь бы вернутся в детство, хоть на минутку. А теперь… даже и не думается. И так чудес выше крыши. Эх, Гена, старик, где же ты? Ведь есть осязаемая уверенность — ты жив, и ты не так уж далеко. Чёрт, ну почему же мы не сказали даже названия деревни, куда направлялись тогда?! Ну что мешало?! Понадеялись на авось и на удачу, и вот как вышло. Гена, Гена — уверен, знай ты адрес, просто название деревни — мы бы уже были вместе. А вышло-то вон как…
— Федь. Чё замер-то? Никак — оприходовало? — нагнулся, заглянув замершему за прилавком Срамнову в глаза, обернувшийся за очередной партией бутылок Политыч.
Фёдор поднял глаза от прилавка. Мозг мгновенно переключился из мира личных переживаний в реальный мир. Тот, в котором конкретно в данный момент времени нужно по-быстрому раздербанить алкогольный отдел и идти шарить дальше — за вожделенными ништяками.
— Курево, Федь. Пошарь там, под столом-то. — напомнил Степан Политыч. — Оне его обычно там держали-то.
— Блин, как же, точно. — шлёпнул себя кулаком по лбу Срамнов и нагнулся, осматривая что же таится там, под прилавком. — Как в воду глядишь, Политыч. На-ка, смотри.
Он вывалил на прилавок несколько больших коробок, плотно набитых запечатанными блоками сигарет. Чиркнув по скотчу ножом, Фёдор извлёк на Божие сумерки один из блоков, и прищурившись, изрёк:
— Кэмел. Вон оно как.
— У, ну теперь порядок! — послышался сквозь звон собираемых в картонные ящики бутылок радостный возглас Севы. — Не придётся герань курить больше.
— А ты чё, Сев, в натуре герань курил что ли? — спросил, вываливая на прилавок очередную порцию сигаретных блоков, извлечённых из-под прилавка, Фёдор.
— Ну, герань, или что другое — не знаю, я не ботаник. — ответил, пакуя коробку с бухлом, Сева. — В прошлом году по зиме, когда курево у Тинки вышло всё, всё подряд смолили. Разница?
— Пипец, до чего вы там у себя в охранке, дошли.
— Ага, хорошо сказал. Это вы, «лешаки», жируете всю дорогу. А простой-то народ на Селе иной раз и герань покуривает. — хмыкнул в ответ Ким. — Да по фигу. Дима Санитар с Акакием в этом году конопли за своим огородом насажали.
— Вы чё, ёбнулись, Сев? — всплеснул руками Срамнов. — Батька же вам, как курям, головы пооткручивает за такую байду. Совсем страх потеряли!
— А что делать, Федя? — подошёл, напоровшись на острую тему, Сева. — Люди курят все. Вот сейчас сигареты эти Тине сдадим — надолго их хватит, как считаешь? Вы-то постоянно где-то шарите, а у нас, в охранке, таких возможностей нет. Всё довольствие с сельского склада — по норме. Пачка на душу в неделю. Так-то.
— А ведь я тебя звал к нам. Нет? — бросил Всеволоду Срамнов. — Только ты что мне сказал? Помнишь?
— Да помню! — выдохнул Сева. — Не понимаешь что-ли: я с первого дня в охранке, считай. Как на мужиков потом смотреть? Неудобно…
— Неудобно, Ким, портки через голову на жопу натягивать! — отрезал Федя. — Вот это — неудобно. А перейти из охранки в поисковую группу — не только удобно, но ещё и почётно, я так считаю. Сам знаешь — мы кого попало к себе не зовём. Вы там себе неверную картину про наши дела понапридумывали. У нас тоже не сахар, сраки на печах не отлёживаем. И дела наши, реально, посерьёзнее, чем баб-полёвок от убырей охранять. Да чё я тебе растираю тут… Короче, Севец, моё к тебе предложение — до сих пор в силе. Хватай вон свой ящик с бухлом — и пиздуй. Думай.
— А мне думать-то нехуй, Федь. — развернулся, собравшийся уж было тащить ящик, Сева. — Если берёшь — я с вами. Только Парату — сам объясняй движуху.
— И объясню! — обрадовался неожиданному разрешению вопроса Срамнов. — Вот как вернёмся, так к Рускову и пойду с этим делом. Более того, он и так в курсе по тебе и твоему переводу.
— Ну тогда, пока не вернулись — Парата не тревожим. — нагнулся за своим грузом Сева Ким.
— Конечно. Какие вопросы!
— Э, вы тут разговоры говорите, а я как ишак, ящики таскаю! — возмутился, неожиданно ввалившийся в дверь за очередным грузом, Аслан. — Я что — ишак?!
— Устал — выдохни. — отреагировал Федя. — Вон, посиди сядь. Или пошарь дальше — чё там? Сева к нам присоединяется в группу, чтоб ты знал!
— Иншалла! — провел руками по бороде, удивляясь, чеченец. — Ай, маладец! Дай абниму, брат!
Аслан заграбастал и сжал в своих медвежьих объятиях невысокого Севку, невзирая на то, что в руках Кима был ящик с бутылками. Сева запричитал, пытаясь высвободиться, но Аслан был неумолим, глаза его блестели искренней радостью.
— Нет, ну маладец какой, а, брат! Добро пажаловать в наш семья! — не унимался чеченец. — Добрый знак — седьмым будешь!
— Я тоже рад от души, сынок! — хлопнул корейца по плечу подошедший Степан Политыч. — Добро пожаловать к печи, на наши калачи.
— Валерке Паратову только пока ни слова. — предупредил Срамнов. — Я сам у Старосты устаканю. Когда вернёмся. Ладно, мужики! — гребём дальше.
— Федь — чтоб ты знал. — наклонился к нему Политыч. — Я в ГТСке, под сиденьем, пяток блочков заныкал, ну так — на свои нужды.
— Святое! — улыбнулся Федя.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
В течении последующих двух часов, словно одержимые, все четверо сновали по торговому центру, вытаскивая тюки с одеждой, обувью, бельём и прочими нужными вещами в свой вездеход. Аслан с Севой переплюнули сами себя вытащив из спортмагазина на втором этаже стол для пинг-понга, пока Фёдор с Политычем пропалывали рыболовный и хозяйственный магазинчики на первом. Кряхтя, они запихали стол в кузов «Урала» и, отряхивая руки от пыли, собрались уже сделать ещё один рейс. Фёдор с Политычем как раз провывали в разбитую дверь связки удочек и коробки со снастью.
— О, порыбачим! — весело сказал Сева, принимая от Фёдора, стоящего в дверях, коробку.
— Тащи в грузовик! — бросил ему Срамнов. — ГТСка уже забита!
Аслан заглянул в задний отсек вездехода и присвистнул.
— Мама моя!
— Да закрывай двери, Аслан! — махнул рукой Фёдор. — Туда больше птичкин хер даже не засунуть! Хватайте вон остальной ништяк, что Политыч вытаскивает — и в кузов его волоките. Заканчиваем тут!
Сева с Асланом подхватили добро, стоящее у входа в торговальню, и переговариваясь, напрвились на другую сторону улицы — к грузовику. Вытирая пот со лба, повесив свой плащ на руку, к Срамнову подошёл Степан Политыч.
— Ну что, Федя, неплохо сходили вроде.
— Не то слово, Политыч. Знатно. На следующей неделе повторим.
— Думаешь?
— А чё откладывать-то? Вон ещё сколько всего. — обвёл рукой вокруг Федя.
— Ну, я-то — только «за». Мне оно ведь как — нет ничего милее, добро-то собирать.
— Другой раз по-крупному пойдём, Политыч. — поделился планами Федя. — Охраны больше возьмём, пусть Сашкины оболдуи с техникой разбираются. Попов с собой прихватим — не фиг им по лесам нечисть гонять. Я думаю, под такое дело вот что Рускову предложить: на пару-тройку дней лесные и полевые работы заморозить, и вертухаев оставить на Селе по-минимуму. На всякий случай. Народ собрать — дровяных, техов. Пусть тащут ништяк и технику оживляют. Дровяным и так халява на подходе — вон, харвестер. А мы тем временем, усилимся ещё пятью — семью мужиками посообразительнее и город основательно прочешем. На мой взгляд — в городке спокойно, а то, что Машка про духов говорит, ну и что? Где их, духов, нет? Везде полно. Главное, до темноты отсюда выйти в поле. Ты вообще, Степан Политыч, что про Машу-то думаешь?
— А что тут думать, Федь? — ответил Политыч, раскуривая сигарету. — Чудная она какая-то. Что ни спросишь — ответить нормально не может. Всё с рыву — с бесу… В глаза не смотрит. Нехорошая это всё херня, сынок. Сам-то как думаешь?
— Да тоже не в восторге, Политыч. — прикурив от его сигареты и отодвинув ботинком чей-то позвоночный столб с рёбрами в сторону, присел на корточках на место где он лежал, Фёдор. — Это Ванька с ней всё носится, как дурак со значками. Но вот что скажу тебе, Политыч: неспроста это всё с ней так. Чё-то знает она, однозначно, чувствует… А поведение такое херовое — потому что баба. У них всё через жопу ведь. И логика, и поведение.
— Это точно ты говоришь. Только вот… Я за руку её давеча взял, когда помогал в вездеход-то забираться. И ты знаешь: холоднющая ручёнка-то, что у мертвеца. Аж противно…
— Во-во. И я это тоже замечал!
— И я тогда подумал, Федь, грешным-то делом: а ну как Вдова она?
— Да ну, Политыч! — хмыкнул Фёдор. — Это ты загнул — Вдова. Вдова-то — она ведь что из себя представляет, как мы знаем? Как призрак — только наоборот. Те вроде как — души без тела, а Вдова, она напротив — тело без души. И на Селе уже — сначала она. Не, Политыч, это херня всё, что ты говоришь…
— А ты подожди старика-то лицом в говно окунать, Федь. Мы ведь про Вдов-то только теоретически знаем, а сами-то не встречали — Бог миловал. — присел с ним рядом Политыч. — На Колдуйском-то хуторе помнишь что вышло по самому началу?
Фёдор кивнул — случай был известный и страшный, фактически единственный случай встречи со Смертной Вдовой. Тогда, через несколько месяцев после того, как Началось, ночью на Село прибежал окровавленный, трясущийся мальчик и дрожа, как осиновый листок, рассказал что, пару месяцев назад колдуйские старухи, бродившие в лесу по грибы, нашли и привели на хутор молодую женщину. Поселили у сердобольной бабульки в хате, откормили и обогрели. Только за всё время, что была она на хуторе ни единого слова из неё не вытянули — всё молчала. Списали на послевоенный шок — мало ли, чего с ней могло такого случится, что онемела девка. И вот ночью она вырезала весь хутор — да как! Голыми руками, закатив глаза, разрывала мужиков пополам! Вон какая силища-то! А с виду — покойница, ни дать, ни взять. А мальчонке погадить ночью припёрло, он и пошёл в туалет на огород. И через сердечко в двери видел, как всё оно было. Дед-то, рассказывал он, с топором выскочил. А та, словно призрак, по воздуху летала — ногами земли не касаясь самой. Деда на глазах на куски разорвала. А мальчонка — огородами, да на Село. Так на следующий день охранные с отцом Феофаном и кем-то ещё из клира наведались на хутор. Всё в кровище, тела на куски разорваны. Никого живых не оставила — а ведь хороший хутор был, Колдуевский. Так и остался мёртвым с тех пор…
— Ну, а раз помнишь — то думай. — продолжал Политыч. — Колдуевский-то случай единственный, а остальное только то, что люди говорят. А ты ведь сам знаешь, Федя, говорят — что кур доят. А мы вроде как это всё на веру принимаем. А так нельзя. Поэтому получается, что отталкиваться в этом вопросе можно нам только от колдуевского случая. И то зыбко — живых-то не осталось, всё со слов мальчонки того. А ему со страха и померещиться могло, да и ночь на дворе стояла… Два факта всего, да всё с его слов: мужиков на куски разрывала и по воздуху летала. А сразу в нежить записали: Смертная Вдова, вон как. А мальчонка-то тот и ещё рассказывал: вроде как баба та людей шугалась, в глаза не смотрела, и тоже — холодная была, словно покойница.
— Помню, Политыч, точняк. Было такое. А пацанчик-то этот теперь где, не знаешь?
— Как же — знаю. — кивнул головой Политыч. — В церковном приюте живёт, в «грибной» бригаде работает.
— Получается — надо будет потолковать с мальцом по возвращению.
— И потолкуем, от чего не потолковать. — согласился старик. — А пока — следить внимательно надо за ней. Чтоб на глазах была. А тебе, Федя — задача особая: Ване всё объяснить. Это, я знаю, непростой разговор выйдет — да только больше некому.
— Вот блин. — сплюнул Срамнов, чётко представив себе, как отреагирует его друг на такую подачу. — Значит ты, Степан Политыч, всё-таки худое в Нашей Маше подозреваешь?
— А как, Федя? — развёл руками Политыч. — Больно уж много всего тут сходится. Оно, может, и нет никаких Вдов-то. А может и есть… Только гадать-то тут не годиться, а разобраться невозможно на раз. А с мальцом-то, Федя, поговорить надо. Не отлагая. А всё же я думаю: что-то не так с нашей девкой. Не люблю, знаешь ли, догадки я всякие…
— Ну, добро, Степан Политыч. — хлопнул по коленям Фёдор, оглядываясь на идущих к ним весёлых Севу и Аслана. — Берём на заметку этот момент и изучаем — насколько это возможно вообще. В натуре — ни хрена мы не знаем про Вдов этих, только гадаем. Выдастся минутка — с нашими сперва посоветуемся. Ну, а Вано — это на мне…
Подойдя к беседующим Феде и Политычу, Аслан и Сева, раздвинув валяющиеся под ногами костяки, присели рядом и закурили.
— Мы там разложили всё аккуратно в кузове, Федь. — доложил Аслан. — Вон, солнце уже где. Едем уже? А вы тут о чём гаварите?
— Да вот про Смертных Вдов разговор зашёл.
— Свят, Свят еси! — махнул руками Сева. — Нашли о чём потрещать!
— А повод-то есть, Сева. — парировал Срамнов. — Только об этом, мужики, давайте потом потрещим. А сейчас, Аслан, заводи ишака — рванём дальше по улице, поглядим что там дельного ещё. Зафоткаем и на карте отметим. Навигашку-то попробуй включить — чем чёрт не шутит, может заработает.
Аслан завёл вездеход и Фёдор с Севой залезли на крышу. Медленно, размалывая в муку останки погибших, машина тронулась дальше по улице. Фёдор фотографировал технику, дома, магазины, а Сева наносил точки на карту. В дальнейшем, на следующий рейд предстоит спланировать действия в городе так, чтобы соблюсти максимальную эффективность, что бы рейдеры, действующие на месте, не тратили время впустую и каждый знал — где он должен быть и что делать. Дальше по улице отметили магазин автозапчастей — первый кандидат на будущую мародёрку, несколько шмотошных торговален и продовольственных.
— Стоп! — застучал по крыше ГТСки Сева. — Стоп! Cправа, в переулке — «Охотник».
— А, так вот он где! — повернулся Федя. — Сдай назад, Аслан! Охотничий!
Вездеход попятился и развернулся носом в сторону переулка, на углу которого находился охотничий магазин. Магазин словно старался казаться неприметным, прятался за разросшимися за годы запустения ветлинами. Рейдеры спрыгнули на асфальт, покрытый слоем перепрелой листвы. Судя по стеклянной витрине, магазин задумывался, наверное, продуктовым, таким скорее всего и являлся до того, как по стране прокатился снежный ком торбачёвский, а потом уж и эльцинских, перемен. Новое время продиктовало новые правила. Торговля стала тем идолом, на который взмолилось население, не имевшее никаких идей и навыков, кроме торгово-спекулятивных. Последние приобретаются быстро при наличии нужных черт характера, и люди не имея альтернатив кинулись торговать… Вот и этот магазин переобувался, вероятно, не раз. Но точка была поставлена, когда его личиной стала последняя вывеска — «ОХОТНИК». Вон та, еле угадываемая под слоем грязи и пыли, нанесённой временем и пустотой.
Сева подёргал входную дверь в магазин за ручку.
— Заперто. — ухмыльнулся он, оборачиваясь к Срамнову.
— А ты на часы-то не смотрел? — на полном серьёзе похлопал рукой по своим котлам Фёдор.
— А какого?! — вытянул в недоумении свои брови кореец.
— Так на обед мы попали. — ехидно хмыкнул Федя. — Вон, видишь, и график работы висит. Вон он. Ещё полчаса до открытия!
— Шутник, мля. — сплюнул Сева. — Что тогда — когда откроют будем дожидаться, или, как в крайний раз за молотом сходишь?
— Толку от него тут мало. — вступил в разговор подошедший вместе с Асланом Политыч. Пока Фёдор с Севой стояли перед дверью, эти двое обошли витрину и осмотрели задний двор магазина — а не открыт ли, часом, задний вход? — Вон, гляньте. За грязью-то не видно, но ежели протереть…
Политыч похлопал себя по карманам плаща и не обнаружив ничего стоящего для осуществления задуманного, поднял полуистлевший обрывок какой-то ткани прямо из под ног Севы, отодвинув того немного в сторону. Подойдя к витрине, старик стёр многолетний слой грязи со стекла.
— Вон, смотрите.
Федя, сложив руки по сторонам лица, глянул внутрь.
— Да… — пробурчал он, отряхивая ладони. — Решётка. Ладно… Поехали, мужики!
— Что — так и оставим? — удивился Ким.
— Ну а что ты предлагаешь, братан? — с улыбкой хлопнул его по плечу своей ручищей Аслан. — Сам знаешь — ГТСка забит весь. А брать надо либо всё, либо вообще не трогать. Потому что сейчас часть заберём, много оставим, разворотим тут всё. Потом придём — не приведи Бог на сюрпризы какие. Да, командир?
— Слушай, что Аслан базарит. — поддержал чеченца Срамнов. — Дверь-то выставить — невелика проблема. Вон — трос с ГТСки накинул да дёрнул, вот и вся задача. Но там, за этой херовой дверкой — наверняка вторая, железная. Ну, допустим, и её выставим — а дальше что? Ну или альтернативный вариант — хреначим сейчас витрину, цепляем эту решётку и точно также выносим. Один пень — грузить некуда. А бросать лабаз вспоротым такой — плохо. Мало ли чё тут, в городке-то. Короче, Севец — слушай опытных коллег и вникай — как оно, правильно-то мародёрить.
Аслан подмигнул смущённому Севе и мужики пошли к своей машине. Снова заурчал мотор вездехода. Фёдор, заняв своё место, высунул из окна навигатор.
— Ну что, ловит, нет? — спросил его устраивающийся за рычагами Аслан.
— Да хрена лысого… — буркнул в ответ Срамнов. — Замечаешь? Последнее время совсем уже не ловит спутники. Месяца два назад ещё где-то как-то ловил. А теперь совсем пусто.
— Да, брат. Может уже и нет там никаких спутников. — показал пальцем вверх Алкоев.
— Может — и нет. А может — и есть. — нахмурился Федя. — Короче, каменный век скоро нащупаем. Поехали, Ас.
— А вот что ещё, Федя! — хлопнув себя по лбу, сунул свою голову в кабину Политыч, когда вездеход разворачивался. — совсем упустил было. Вы отметьте там на карте-то — на заднем дворе УАЗик сохранный.
— Добро, Степан Политыч. — кивнул Срамнов. — Слышь, Сев. Отметь там.
Ведеход надрывно ревел своим мотром, вволакивая в ворота лесопилки тяжёлый, словно наковальня, «Урал» с закисшими тормозами на полуспущенных колёсах, основательно нагруженный к тому же боеприпасами, оружием и всяким добром, взятым группой Срамнова на мародёрке в торговом центре у вокзала. Хотя, если вдуматься, правильно ли называть это мародёркой?
Сначала услышав, а потом и увидев вползающие в ворота машины, Иван с Ильёй и Папой бросились навстречу. Следом, оставив недавно заведённый КРАЗ, за ними потянулись Волчок с Паратом. Техи, оставив свои дела, глядя на старших, тоже пошли к вернувшимся мародёрам.
— Ну — как? — обнимая выпрыгнувшего из вездехода Фёдора, спросил Ваня.
— Да нехуёво совсем даже, брат! — похлопал по спине обнимавшего его друга Срамнов. — Иди вон, глянь.
— С возвращением, мужики! — по очереди обнимая прибывших, радовался Волчок. — Ух ты, «Урала» где-то спиздили! Как он?
— Да он неходячий, Санька. — отмахнулся Ким. — Но вы гляньте всё равно. Мы-то его вместо прицепа прихватили.
— Ого. А чего там? — удивился Саня.
— Да сам поди да глянь. Вон, Ванька с Папцом лезут туды уже. — указал рукой проходящий мимо Политыч.
— Ну не хуя!!!! — послышались сзади восторженные возгласы разглядевших прибывшее в кузове грузовика добро Ивана с Папой. Волчок, вытаращив глаза, рванул к «Уралу».
Фёдор и остальные трое, ходивших с ним, поскидывали с себя снарягу, утираясь от пота. Радостные от успешно проведённого рейда, мужики закурили. Срамнов, прикурив, обвёл глазами площадку и в целом остался доволен увиденным. Канистра с солярой прочно заняла своё место на поворотной оси, прицепленной к «стопятидесятке». Рядом, пуская клубы серого, уже здорового, выхлопа похрюкивал «цирильник», в недрах которого, высунув ноги, копалась пара волчковых парней. Немного поодаль рычал проснувшимся многолитровым моторищем вожделенный «КРАЗ». «КАМАЗ», вытащенный из гаража, пока помалкивал, но судя по снующим вокруг и ползающим по его мотору под откинутой кабиной техам, спать ему тоже оставалось недолго. Всё, подъём, бля. Подогнав к воротам в цех «шишку», несколько техов вытаскивали что-то оттуда и грузили в машину.
— Эй! Калина! Волчёк! — громко крикнул Срамнов. — Валите-ка сюда, оба!
Через минуту друзья, бурно обсуждая подъём Фединых парней, жестикулируя притопали к ожидавшему их Срамнову.
— Мужики! Рассказывайте давайте — что тут у вас, пока нас не было?
— Да всё путём, Федь. — начал Ваня. — Видишь вон — технику оживили всю. Только «КАМАЗ» этот остался.
— Закис сильно. — перебивая друга, принялся объяснять Саня. — Ну ничего, мы и его заставим шевелиться. Аккумуляторы все — в дерьмо. Хорошо ещё, что свои взяли с Села. А, вообще, Федя, это вопросом номер один становится. Без аккумуляторов ведь жопа совсем.
— Да знаю. — почесал свой ёжик на голове Фёдор. — Там, кстати, Волчок, магазин запчастей обнаружили, но не пошли. На следующий раз его вскроем, наверное. Может там чем разживёмся?
— Это хорошо, да надежды мало. — отмахнулся, скривившись Санёк. — Все аккумуляторы уже дохлые — что новые, что старые. Но по-любому собирать их надо.
— Да это-то ладно. Вон, — показал пальцем на притащенный на тросу «Урал» Срамнов. — там таких ещё пять осталось. Ништяк-то мы вопотрошили, а машины на следующий раз забирать надо. Плюс к этому, БТР на площади торчит. Очень хочу его на ходу увидеть, Сань.
— Ды ты чё, Федя! — взмахнул руками Волчёк.
— Вообще, техники в городе море. Клондайк. — закурил снова Федя. — Мы сейчас вот что сделаем. У тебя, Сань, тут вроде порядок? Эти вон, — показал рукой на техов, загружающих «шишигу». - что делают?
— Эти-то? — переспросил Волчок. — Да они калибровочную машину раздербанили. Ну, для изготовления оцилиндровки которая. Да там полно всего — электромоторы, фрезы, инструмент.
— О, это вы молодцы.
— Нуёпта! — подмигнул Саня.
— Не рвите жопу только. Зараз всё одно не вытащим. — сказал Федя. — На будущее скажи чтоб оставили. Расширенным составом явимся и…. Вань! А где дьякон-то?
— Да не спрашивай. — поткпив глаза в землю, сплюнул Иван. — Шарит по домам вон на той стороне — иконы и книги церковные спасает. И Маха с ним.
— Вань, ну ты не ебанулся часом, а? — всплеснул руками ошалевший Срамнов. — Я ж просил тебя, как человека — не на шаг от себя этих двоих! По домам брошенным шарит, ну не хуя себе, Ваня! Ломись бегом, бери Парата, его парней, Папу и…
— Да тормозни ты, Срамнов!!!! Послушай!
— Да нехуя тут слушать! Иди, говорю! — бесчинствовал Фёдор. — А то сам не знаешь, что там по домам тёмным сидеть может!
— Да подожди ты, ебицкая же сила! И так с ним четверо парней паратовских там. Они уже дважды сходили и вернулись — ворох икон и всякой всячины приволокли. Да и Маша шухер отменила через какое-то время как вы снялись. Да Федь! — в сердцах сплюнул Иван. — Думаешь, не пытался его призвать к совести?! Где там! Все слова мои ему похую, как об стену горох. Упёрся — и пипец. И эта тоже зараза хороша. Наша Маша, блин. Хоть парней Валера приклеил к ним своих, и то… Да пошёл он в жопу, мародёр, бля, доморощенный. Генетический. Ништяк свой припёр — глаза горят, бородень колом… Я говорил, Папа… Илюха… Всё мимо.
— Ну это ж пиздец, Вань. — натирая виски, пробормотал Фёдор. — Порядок — ни к чёрту. А случись что — с кого Батя спросит?!
— Да молчи — ничего не говори. — отмахнулся Иван. — Поверь на слово — упёрся, что убырь.
— Волчок! — повернулся к слушающему их перепалку Сане Фёдор. — А ты чего ждёшь? Дуй к своим. Пускай отцепляют «прицеп» да глянут, может оживёт? На тросу его волочь чё-та неохота. И ГТСку овободить надо, святой наш мародёр явится — в храм надо наведаться. Только смотри там — в ГТСке бухло, курево, шмот. Чтоб без сюрпризов там, понял?
— Ого! — расплылся в дебильной улыбке Волков. — Всё, я пошёл…
— Короче, Вань… — примирительно обратился к другу Федя. — Хрен с ним, с дьяконом. Скажи, у тебя в кунге вода есть?
— Конечно.
— Слушай, я пойду попью да умоюсь. Сил уже нет никаких. Потом берём Аслана и Политыча. И этого подвижника, блин, мародёра. И в храм рванём по-быстрому, оберём там и уже валить отсюда край. Иначе…
— Иди давай. Попей, отдохни, братан. Я тут посмотрю.
— Ладно. Ну давай…
Отец Феофан, дьякон, согнувшись под гнётом тюка, который обливаясь потом он тащил на спине, под дружные аплодисменты охранников и техов, ввалился в ворота базы. За ним, прижимая к груди икону, как всегда прячущая своё лицо под капюшоном, шла Маша, а уже за нею волокли каждый свой скарб недовольные мужики из команды Валеры Паратова.
— С почином Божиим! — изображая живое участие, ехидно приветствовал дьякона Фёдор. — Бог в помощь, отче! Не помочь, с намародёренным-то? А то, гляжу я, надрываешься вкрай. Ох, не бережёшь ты себя, дьякон… Ты тюк-то свой ставь вон, да пошли-ка в сторонку сходим с тобой — на богоугодную беседу.
Взяв батюшку за рукав, с дурацкой улыбкой кивая ухмыляющимся на творящийся на их глазах спектакль, мужикам, Фёдор отвёл его, непонимающего что происходит, за грузовик.
— Что ж ты, отец Феофан, творишь-то такое, мать твою?! — начал распекать священника сощуривший глаза Фёдор, держа его за грудки. — Ты не охренел ли часом, отче?!
— Фёдор! Ты… — вытаращив глаза, пытался что-то сказать ему Феофан.
— Я-то — Фёдор, это ты прав. А вот ты кто, дьякон? Скажи мне. Потому что я теперь уже не понимаю. То ли ты мудак — без мозгов и сознания, то ли ты возгордился до того, что меня, грешного, как командира группы и твоего хорошего друга, не в хуй не ставишь? Как оно обстоит-то? Ты объясни мне, давай.
— Ну я подумал, Федя… — попытался снова начать Феофан, но Срамнов его перебил.
— Подумал, говоришь? Это ты правильно сделал. А получилось хуёво. Ванин авторитет при всех мужиках в нужник слил. Не понимаешь, какие гвозди ты людям в мозг заколачиваешь?! Если каждый будет считать, что на старшего можно хуй класть с колокольни, то не за горами и расчёт за такой порядок. Если кто, например, к тебе в храм явится, на службу, и вместо того, чтобы пристойно молиться во время выхода, орать начнёт или ещё что непотребное творить, ты что сделаешь с таким прихожанином?
— Федь, ну я…
— Молчи, не надо объяснять. — затыкая рот, вытянул руку ладонью вперёд Федя. — На порог храма не пустите и ущемите везде и во всём — где только можно, так?
Дьякон, опустив глаза кивнул и вытер нос рукавом.
— Почему же, блять, в моей епархии ты, духовный, позволяешь себе такие выходки? Объясни мне, дьякон — чтоб я понял. Очень хочу понять я это. Потому что в следующий раз, когда ты так сделаешь, как сегодня, я тоже накажу тебя наказанием, как это у меня принято, достойно совершённому тобой поступку. Как вы там у себя в церкви делаете. А у меня оно будет таким: набью лицо, сильно, больно. Свяжу и посажу в кунг, до возвращения на Село. А там передам под трибунал — в общем порядке, невзирая на сан, как оно у нас принято в общине. Потому что мне в команде люди, нарушающие приказы не нужны. От них беспорядок, беда и смерть. А я не хочу чтобы мои люди погибали, понял ты меня?!
— Понял. — стиснув зубы, прошипел Феофан.
— Раз понял — тогда и запомни. Всё что я говорю — или Ваня говорит — выполнять беспрекословно. Сразу, и так, как тебе говорят. Тут, в рейде, ты — такой же как все. Мой боец. Наш товарищ. И я — лично — несу ответственность за жизнь каждого. В том числе и за твою. Ты первый раз в рейде, а я, считай, с самого начала хожу. И видел такое, что тебе и не ведать лучше. И требую, потому что я знаю, что бывает, когда беспридел и анархия начинается. Вспомни, отче, как Гриша Алпатов кончил… Царство ему Небесное.
Фёдор отпустил свои руки и отряхнув, разгладил ворот куртки дьякона.
— Первый раз у нас с тобой такое — он же и последний, надеюсь. Запомни, что я сказал тебе и усвой — как «Отче Наш». Ладно… Разгружай иди свою добычу и собирайся. В храм наведаемся, как отец Паисий наставлял.
Опустив вниз голову, расстроенный и выглядящий словно отшлёпанный подросток, здоровенный дьякон поплёлся за своим тюком под дружный хохот охранников и техов. Фёдор, стиснув руками голову, сполз по колесу грузовика на землю. Воспоминания о том рейде в Тверь, когда погиб Гриша и двенадцать мужиков, бывшие с ним, подступили совсем не к месту и не ко времени. Чёрт, ведь было-то словно вчера. Как же так оно всё случилось-то? А ведь Фёдор тогда единственным живым остался…