По прошествии тридцати субъективных минут, соответствовавших пятистам двадцати восьми годам, боевой корабль Клады[1] «Всеприсущий божественный аромат» вернулся в умирающую Солнечную систему. Облако Оорта исторгло команду из своих глубин; скользя вдоль стабилизированных гравитацией стен горячих плотных газовых гигантов и бешено кружащихся вихрей протопланетарной материи, корабль устремился во тьму на скорости, составлявшей тридцать процентов световой. Боевые корабли были быстры, дешевы, компактны и легкозаменимы. Такое судно походило на вмонтированный в сердцевину кометы футбольный мячик нанопроцессоров, глубоко в себе несущий трех членов команды и мало-помалу пожиравший вещество кометного ядра по мере полутысячелетнего полета. Корабль был настолько дешев и некомфортабелен, что и собственное имя получил лишь волею скуки, обуявшей команду уже на пятой субъективной минуте замедленной виртуальной симуляции в излюбленном боевом интерфейсе — пустынном монастыре ордена софриндийцев.
Затем облако Оорта приняло команду обратно, во чрева фабрикаторов, намотанных вокруг длинных мерзлых хвостов кометного гало, а оттуда уже они единой очередью импульсов полетели на скорости света в ретранслятор Плотного Газового Гиганта — туда, где восемьсот орбитальных хабов новой дочери Клады образовывали исполинскую цепь жемчужин, опоясавшую всю планету; а оттуда — в Сердцевинный мир Клады, осененный корональными вспышками старого, скупого на тепло, непомерно раздувшегося солнца, где их сознания наконец выгрузили в новые, только что выращенные тела.
— Ну что, вот мы и дома, — в один голос произнесли члены экипажа «Всеприсущего божественного аромата», проходя сквозь бронзовые врата Дома Душ и спускаясь по мраморным ступеням на Площадь Сверкающей Страсти. Ирония все еще была ценным товаром в этой ближайшей к центру из сотен концентрических сфер Сердцевинного мира, даже если не нашлось ни мужчины, ни женщины, ни машины, ни бестии, чтобы повернуть голову, внимая таким словам. Команда боевого корабля, собственно, и не рассчитывала на лавровые венки и акколады, когда бы ни пришлось им заново воплотиться — после сотни, тысячи или десяти тысяч лет пребывания на линии фронта. Весть о победе, одержанной «Всеприсущим божественным ароматом», опередила команду больше чем на три столетия. Это было значительное достижение; стратегия их триумфа будет не раз изложена преподавателями Военных Коллегий и Академий Искусства Самообороны в течение предстоящих тысячелетий. Классическая стратегия. Стратегия Иерихонской Розы.
Подобно семенам чертополоха, разлетающимся из пушкá, на тысячу световых лет кругом ширились слухи о наступлении Врага, отголоски которых пронизывали их усиленные органы чувств даже в пору холодной дрёмы. Коммуникационные мазеры, выращенные из реголитовых пород холодных лун, в течение сотен лет непрестанно отсылали данные тактических анализов Сердцевинному миру, исполняя свою часть великой задачи по спасению его биосферы. Восемьсот тысяч хабов пребывали в движении. Непрерывно запускались боевые корабли флота Клады. Ни единой наносекунды не было потеряно зря за все эти двести двадцать лет. Двадцать пять кораблей погибли из-за отказов бортового оборудования; перебоев двигателей, что должны были придавать им вечное ускорение; накапливавшихся десятилетиями навигационных ошибок, отклонявших суда на целые световые годы от гравитационных колодцев, куда они были нацелены; потери рабочей массы. Полный провал. Катастрофа.
Пятьсот лет спустя на третью луну блуждающего меж звезд газового гиганта, изгнанника гравитации, прибыл единственный гость — «Всеприсущий божественный аромат» — и принялся кропотливо выстраивать на орбите бродяги дождевое облако заряженных антиматерией боеголовок. План этот, составленный на скорую руку, принес замечательные результаты. Автором плана была Иерихонская Роза.
«Всеприсущий божественный аромат» спешно уносился вдаль от сияющей новорожденной туманности, а его бортовые сенсоры, обращенные к ней, бесстрастно наблюдали, как восемь тысяч миров Врага обращаются в пепел под натиском всесокрушающей волны ионизированного газа, ускоренного до сорока процентов скорости света. Погибло двадцать триллионов разумных существ. Война в пространстве-времени оказалась медленной, но оттого еще более жестокой и кровавой. Когда речь идет о выживании вида, милосердию места нет. Внимая затухающим голосам флота гибнущей цивилизации, трое убийц на борту «Всеприсущего божественного аромата» уловили также и данные о векторе. Целью армады не был, как выяснилось, геноцид Сердцевинных миров Клады, сосредоточенных вокруг миров Сейдатрьи и постепенно переходивших на постбиологическую ступень развития по мере того, как их солнце становилось красным и разбухало, выжигая остатки топлива.
Послание содержало один лишь отчаянный вопль: Кольцо Вертанди[2].
Теперь они вернулись. Ура!
Урожайная Луна, Благоухающий Кулабар[3] и, конечно, Иерихонская Роза — величайший тактик их плотского поколения.
Спускаясь по лестницам Дома Душ, они начали перебранку. Собственно, в перебранке они провели двадцать шесть из тридцати субъективных минут своего пребывания в интерфейсе замедленного времени, сопровождавшего межзвездный полет. Эти минуты соответствовали двумстам годам ускоренного времени миссии к черному скитальцу.
Они спорили о том, куда следует теперь направиться и что делать, и как со всем этим быть, и наконец их обуял внезапный страх:
— Где же Роза? — спросила Урожайная Луна, чей ранг в экипаже примерно соответствовал древнему капитану. — Где Роза?
Ибо лишь двое вновь воплощенных существ стояли теперь на мраморных ступенях, глядя на Площадь Сверкающей Страсти.
— Вот дерьмо, — выругалась Благоухающий Кулабар, чья должность примерно отвечала должности бортового инженера. Быстрый душпоиск не дал никаких сведений о судьбе их напарницы. На этом, самом глубоком уровне, в самом сердце Сердцевинного мира, сфера квантовых нанопроцессоров достигала десяти километров в диаметре, а потому поиск был очень быстрым и всеобъемлющим — в виртуальной реальности было в мгновение ока просмотрено все, от мышиной норки до домашнего алтаря. И он оказался бесполезен. Двое оставшихся членов команды «Всеприсущего божественного аромата» слишком хорошо понимали, что это может означать.
Настала пора плотских дел.
Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар стояли в новых телах на Небесной Равнине Хой. Темные, как печаль, облака нависали над выпуклым горизонтом. От края мира исходил неясный свет. Урожайная Луна вздрогнула, почувствовав какое-то новое ощущение; неожиданное, настойчивое, хотя и не слишком неприятное — однако новая плоть подсказала ей, что продолжительное воздействие этой дрожи может быть не только болезненно, но и крайне опасно.
— Что это было? — поинтересовалась она, глядя на мурашки, высыпавшие на ее черной, как космос, коже. В этом воплощении она носила личину, более или менее соответствовавшую стандартам женских особей своего исходного вида, — плоть элегантную, лишенную волосяного покрова, тонко настроенную по ее запросу и отмеченную печатью минималистичной эстетики.
— Полагаю, ветер, — отвечала Благоухающий Кулабар, склонная, как обычно, во всем подкалывать своего капитана и потому выбравшая себе новое обличье в дуккимском стиле, характерном для одного из тех вымерших человекообразных подвидов, что возникли и развились после массового вымирания разумных существ на Кетреме, планете, почти безнадежно погребенной под неисчислимыми культурными слоями истории Клады.
Она была теперь мала ростом и широка в талии — вся как бы составленная из овалов и выпуклостей, — и горделиво несла пышную копну тщательно завитых волос, слегка прикрывавших ее затылок и волнами ниспадавших на плечи. Еще пары минут не прошло, как команда «Всеприсущего божественного аромата» получила новые тела, и Урожайная Луна ощутила почти непреодолимое стремление позабавиться поиграть поиграть с этой роскошной гривой своего инженера.
— Могла бы и приодеться поприличнее, — заметила она, и тут по прихотливо вогнутой чаше мира прокатился гром, сотрясая каменную ступу для вновь воплощенных. — Ладно, думаю, нам пора за дело.
Некогда дуккимцы слыли суровым и прагматичным подвидом.
Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар провели ночь в юрте из живой кожи, выращенной на земле Равнины Хой. Гремел гром, юрта хлопала и трепыхалась на ветру, и на Равнине Хой паслись, издавая нечленораздельное мычание, странные твари, походившие на призраков бури. Но эти звуки не были столь настойчивы и продолжительны, как стоны Урожайной Луны, чьи длинные, затянутые в темную кожу члены полыхали огнем и изгибались от невыносимой боли; ей казалось, что новое тело сейчас умрет. Умрет.
— Первые часы в новом теле могут сопровождаться определенным мышечным дискомфортом, — вежливо заметила юрта, — по мере того, как тонус мышц придет в норму для данного тела, эти симптомы пройдут сами собой в течение нескольких дней.
— Дней! — возопила Урожайная Луна. — Выгрузи меня обратно прямо сейчас!
— Я могу снабдить вас обезболивающими средствами, — сказала палатка. И пока все звезды не погасли на небесном шатре, крыша которого была натянута в десяти километрах над их головами, Урожайная Луна была вынуждена сосать сдобренное анальгетиками молоко из сосцов, услужливо выпяченных на стенке юрты. Тем временем они с Благоухающим Кулабаром неустанно прочесывали Небесную Равнину Хой до самых ее границ, погруженных в поле уменьшенной гравитации, в поисках Иерихонской Розы. Этот мир, наиболее близкий к Сердцевинному из всех плотских уровней бытия, уже долгое время был пристанищем аскетов и блуждающих душ. Загибающийся в бесконечность край равнины символизировала, среди прочего, непрестанный духовный поиск душой своего предназначения, а быть может, и ее исконную сопричастность виртуальным пространствам там, за крышей небесного шатра, где Выгруженные построили свои собственные вселенные, — каждая следующая неизменно оказывалась больше, чем та, в которой содержалась сама. Однако этот крохотный покрытый травой шарик был все же достаточно велик, чтобы вместить десятки тысяч странствующих монахов и столпников, кенобитов[4] и саддху[5], неспешно дрейфующих в травяном океане.
— Я уверена, что мы уже бывали здесь прежде, — сообщила Благоухающий Кулабар. Они были в третьей по счету монаде за время поисков. Восемьдесят дней назад Урожайная Луна ощутила в боли нового воплощения зародыш радости обладания плотью, даже в этой прерии с искусственно пониженной гравитацией, и теперь каждую свободную минутку уделяла вдохновенному изучению своих матово-черных изящных форм.
— Думаю, ты права.
— Кровавая Иерихонская Роза, — пробормотала Благоухающий Кулабар. Они бежали вприпрыжку, трехметровыми скачками, направляясь к одинокому маленькому деревцу, растущему на отшибе посреди высоких трав. Его ветви изгибались, устремляясь к небесам, словно молитвенно сложенные руки. — Даже на том корабле… оставалась она… типичным созданием из плоти и крови. Ленивым и бессовестным.
Когда Иерихонская Роза исчезла, только-только пройдя рутинную послеполетную инспекцию, вместе с ней исчезло и кое-что еще. Кольцо Вертанди — имя, галактическая координата, вектор, отмечавший направление ускоренных перемещений всех сил Врага десятилетие за десятилетием. На обратном пути личности Капитана и Инженера поневоле перепутывались, сращивались, образуя химерическое временное единство, и обе они поняли, что их Сестра по Оружию постигла своим непревзойденным умом нечто большее, чем просто цель аннигилированного и обращенного в прах флота. Этикет душеединства воспрещал вмешательства в частные отсеки коллективного бессознательного, чем Иерихонская Роза умело и воспользовалась, дабы сохранить в тайне свои помыслы. Ревнивые божества монотеистических религий не были и на толику столь рьяны, как опросчики Клады — но даже Нежные Инквизиторы Палаты Вечно Обновляющихся Вод бессильно кружились вокруг этого сокрытого места, как волны, разбивающиеся о риф. Вектор. Имя. Подтверждение сообщения, полученного ими триста лет назад.
Кольцо Вертанди.
Еще не увидев лица, обрамленного вагинообразным дуплом живого дерева, Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар уже поняли, что их маленькое путешествие подошло к концу. Когда они в первый раз повстречались в виртуальной софриндийской пустыне, чтобы выслушать предполетную инструкцию Палаты Вечно Обновляющихся Вод (включавшую, среди прочего, потоковое детальное сканирование душ), между ними возникла мгновенная симпатия, близость, позволившая предположить, что некогда они были единым существом, чья самость впоследствии оказалась разделенной, многократно скопированной и перекомбинированной с мириадами других выгруженных личностей. Эмпатия выдерживает испытание временем, распространяется через парсеки безжизненных пустынь, проникает за линии фронтов и делает явными самые потаенные секреты.
— Тебе больно? — спросила Благоухающий Кулабар. Листья свисали с бровей Иерихонской Розы, стелились по ее щекам и укрывали подбородок, медленно и неотвратимо меняясь в соответствии с разнообразием времен года.
— Как это может причинять боль? — прошумел ветер в ветвях Иерихонской Розы.
Урожайная Луна, которой было явно скучно в этом маленьком травяном мире, стояла с рассеянным видом, держа руки у мускулистых бедер.
— Ну, я не знаю, по крайней мере мне кажется, что тебе не очень-то… удобно.
— Да нет, я всем довольна, — ответила Иерихонская Роза. Ее лицо теперь походило на крошечный овал в буйно зеленеющей плоти. — Я… во всем этом укоренена. Мне нравится такое времяпрепровождение. Оно такое… медлительное. Хорошо.
Она прикрыла глаза, словно размышляя о чем-то.
— Кольцо Вертанди, — сказала вдруг Урожайная Луна. Благоухающий Кулабар уселась на корточки в траву перед разумным деревом. Под ее ягодицами закопошились какие-то лесные бестии.
— В какую игру ты играешь? — С тех самых пор, как продолжительность жизни стала соизмерима с неспешным движением звезд в космических просторах, тысячелетние мудрёные игры сделались основным занятием общества Клады, составляя его основу и утóк. — Если ты не хочешь общаться с ними, то, может быть, будешь более разговорчива с нами?
Иерихонская Роза открыла глаза. Ее носовая перегородка постепенно замещалась деревом, а губы и так уже едва виднелись в древесной толще.
— Это был не единственный их флот. Там теперь еще много таких же. Некоторые запущены тысячелетия назад.
— Сколько их там?
Иерихонской Розе было уже трудно говорить. Благоухающий Кулабар подвинулась ближе.
— Все. Враг предстал во всей мощи своей.
Тогда поредевшие листья Иерихонской Розы вдруг зашелестели, а Благоухающий Кулабар почувствовала, как сотрясается земля. Урожайная Луна, вдруг потеряв равновесие, была вынуждена схватиться за одну из ветвей. Никто из них никогда прежде, ни в одной из своих десяти реконфигураций, не ощущал ничего подобного. В каждую клетку их вновь сотворенной плоти, в каждую ячейку памяти хлынула информация.
…Сердцевинный Мир Клады активировал двигатели Маха и начал медленное, очень медленное, подобное поцелую или эддическому напеву, ускорение, удаляясь в искривленном пространстве-времени прочь от разбухшего гневного лика Сейдатрьи.
Недозревшим росткам предстояло погибнуть вместе с планетой, поскольку миры Сейдатрьи давно уже покинули зону, где возможно было поддержание биологической жизни.
Вызовы и мгновенные сообщения на скорости света заполонили всю систему.
Восемьсот наполовину выпестованных дочерних хабов, подобных застегнутом вокруг газового гиганта жемчужному ожерелью, были сорваны с орбит: ленты меньших Сердцевинных миров и еще не замкнутые полые обитаемые сферы.