— Ну, в свой дом я вас точно не пущу. Не люблю гостей, — ухмыльнулся Каин.
— Тогда решено. Джейден с людьми Валентина отвезут пленницу ко мне домой, а мы покамест проведаем наших женщин. Я так понимаю, Аскольду не терпится увидеть свою Мию, ну, а нам с тобой, Каин, сам знаешь кого…
— Знамо дело, — процедил тот.
Александр пропустил вперед товарищей, и, когда с ним поравнялся Каин, склонился к его уху, прошептав:
— Нам с тобой не мешало бы поговорить с глазу на глаз.
Каин лишь презрительно скривил губы и молча вышел из комнаты, бросив у ног брата жалобно хрустнувшую куклу.
…Марк, распластавшись на крыше ближайшего пятиэтажного строения, с интересом наблюдал, как его враги рассаживаются по машинам. Изабель на заднем сидении одной из них он давно разглядел, а еще раньше — почуял; впрочем, свое присутствие он предпочел от нее скрыть: девчонка могла по неосторожности или по глупости его выдать. Машины тронулись с места, и Марк бесшумно соскользнул с крыши, буквально спланировав на землю. У первого же перекрестка преследуемые им вампиры разделились: Изабель повезли в одну сторону, остальные же повернули в другую. Марк предпочел последовать за последними — выяснить местоположение Изабель он всегда успеет.
Он без труда двигался незамеченным вдоль дороги, оставаясь в памяти водителей и пассажиров проносящихся мимо автомобилей лишь смутным, размытым образом, неясной тенью, смазанным штрихом. Преследуемые им Истинные не могли его видеть; он выдерживал расстояние, достаточное, чтобы оставаться незамеченным и в то же время не упускать врагов из вида. При необходимости он мог бы бежать и быстрее — на это бы просто ушло больше сил. Кстати, о силах. Организм давно требовал очередной порции крови, претерпевая уже ставшие привычными трансформации. Просторная одежда — темные джинсы и свободного покроя кожаная куртка — скрывали звероподобный облик Перворожденного, но лицо при встрече с человеком его бы сразу выдало. Приходилось держаться безлюдных переулков или перемещаться по крышам домов. Что ж, на обратном пути ему наверняка встретится парочка-другая молодых смертных с теплой и сытной кровью в жилах…
Деревья, окружавшие дом, к которому его привели враги, оказались весьма кстати: их густые кроны обеспечили ему превосходное укрытие. Отсюда было прекрасно видно и слышно все происходящее во дворе — расстояние не было помехой для Перворожденного. Истинные сгрудились у крыльца, о чем-то негромко переговариваясь на инканусе; Марку даже не приходилось напрягать слух, чтобы расслышать их разговор. Из него ему стало ясно, что в доме содержатся женщины Семьи, которых решили таким образом спрятать от него, Перворожденного. Марк усмехнулся, как никогда остро ощущая свое превосходство над этими юнцами, которые даже не могли почуять его присутствия. Впрочем, тысячелетия жизни научили его одной мудрой истине: нельзя недооценивать врага, какими бы незначительными силами он ни располагал. Современное огнестрельное оружие даже из человека делало весьма опасное существо. Марк слишком хорошо помнил, как жалкий кусочек свинца, вонзившийся в сердце Самира, в один миг оборвал его многосотлетнюю жизнь. По этой причине Перворожденный не спешил ворваться в дом, полный Истинных и их вооруженных вриколакосов. Его час еще придет, и очень скоро. Но до той поры следовало набраться терпения. Решающий шаг был сделан, и развязки теперь было не избежать…
Истинные вошли в дом; у входа недвижно застыли часовые — пара молодых вриколакосов. За плечом одного из них он разглядел рукоять меча. Хоть кто-то с должным почтением относится к традициям Рода, невольно подумалось Марку. При других обстоятельствах он бы предпочел обставить схватку с бывшим главой Семьи иначе — и биться с ним на мечах, как надлежало двум соперникам-Истинным; однако мальчишка не заслужил достойного сражения и уж тем более — смерти. Ему, Перворожденному, даже не пришлось марать о него руки. Пуля предателя решила его участь.
Марк бесшумно соскользнул с дерева, спугнув бродячего кота, и буквально растворился в надвигающихся сумерках, так и оставшись незамеченным своими врагами. Что ж, пусть наслаждаются последними часами своей вечности, которой он намерен их лишить. Из их разговора явственно следовало, что сторону Перворожденного они принимать не собираются — тем хуже для них, глупцов, и тем слаще ему будет упиваться их тщетными мольбами о пощаде. И это будет его последнее развлечение в этом мерзком, грязном, порядком наскучившем ему городишке.
…Каин тихо приоткрыл дверь в комнату, отведенную Мие и Яне. Мия была внизу, встречая мужа; девушка же, измотанная недосыпом, дремала, клубочком свернувшись на кровати. Светлые волосы рассыпались по подушке, ладошки по-детски покоились под щекой. Вампир осторожно присел на краешек кровати, стараясь не потревожить сон Яны, но она мгновенно открыла глаза, приподнялась на локте.
— Вернулся? — спросила она с таким облегчением, что у Каина в сердце что-то ощутимо вздрогнуло, отозвавшись теплом в каждой клеточке тела. Серые глаза смотрели на него с прежней доверчивостью и…радостью?
— Да. Вернулся. И Алекс тоже тут, — зачем-то добавил он. Порывшись в кармане, он выудил оттуда найденный в доме Перворожденного браслет и протянул его Яне.
— Откуда ты… ты что, встретил его? — прошептала она, испуганно вскинув на него глаза.
— Нет, браслет я нашел в спальне девочки, его вриколакоса. Увы, к нашему приезду дом был совершенно пуст. Как мы и предполагали.
— И что теперь?
— Есть кое-какие мыслишки.
— Вызвать Палачей?
— Вижу, Мия уже посвятила тебя в наши планы.
— Да, мы… поговорили. Она тоже за вас переживала.
— Тоже? — приподнял он бровь.
Девушка закусила губу, глядя на него одновременно смущенно и сердито.
— Не придирайся к словам, Каин.
— И все же… Не хочешь же ты сказать, что беспокоилась о нас… обо мне?
— Почему это тебя так удивляет? Или человеку не положено привязываться к вампирам?
— Так ты ко мне привязана? — уточнил он с довольной ухмылкой.
Яна невольно отметила, что улыбка невероятным образом преображает его обычно хмурое, мрачное лицо, придавая ему по-мальчишески озорное выражение. Сейчас он казался таким молодым, таким… человечным. Другим. И она впервые задумалась о том, что, в сущности, совсем мало его знает. Когда он улыбался вот так, воспоминания о его приступах ярости, об укусе, об ужасе, в который ее порой повергали его выходки, блекли, утрачивали свою остроту.
— Я привязана к вам, — ответила она, сделав ударение на последнем слове. — К тебе, Алексу, Мие… Аскольду. И Джейден мне нравится. Я ничего не могу с собой поделать. Я знаю, что вы — хищники, что когда-то вы убивали людей. Но никто из вас не сделал мне ничего плохого… — она запнулась, подняв на него взгляд, и он, правильно его истолковав, тихо закончил за нее:
— …кроме меня.
— Ты ведь сам сказал, что просто не сдержался.
— Хотя должен был.
— Должен? Кому? Мне? — с такой горечью спросила Яна, что у него сжалось сердце. Чуть не застонав от непривычного, а оттого еще более мучительного раскаяния, он протянул руку и скользнул пальцами по ее щеке, стараясь вложить в этот неуклюжий жест как можно больше ласки. Девушка замерла, но не отстранилась — это утешало.
— Мне очень жаль, — прошептал он едва слышно, — поверь, Яна, я не хотел этого. Вернее, хотел — кому я лгу — но не так, совсем не так… С тех пор, как ты вошла в мою жизнь, во мне постоянно что-то ломается, переворачивается, скрежещет… Я уже и забыл, каково это…
— Каково — что? — тоже переходя на шепот, спросила она. Его ладонь так и застыла на ее щеке, но она и не пыталась уклониться.
— Любить…
Они замолчали: он — напряженно ожидая недоверчивого смеха или возмущения, она — изумленно осмысливая услышанное. Александр говорил ей о чувствах Каина к ней, да и поведение последнего — на том же озере, например — выдавало влечение, которое он к ней испытывал, но услышать о любви из его собственных уст… Яна смотрела на Каина во все глаза, смятенная, растерянная и неизвестно отчего покрасневшая. Он и правду имел в виду, что любит ее, или это ей всего лишь померещилось? Что полагалось говорить в такой ситуации? Снова, как в утро их отъезда в дом Мии, сказать, что это чувство не взаимно? Но отчасти это было бы ложью…
— Ты любишь меня? — выдохнула она вертевшиеся на языке слова и зажмурилась от собственной смелости.
— Да, Яна. Люблю.
Она так и застыла с закрытыми глазами, и волна адреналина, выплеснувшегося в ее кровь, ошеломила его, ударила в голову, лишая самообладания. Зарывшись пальцами в непокорные волосы на ее затылке, он рывком притянул ее к себе, приник к ее губам яростным, жадным поцелуем. Пусть кричит, дергается и сопротивляется — черт возьми, да пусть весь мир горит синим пламенем — ничто сейчас не могло помешать ему насладиться вкусом ее губ, запахом ее кожи, теплом ее тела… 'Любимая' — стучало в голове, сливаясь с оглушительным биением ее сердца, которое колотилось в ее груди, точно пойманная в клетку птица. Яна вся дрожала в его руках, покорная и податливая; ее беззащитность и уязвимость сводили его с ума. 'Теперь ты от меня не убежишь', - думал он с ликованием, опрокидывая ее на подушки и придавливая тяжестью своего тела.
Яна, ощутив его губы на своих губах, опешила, изумленная не столько его поступком, сколько своей реакцией — тело пронзила волна такого дикого, почти болезненного, желания, что девушка едва не застонала. Сама не понимая, что делает, она ответила на поцелуй — и с этой секунды Каина уже ничто не могло остановить. Сдавленно рыча, он увлек ее на кровать, навалился сверху, целуя ее губы, шею, грудь в вырезе майки… Руки скользили по ее телу, бесцеремонные, требовательные и одновременно нежные; когда она, задыхаясь, попыталась увернуться, упереться ладонями ему в грудь, его пальцы сомкнулись на ее запястьях, вдавливая в подушки, и это было и больно, и невыразимо хорошо… Его клыки и по-кошачьи шершавый язык царапали ее губы, но она этого даже не замечала: на миг она даже усомнилась в своей устойчивости к вампирским 'чарам'. Что же это было, если не самые настоящие чары? Ее рассудок забился в самый дальний угол сознания, парализованный шквалом обуревавших ее тело чувств и желаний. До ее слуха словно издали донесся жалобный треск рвущейся материи — это Каин добрался до ее майки — а в следующее мгновение какая-то страшная сила сорвала с нее вампира и швырнула его об стену, точно тряпичную куклу.
Яна съежилась на кровати, кое-как прикрыв грудь обрывками одежды и с ужасом взирая на замершего напротив Алекса. Его лица было не узнать: искаженное темной яростью древнего существа, оно лишь отдаленно напоминало человеческое.
— Ты что творишь, ублюдок! — прорычал он, оскаливая клыки навстречу поднимающемуся Каину. — Решил девчонку взять силой?! Где твоя честь, паршивец?!
— Полагаю, там же, где и всегда, — пробурчал тот, ощупывая затылок. В его почерневших глазах плескалась злость, но наносить ответный удар он почему-то не спешил.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Лишь то, что я никогда не брал женщин силой и начинать не собирался, братишка. Все было добровольно. Спроси ее сам, впрочем.
— Яна, это правда? — Алекс повернулся к ней, глядя на нее с таким недоверием, что она залилась мучительным румянцем стыда. Сказать ничего внятного у нее так и не получилось, и она лишь кивнула, едва сдерживая подступившие к глазам слезы. Вампир молча развернулся и вышел, чуть ли не расшвыривая подоспевших Истинных; протиснувшаяся в комнату Мия сердито вытолкала Каина следом и захлопнула дверь.
— Что тут произошло? — спросила она, с недоумением наблюдая за Яной, которая, наконец, дала волю чувствам и расплакалась, уткнувшись лицом в подушку.
— Я… я не понимаю, что со мной творится… кажется, я его люблю-ю-ю… — расслышала вампирша сквозь сдавленные рыдания.