- Давайте контракт подписывать.
- Ваш образец никуда не годится.
- Причем здесь образец?! Мы переговоры вели? Вели. Образец вы попросили? Попросили. Я вам его дал? Дал. В чем же дело?
- Ваш образец никуда не годится.
- Причем здесь образец?
Пришедший на очередные переговоры представился как господин Гупта. Прекрасный английский, четкость, конкретность, обязательность. Строитель. А в Союзе как раз решили построить несколько гостиничных комплексов, чтобы качать валюту.
Господин Гупта в срок принес свои предложения. Проверили - представитель крупной строительной компании, имеющий международные связи. Вот с ним с разрешения торгпреда я ходил в рестораны.
Переговоры шли достаточно успешно, Москва заинтересовалась предложением, когда господин Гупта попросил со мной конфиденциальной встречи. Отвез в клуб английского типа. Сели в уголке, выпили по стаканчику.
- Прошу вас, никто не должен знать о содержании нашей беседы.
- Обещаю.
- Я уволился из компании.
- Вас уволили?
- Нет, сам ушел. Я у них работал недолго. До того был в министерстве строительства, возглавлял возведение крупных международных объектов. Когда наш министр ушел в отставку, я решил принять предложение компании. Как вы знаете, во главе стоят три брата. Кроме меня директором работал сын одного высокопоставленного чиновника. Обнаружилось, что сын открыл кредит за рубежом на подставное лицо и положил себе в карман сто тысяч. В прошлую субботу братья вызвали на работу сына и меня. Других служащих в офисе не было. Только адвокат и трое типа телохранителей. Стали допрашивать сына. Он сознался. Они велели ему написать расписку на триста тысяч. Сын написал. Сказали, звони отцу, пусть заверит расписку. Сын отказался. Его начали бить. Даже не телохранители, один из братьев усердствовал. Чуть не убили. Сын позвонил отцу, тот прислал доверенное лицо, расписку у адвоката заверили. Только тогда сына отпустили. Его в госпиталь увезли.
- А вы тут причем?
- Они меня специально пригласили, чтобы неповадно было. Но я честный человек. Ушел от них. И вот честно предупреждаю. Лучше откажите им под благовидным предлогом. Они поняли, что я могу к вам пойти, угрожать мне стали, но у меня связи в правительстве остались - охрану около моего дома выставили.
- Неужели так опасно?
- А что вы хотите? Здесь очень дешевая рабочая сила. А им удалось в Африке контракт заключить на крупное строительство. Получают за это в долларах, а рабочим платят крошами. Безработные у них под окнами тысячами сидят, ждут, чтобы их наняли. Им достаточно мигнуть, они разрушат мой дом, и никто не узнает, в чем дело. Я хотел свое дело организовать, бизнесом заняться, но теперь боюсь.
Бизнес есть бизнес. Взлеты и падения. Расчет, риск и ответственность.
Мистер Джордж, наш Жора из "Интерпаба" несколько раз в своей жизни начинал с нуля. Рядовой лавочник, он бежал с десятками тысяч других, в одну ночь потеряв все, когда Пакистан откололся от Индии.
Пришел в представительство АПН и сказал, что готов взяться за любую работу. Стал вроде курьера ходить по редакциям местных газет. Через год мои коллеги подарили ему велосипед, а Джордж заказал себе первый костюм у портного. Гордый Жора приехал на прием в совпосольство, припарковал свой велосипед среди лимузинов, и когда, здороваясь, низко поклонился послу, пиджак на нем треснул. У дешевого портного и нитки гнилые.
Через десять лет мистер Джордж имел машину, офис и компаньона. Через пятнадцать лет вложил все деньги в производство фильма в Индии и прогорел. Вернулся к своему бизнесу - имеет несколько домов, штат человек в тридцать, несколько машин, в том числе "Мерседес". Удостоен международных наград в области рекламы и информации. Отмечен великим вождем Ким Ир Сеном. Стал таким толстым, что на нем трещат пиджаки, сшитые у первоклассных портных. Чтобы скинуть вес, купил себе велосипед-тренажер. Начал с велосипеда и кончил велосипедом. Между ними - жизнь.
Цена жизни, как акция на бирже, может упасть до нуля в любой момент. Ежедневно разворачиваешь газету - еще двое погибли от рук террористов, рухнула стена, некачественно строили - придавило пятерых, произошла утечка газа - отравились двадцать три человека... Все газеты, все журналы обошла страшная фотография: комнатные вентиляторы, словно птицы, раскинули под потолком лопасти, как крылья, и несут страшную добычу. Повесились. Трое. Три девушки, так и не узнавшие наслаждения любви и радости материнства. Одной - двадцать два, второй - восемнадцать, третьей шестнадцать. Три сестры. Семья мелкого железнодорожного служащего. Вырастил, выучил. Но замуж выдать не мог. Где взять для каждой по сто тысяч на приданое плюс расходы на недельную свадебную церемонию.
Реальность чужестранности вторгается в сознание в Азии, конечно, по-иному, чем в Европе или США. "Восток - дело тонкое", - говорил русский солдат, шагающий под белым солнцем пустыни в родные края. Но я по гроб не забуду, какая, в отличие от московской дождливой слякотной осени, стояла солнечная теплая весна в Буэнос-Айресе.
- Пойдем, передохнем, - по-волжски окая, предложила мне Вера Петровна, художница из Палеха. Глаза распахнутые, как васильки, коса венцом уложена на голове.
Мы вышли через задние ворота павильона советской выставки. Вера Петровна скинула туфли, прошла босиком по траве газона и грузновато села, расставив толстоватые в икрах и бедрах ноги. Щурилась на солнышко, улыбалась и рассказывала, какие гостинцы она привезет домашним.
Из здания напротив, недалеко, метрах в ста-двести, выскочил молодой парень, торопясь, пересек пустую автомобильную стоянку и перемахнул через невысокую сетку на столбах - ограду железной дороги. Он уже бежал по шпалам, когда из здания появились солдаты. В зеленой пятнистой форме, высоких шнурованных ботинках, с автоматами наперевес. Один из них тоже перелез через ограждение, встал на одно колено, прицелился. Короткий треск. Парень, вскинув руки, упал. Уже не торопясь, еще двое солдат присоединились к стрелявшему и все вместе пошли вдоль рельс. Наклонились, подхватили убитого и поволокли к дверям пакгауза.
Весеннее небо... Пестрая очередь в павильон вдали...
Русская крестьянка, сидящая на земле...
- Чего-чего, а уж хунты у нас не будет. И так в гражданскую вдоволь наубивались, - тихо сказала она. - Не приведи, господь, жить на чужбине.
А все равно рано или поздно невольно примеряешься - остался бы ты здесь навсегда? Дома-то тоже несладко поди.
Советский бизнесмен. Словосочетание абсурдное, а что у Системы не из разряда зияющих высот? Я знал одного, он относился к числу одаренных, добросовестных и неглупых. И достиг поста генерального директора одного важного внешнеторгового объединения, которое давало главное - свободно-конвертируемую валюту, СКВ. План по СКВ считался, как высота на войне. Возьмешь - получишь орден, нет - пойдешь в штрафные батальоны. Сам по себе план - это одно, но есть главное - рапорт о плане. Вовремя, то есть к концу года, и об успехах. Как раз для такого рапорта не хватало полтора миллиона СКВ. И сумма не очень великая, да если бы необязательно к дате выполнения социалистических обязательств, к двадцать пятому декабря... Тут подвернулась фирма, готовая взять товар на эту сумму. Она, правда, еще не расплатилась по старым контрактам, но президент божился, что не обманет. И чек подписал. Для полного ажура в рапорте чек приняли. Ордена и премии за взятие высоты получили. А президента посадили в тюрьму, жулик оказался, часть полученного товара, предназначенного для нужд своего отечества, налево перепродавал.
В это время генеральному директору за его рапорты, своевременные и ласкающие слух высокого начальства, предлагают отбыть торгпредом в страну, где платят пять тысяч "березовых" чеков в месяц и климат хороший. Только кто же у него объединение примет, если товар отгружен, но не оплачен? Генеральный туда-сюда, родители, говорит, приболели, сейчас не могу, но отказался. К тому времени президента фирмы из тюрьмы выпустили, но платить он был не в состоянии.
Генеральному предложили еще одну страну, но с климатом похуже. Отказываться было нельзя - третий раз не предложат.
Тогда-то и была задумана и осуществлена многоступенчатая операция: через представительство западногерманской фирмы в Болгарии и их сингапурских партнеров путем новых поставок, скидок и конвертации инвалютных рублей в клиринг, а потом в СКВ задолженность была погашена.
Генеральный уехал торгпредствовать, а через два года его призвали к ответу - ревизия обратила внимание на сложность расчетов. Когда разобрались, то и прокуратура и ОБХСС сказали, что криминала нет, никто себе ничего в карман не положил, все было ради Его Величества Социалистического Обязательства. Но тут началась, как снежный ком, кампания по разгрому внешторга - торгпреда выгнали из партии и уволили.
Лакированная картинка зарубежья из нашего социалистического лагеря привлекательна - ради нее бежала замуж за местного знакомая всей нашей советской колонии одна гражданка. Впрочем, даже гражданство она сменила. А он пожил с ней и развелся. Она приходила к воротам торгпредства и ждала, когда кто-нибудь выйдет - работу просила или хотя бы поговорить на родном языке.
А чужестранцем можно ощущать себя и в Союзе. Мы приехали как-то в командировку в Таллинн - писать об Эстонии. Жили в "Интуристе", пили ликер "Вана Таллинн", бродили по средневековым улочкам, гуляли по Певческому полю, по развалинам храма в Пирите и однажды по шоссе углубились в лес. Он был чист и торжественен, как воскресная месса. Деревья обступили нас и словно поднимались вместе с нами по пологому склону. Но человек тем и отличается от зверя, что живет не в единстве с природой, а диктуя свои законы. Свои социалистические обязательства по отношению к ней. Так и мы натаскали сучьев и шишек, и лениво пополз вверх дымок костерка. Он быстро разгорелся, и мы растерянно увидели, что языки пламени побежали по сухому мху и хвойной подстилке, серое пятно пепелища в короне приплясывающих огоньков неудержимо расползалось, и я представил себе, как огонь перейдет на молчаливо смотрящие на нас сосны, и понял, что это - чужой лес и что мы потом скажем людям, говорящим на эстонском языке, в свое оправдание. Сообразили, забросали костер песком, но ощущение преступившего чужой закон осталось.
Разобраться бы дома, где твой дом.
И жить надо там, где твой дом.
И умереть.
И лечь в родную землю.
Восток.
Жара.
Горшок надет
на кол в заборе.
Как срубленная голова...
Это все, что я написал в стихах о загранице - не пишутся они там.
Глава сорок первая
Мы уже привычно пережили жару и сезон дождей, событий особых не было, лишь проводы, проводы... В прощальных застольях почему-то всегда участвовала Маруся, жена одного из специалистов промышленности. Она выбирала момент, когда компания уже достаточно разговелась, выходила на середину с таинственным видом и, как большой, неожиданный и приятный сюрприз для окружающих, жеманно объявляла, что сейчас исполнит напутственную песню, написанную на мотив "Домбайского вальса". В первый раз прошло на "ура", на третий - вызвало кривую усмешку, на пятый - опоздавшие осведомлялись, был ли уже исполнен хит сезона, и радовались, что очередной бенефис Маруси прошел без них, на седьмой - попросили Марусю исполнить на "бис". Так под "Домбайский вальс" неудержимо сужался круг наших друзей и знакомых.