— Угу.
Асакава встряхнулся, попытался отвлечься от своих мыслей о прекрасной Маи Такано и сосредоточиться на мыслях о видео. Но тщетно он старался вызвать в своей памяти кадр, в котором женские руки нежно обнимают мокрого от околоплодных вод новорожденного. Вместо этого он видел обнаженную Маи, по животу и спине которой быстро стекали струйки воды.
— Ты знаешь, когда я смотрел ту сцену, у меня возникло какое-то странное ощущение. Как будто я сам держу в руках младенца, которого вижу на экране…
…ощущение?.. будто я сам держу в руках?..
Асакава окончательно потерялся. У него закружилась голова. Он почти физически чувствовал, что он держит в руках прекрасную Маи, но потом оказывалось, что он обнимает мокрого, крохотного младенца, содрогающегося от плача… Наконец ему удалось собраться с мыслями. Ну конечно! Когда смотрел эту сцену, у него тоже возникло ощущение, что он держит в руках влажное горячее тельце.
Асакава даже вспомнил, как в ужасе отдернул руки. Выходит, Рюдзи почувствовал то же самое.
— Ага. Мне тоже показалось, что у меня в руках что-то мокрое.
— Ах вот оно что… Так что же все это значит? — Рюдзи, не вставая с пола, на четвереньках подполз к телевизору и включил видеомагнитофон. Пленка уже была внутри. Он перемотал ее до сцены с младенцем.
Сама сцена длилась минуты две. На протяжении этого времени младенец на экране не шевелился, но довольно громко плакал. Головку и спинку новорожденного поддерживали две изящные женские руки.
— Что же это такое? — вдруг сказал Рюдзи. Он поставил пленку на паузу и вернулся на один кадр назад. Экран сделался абсолютно черным. Если смотреть видео на обычной скорости, это затемнение на десятую долю секунды было совершенно незаметно для глаза. Но если прокручивать кадр за кадром, то сразу становилось видно, что в какой-то момент экран гаснет, делаясь черным как смоль.
— Вот, опять! — заорал Рюдзи. Он вдруг сгорбился и с посерьезневшим лицом начал медленно приближаться на четвереньках к экрану. Когда уже казалось, что он вот-вот стукнется лбом о монитор, Рюдзи остановился, резко подал назад. Глаза его беспокойно забегали. Было видно, что он напряженно о чем-то думает. Асакава понятия не имел что происходит в голове у Такаямы. В конце концов они снова прокрутили всю сцену кадр за кадром и насчитали тридцать три затемнения.
— Ну и что теперь? Разве нам это хоть что-нибудь дает? Может, это просто некачественная пленка или помехи какие-нибудь. А может, с видеокамерой проблема.
Рюдзи не обратил на эти слова ни малейшего внимания. Он сосредоточенно подсчитывал количество затемнений в других сценах. Вдруг снаружи послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Рюдзи торопливо остановил кассету. В ту же секунду дверь открылась, и на пороге показалась Маи. Улыбнувшись, она сказала: «Извините, что заставила так долго ждать». По квартире сразу поплыл легкий пьянящий аромат духов.
В воскресный день после полудня на детской площадке перед городской библиотекой всегда полным-полно родителей с детьми. Некоторые папы играют с сыновьями в мяч, другие — папаши повальяжней — отдыхают на травке, не вступая в детские игры.
В это октябрьское воскресенье стояла особенно хорошая погода. И то, что Асакава увидел перед библиотекой, слишком уж походило на идиллию. Эти сцены из идеальной семейной жизни были настолько завораживающими, что Асакава едва удержался от соблазна бросить все и вернуться домой к жене и дочке.
Он поднялся на четвертый этаж в отдел естествознания и, побегав немного вдоль полок, набрал стопку книг. Усевшись за стол, он статью за статьей прочитал все основные материалы по распространению радиоволн. После этого Асакава уставился в окно и просто сидел и смотрел на проплывающие мимо облака. Сегодня он то и дело впадал в задумчивость. Бессвязные обрывки мыслей носились у него в голове, не давая сосредоточиться на самом важном. Это, наверное, от перевозбуждения…
Асакава поднялся с места. Он вдруг страшно соскучился по жене и дочке. Его охватило непреодолимое желание увидеть их лица. Ему осталось так мало времени… А как бы он хотел повозиться вот так же на лужайке со своей дочкой…
Он вернулся домой около пяти вечера. Сидзука готовила ужин. Занятая салатом, она не обернулась на звук открывшейся двери. Но по ее резким движениям даже со спины было заметно, что она недовольна, — на это у Сидзуки имелись веские причины. У мужа и так почти не бывает выходных, но вот наконец-то появляется свободный день, который можно провести с семьей, и тут муж вместо «доброе утро» говорит «я поехал к Такаяме» и уходит из дома. Немудрено, что в последнее время Сидзука не в лучшем состоянии — даже на выходных она вынуждена заниматься хозяйством и ребенком, потому что ее безответственный муж совершенно не помогает ей по дому. И ладно бы просто ушел, так ведь нет… что он забыл у этого несносного типа?!
Понятно, что Асакава мог бы постараться и придумать какую-нибудь отговорку — вовсе не обязательно признаваться жене, что он идет к Такаяме. Но, во-первых, ему никогда не удавалось обмануть Сидзуку, а во-вторых он хотел, чтобы жена в любой момент могла ему позвонить, если что…
Асакава вошел на кухню, взял дочку с детского стульчика, посадил к себе на колени и начал читать ей книжку с картинками. Малышка пока ничего не понимает, но постепенно копит в своей маленькой головке то, что слышит. Глядишь, к двум годам язычок развяжется, и малышка Йоко заговорит.
— Звонил агент по недвижимости, — сказала Сидзука, ни на секунду не переставая работать ножом.
— И что он хотел?
— Он спрашивал, не собираемся ли мы продать эту квартиру.
— А сколько он предлагал?
Эти звонки начались после резкого скачка цен, который случился пару лет назад. Теперь им довольно часто звонили агенты по недвижимости и уговаривали продать квартиру.
— Семьдесят миллионов йен.
Бывали времена, когда им предлагали и больше. Но даже если жена выплатит из этой суммы остаток кредита, у нее на руках останется еще немало денег.
— И что ты ему сказала?
Сидзука закончила возню с салатом и наконец-то повернулась к мужу, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем.
— Я ему сказала, что мужа нет дома, и я не могу ответить на его вопрос.
Всегда она так: «Вы знаете, мужа нет дома…», «я сперва должна посоветоваться с мужем…» До сегодняшнего дня Сидзука ни разу не принимала самостоятельных решений. А если он умрет? Что она будет делать?
— Так что мы будем делать? — эхом отозвалась Сидзука. — Может быть, действительно стоит продать нашу квартиру? На эти деньги запросто можно купить дом с участком в пригороде. Агент то же самое мне сказал, да я и сама знаю.
Вот она, их скромная мечта об отдельном доме: они продают квартиру в центре, покупают участок в пригороде, строят большой дом и разбивают вокруг него садик. Для малообеспеченных людей мечта так бы и оставалась мечтой, но квартира в центре города — это немалый капитал. При условии финансовой состоятельности желания имеют свойство исполняться. А пока желание не исполнилось, очень приятно просто поговорить о своей мечте — сразу такое впечатление, что все, чего ты хочешь, — вот оно, совсем рядом. Стоит только руку протянуть…
— И между прочим, самое время подумать о втором малыше…
Асакава знал в точности ту картину их будущего, которую нарисовала себе Сидзука: просторный деревенский дом; двое или даже трое детей — у каждого своя комната; огромная гостиная, такая, что, сколько бы гостей ни приехало, все поместятся…
Йоко заерзала у папы на коленях. Девочке не понравилось, что папа отвлекся и занят своими мыслями, вместо того чтобы читать ей книжку. Асакава продолжил прерванное было чтение.
«…Когда-то давным-давно Большую Трясину называли Болотным Берегом. Заросшее тростником болото тянулось до самого моря…» — Асакава читал, и слезы наворачивались ему на глаза. Он был готов на все, только бы осуществить мечту жены. Но времени у него — четыре дня. Сможет ли Сидзука перенести его внезапную, непонятную смерть? Знает ли она, как легко разбиваются самые заветные мечты?
В девять вечера жена с дочкой, как обычно, легли спать. Асакава сидел и размышлял над последними словами Рюдзи: «Зачем Такаяме понадобилось столько раз смотреть сцену с новорожденным? И старуха эта… „Нали ште раждаш догодина“, то есть „в следующем году родишь“… Интересно, тот, кто у них там родился, имеет хоть какое-нибудь отношение к плачущему младенцу из следующей сцены? Потом еще эти непонятные затемнения, которые повторяются через более или менее равные промежутки времени… Сколько они их насчитали? Штук тридцать, не меньше…»
Асакава решил еще раз посмотреть кассету, чтобы подсчитать точное количество «затемнений». Пусть методом научного тыка, но Рюдзи тоже изо всех сил старается, ищет разгадку. Там, где ему не помогает логика, Такаяма всегда может положиться на свою интуицию. Асакава же, в свою очередь, в полной мере обладал необходимой журналисту способностью терпеливо, шаг за шагом двигаться к истине. Он был гением методичного, скрупулезного расследования.
Кассета лежала в одном из ящиков письменного стола. Асакава достал ее и направился к видеомагнитофону. За секунду до того, как вставить пленку, он вздрогнул и опустил руку с зажатой в ней кассетой.
…стоп. Что-то не так…
Он не мог понять, что именно его смущает, просто неожиданно на полную мощность заработало шестое чувство… Еще когда он доставал кассету из ящика стола, у него появилось нехорошее предчувствие. Теперь же оно перешло в полную уверенность, что случилось что-то ужасное. Какое-то едва заметное, но роковое изменение…
…в чем же дело? Что изменилось?..
Сердце забухало в ушах.
…почему же так не везет? Все это не к добру… Давай же, соображай. Что тебя так напугало? Все, вспомнил! Я же перемотал кассету на начало, а теперь она промотана вперед почти на треть. Как раз там, где кончается запись. Кто-то посмотрел и не перемотал. Кто же это может быть? Кто в мое отсутствие…
Асакава в панике кинулся в спальню. Сидзука и Йоко сладко спали, свернувшись под одеялом. Асакава принялся тормошить жену, сильно тряхнул ее за плечо.
— Эй, проснись, проснись, тебе говорю! Сидзука! — прошипел Асакава. Если бы он не боялся разбудить дочь, он бы заорал во весь голос. Сидзука недовольно поморщилась и попыталась высвободить плечо.
— Сейчас же вставай!!! — Его голос исказился от злобы и страха настолько, что Сидзука проснулась, почувствовав, что что-то неладно.
— Ммм… Что такое? Что-то случилось?