— Мадемуазель де Сюржер. С неделю назад.
— Пробовала снова влюбить в себя Лесдигьера?
— И даже забрала его фигурку с собой, но, насколько мне известно, ее попытки безрезультатны.
— Этот орешек крепкий, не то, что его друг. Но этот важнее. Знаю, что у них уже есть пассии, обе протестантки, и угадываю в этом руку Монморанси. Хитер, шельма. Но когда-нибудь я доберусь и до него, быть может, даже еще скорее, чем он сам догадывается… А что это за кавалер приходил к тебе вечером, Козимо? Кто из наших дам так пленил его сердце?
— Тот, что был вчера? Ах, мадам, вы ведь знаете, я не должен посвящать посторонних в чужие тайны… — попытался уклониться от ответа астролог.
— Ну, ну, Козимо, не строй из себя духовного отца. Мне ты можешь говорить все без утайки, ведь мы с тобой давние друзья, к тому же я королева Франции и твоя госпожа, которая, кстати, тебе хорошо платит. Или ты решил, что деньги тебе уже не нужны? Коли так, Козимо, то я стану прибегать к услугам другого астролога, хотя бы того же Грантри, а тебя мне придется… отправить обратно в Италию, ибо ты мне станешь не нужен.
Руджиери поперхнулся. Флорентийка умела брать свое, он знал это, и бессмысленно было не подчиняться ее желаниям. В лучшем случае он оказался бы в опале и вдали от Парижа, в худшем… Он прекрасно знал, на что способна эта властная женщина по отношению к человеку, который посвящен почти во все ее тайны, но неожиданно выказал акт неповиновения.
— Итак, кто же этот дворянин? — обычным будничным голосом, будто бы ничего не произошло и никакая гроза только что вовсе и не собиралась над головой Руджиери, спросила Екатерина, пристально глядя в глаза астролога.
— Этот человек состоит в свите герцога Алансонского, вашего сына. Его зовут де Ла Моль.
И он бросил быстрый взгляд на королеву-мать, рассчитывая увидеть на ее лице живейший интерес, ибо ни для кого, а тем более для нее, не была тайной любовная связь Ла Моля с Марго. Но он ошибся и вместо этого увидел перед собой мертвое лицо истукана, высеченное из камня. Он думал вызвать взрыв негодования, но увидел только безмолвную фигуру пожилой женщины, с мелко подрагивающими пальцами рук, неподвижно сидящей перед ним. Совершенное хладнокровие и абсолютное спокойствие — вот что всегда было присуще королеве в самых трагических ситуациях, и что всегда приводило в изумление, трепет и страх тех, кому приходилось с ней общаться, будь то друзья либо враги.
И он сам опешил от такой неожиданности, хотя прекрасно знал о хитром, изворотливом уме флорентийки и о ее умении в любых ситуациях владеть собой.
Королева думала. О чем — Руджиери не знал, но догадывался, что о вчерашнем посетителе.
— Так ты говоришь, — произнесла Екатерина, сощурив глаза, — он унес статуэтку с собой?
— Да, — кивнул головой астролог.
— И кого же она изображала?
— Женщину.
— Мою дочь Маргариту?
Лгать не имело смысла, это только навредило бы Руджиери. И он сказал правду, ту, которую она уже и сама знала.
— Что же, она перестала его любить и нашла себе другого, коли он прибег к твоим услугам, а, Козимо?
И Медичи, без тени улыбки на лице, отрывисто рассмеялась, от чего затрясся ее второй подбородок и заколыхались серьги в ушах.
— Это мне не известно, — ответил Руджиери, — мое дело — выполнять заказ, а не интересоваться сердечными делами своих клиентов. Но, думаю, что все обстоит именно так, как вы сказали, мадам.
Он проводил ее до выхода, где ждали носилки. Усевшись, она откинулась вглубь и, вновь бросив взгляд в сторону Ратуши, зловеще прошептала, улыбаясь:
— Ну, вот я и добралась до тебя, красавчик.
Снова рассмеялась и прибавила:
— Теперь вместо одного врага я избавлюсь сразу от двух.
И, приказав трогаться, задернула штору.
Новый заговор принял угрожающие размахи. Тюренн и Торе пообещали Ла Молю, что приведут под стены Венсена пятьсот гугенотов и, если понадобится, штурмом возьмут замок. Ла Моль довел об этом до сведения герцога, а сам, взволнованный грядущими событиями, со страхом думал о последствиях. Что касается Маргариты, то здесь он решил занять позицию наблюдателя, выжидая, когда сердце королевы Наваррской оттает и она вновь станет оказывать ему знаки внимания.
Шарлотта де Сов сделала все возможное для того, чтобы ласками вновь вернуть непостоянного любовника, и когда тот, изможденный, блаженно отдыхал рядом с ней в упоении, она вкрадчивым, медовым голоском спросила, почему так долго его не видела, и отчего он так непривычно возбужден и часто хмурится, что мешает ему выполнять его прямые мужские обязанности в ее объятиях. Ла Моль пробовал вначале отмалчиваться и отнекиваться, ссылаясь на занятость и дурное самочувствие, но она так настойчиво просила довериться ей, уверяя в неизменных дружеских чувствах, клянясь в вечной любви, что он, в конце концов, сдался и рассказал о готовящемся заговоре, и о его участии в нем. Это и было причиной его дурного настроения, вызванного ответственностью за содеянное, граничащую со страхом.
Баронесса успокоила Ла Моля как могла, убаюкав ласками, и сказала, что весьма сочувствует и переживает за успех дела любимого настолько, что готова даже предложить свою помощь, коли в этом возникнет необходимость. Выудив, таким образом, все сведения, касающиеся подробностей заговора и даты его осуществления, Шарлотта мирно уснула в объятиях Ла Моля, а утром, выпроводив его, вышла из спальни, приказала камеристке Терезе убрать комнату, а сама, поглядев по сторонам, не наблюдает ли кто за ней, торопливо направилась в покои королевы-матери.
Бюсси в компании молодых людей играл в мяч на площадке близ замкового парка, когда неожиданно подошел лакей придворного штата королевы и попросил уделить ему несколько минут. Бюсси, недоумевая, отошел с ним, и тот сообщил, что его послала некая дама; она просит графа о встрече в восемь часов вечера в саду, в центральной аллее. Посланник прибавил: свидание это весьма важное, и особа, пославшая его, очень надеется, что господин граф не забудет о ее просьбе. Сказал — и исчез, оставив Бюсси в раздумьях, ибо сегодня у него было свидание с другой дамой.
Поразмыслив немного и вспомнив слова лакея о важности предстоящей встречи, Бюсси, не понявший, отчего дама попросту не прислала ему записку, решил, что сумеет оправдаться перед своей возлюбленной, сославшись на неотложные дела, например, на беседу с маршалом или самой королевой-матерью, назначенной на то же время. Верный себе, как искатель приключений, он подумал: ничего плохого не будет в том, что он обзаведется еще одной любовницей, а что к этому идет — у него не было сомнений.
Решив, таким образом проблему, он со спокойной совестью продолжил игру, ответив партнерам на вопрос, что сегодня вечером его зовет в загородную резиденцию кардинал Карл Лотарингский.
Ровно в восемь Бюсси, верный своему принципу никогда не ходить на свидание без кольчуги, шпаги и кинжала, пришел, как его и просили, на центральную аллею сада, слабо освещенную из окон дворца. Бюсси надел костюм, в котором редко появлялся в обществе. Кроме того, он спрятал лицо под маской и низко надвинул шляпу на глаза. Теперь его никто не узнал бы, а значит, и не сообщил бы любовнице, что встречу с кардиналом Бюсси променял на вечернюю прогулку по саду. Предосторожность оказалась вовсе не лишней, ибо ему действительно повстречались некоторые знакомые, любители прогулок при луне; но никто не узнал его или, во всяком случае, сделал вид, что не узнал, поскольку такие маскарады устраиваются неспроста.
Пройдя шагов тридцать по аллее в гордом одиночестве и уже начиная думать, не шутку ли кто вздумал с ним сыграть, чтобы поссорить с дамой сердца, неприметно следящей в эту минуту из укрытия, Бюсси услышал справа шорох ветвей и остановился, положив на всякий случай руку на эфес шпаги.
— Кто здесь? — негромко спросил он.
— Это вы, господин граф? — так же тихо ответил ему не знакомый женский голос из кустов.
— Если вам нужен Бюсси Д'Амбуаз, то это я.
— Значит, я не ошиблась, — вновь послышался голос. Посмотрите, не следит ли кто за вами, и идите сюда.
— Куда?
— Ко мне, прямо через кусты.
Бюсси тихо засмеялся, огляделся по сторонам и нырнул через живую изгородь прямо туда, откуда его звали.
— Вот и вы, слава богу, — снова проговорила незнакомка.
Бюсси поглядел на женщину, стоящую перед ним, и не узнал ее. Одета она была как служанка и стояла в тени, так что лица ее он не видел.
— Что же дальше? — задал он вполне резонный вопрос.
— Это я просила вас прийти.
— Вы? — протянул Бюсси. — Вот как! Любопытно…
— Идите за мной, — поманила его рукой незнакомка. — Здесь есть маленький павильончик, там нам удобно будет разговаривать, потому что оттуда просматриваются все тропинки, и нас некому будет подслушать.
— Но я все же хотел бы знать… — начал было Бюсси, но она приказала ему молчать, приложив пальчик к губам.
— Тс-с! Не говорите ни слова. Скоро вы все узнаете, а сейчас идите за мной.