Зато железное дерево, не очень высокое, но мощное, кряжистое, с налитым темной силой стволом, перебралось сюда явно из Куша или Зембабве. Оно стояло в полном одиночестве на восточной границе сада, и почва вокруг него была сухой, лишенной покрова трав и мха.
В остальных же местах и трав, и мхов, а также лишайников, папоротников, кустов и цветов, пышных и ярких или совсем скромных, вполне хватало. Если б Конан еще смог как-то перечесть деревья, то для остального зеленого воинства эта задача казалась неразрешимой. Всевозможные травы и цветы покрывали землю у подножий стволов, торчали меж живописно разбросанных камней, окаймляли узкие песчаные дорожки, теснились рядом с водой, у родника и маленького озера; буйное и необозримое изумрудное королевство, в котором Учитель знал каждый стебелек, каждый лист и каждую ветвь.
Вначале Конан думал, что сад служит старцу местом отдыха и средством пропитания - его плодами можно было бы накормить не один десяток людей. Но однажды утром, когда Учитель направился после трапезы в свой зеленый оазис, киммерийцу довелось узнать об истинном его назначении. Нет, не прохлада и свежий воздух, не сочные фрукты, не цветочные ароматы и даже не красота являлись главным богатством сей удивительной рощи; она предназначалась для более серьезных дел, чем созерцание деревьев и трав или отдых под тенистыми ветвями. Сад, как и все, что окружало наставника, был средоточием астральной Силы.
В один из дней они неторопливо брели по дорожке мимо строя цветущих и усыпанных плодами яблонь, направляясь к гигантскому дубу, чья раскидистая крона торчала над зелеными шапками более мелких собратьев, словно кровля главной замковой цитадели над угловыми башнями и донжонами крепости. Дуб этот стоял посреди поляны, обрамленной с севера овальной линией других дубов и буков; почему-то он казался Конану похожим на камень, заложенный в огромную пращу. С южной стороны поляна резко обрывалась; склон горы, каменистый и безжизненный, отвесно шел вниз. Там, на глубине десяти или двенадцати длин копья, расстилался песок.
- Помнишь, что я говорил тебе о Силе? - насупив густые брови, старик взглянул на своего ученика. - О той божественной эманации, что истекает из вечного астрала? Она дарована всем, и людям, и неразумным тварям, и тому, что растет на земле, на дне океана или в глубине пещер. Даже камни, песок, вода и льды поглощают ее... Но! - Он поднял сухой палец и покачал им перед носом. - Но ты должен знать, что и люди, и камни, и деревья по-разному накапливают Силу. Сейчас я веду речь не о том, парень, что одни умеют пользоваться божественным даром, а другим оное почти недоступно... Старец протянул руку, и большое яблоко сорвалось с ветви, угодив прямо в его ладонь. Он сунул плод киммерийцу и продолжал: - Нет, я говорю не о сознательном владении астральной силой, а о том, что в одних вещах ее собирается больше, в других меньше; одни притягивают ее, высасывают, поглощают, накапливают, другие - отбрасывают, отдают...
Конану эти речи представлялись смутными и не относящимися к главному - к науке убивать. К примеру, поучение о клинках, которые нужно было носить за плечами, выглядело куда более конкретным и полезным! Тем не менее, он решил выказать интерес к словам наставника, пусть не совсем понятным, но, без сомнения, мудрым.
- Отбрасывают? - повторил он, наморщив лоб. - Как, Учитель?
- По-разному, парень. Иногда так, как летит копье и стрела, или так, как движется щит в руках воина, как мчится гонимая ветром волна... Гладко, плавно, непрерывно - или скачком, подобно поднятой в галоп лошади.
И эти слова были непонятными, хотя Конан уже научился ощущать Силу, о которой толковал Учитель. То была не привычная ему мощь собственных мышц, а нечто иное, таившееся в нем самом и в окружающем мире; некая незримая субстанция, которую он еще не умел посылать в цель словно брошенный дротик, но уже мог концентрировать, прокатывать теплой волной от темени до пят, направлять к ладоням, пальцам - и дальше, в клинок или древко копья, которое держал к руках. Он научился чувствовать ее приливы и отливы, напоминавшие бег океанских валов, гонимых из небесного пространства невидимым ветром. Несомненно - как и утверждал наставник - то было божественное дыхание Митры, Великого, Светозарного, Могущественного, способного повергнуть и Сета, Змея Вечной Ночи, и темного Нергала, и Ледяного Гиганта Имира, и, вероятно, даже грозного Крома, повелителя Могильных Курганов... Впрочем, все эти страшные божества могли оказаться лишь разными обличьями Владыки Света, в которых ему угодно было принимать поклонение людей. По словам Учителя, Митра вовсе не являлся вселенским воплощением доброты; он был хранителем Великого Равновесия, необходимыми частями коего были и Добро, и Зло.
Они подошли к огромному дубу, и старец, коснувшись ладонью черной бугристой коры, сказал:
- Ты видишь источник Силы, дарованный нам Митрой... - он поднял руки вверх, на уровень груди, обратив их ладонями друг к другу, и нараспев произнес: - Омм-аэль! Да славится Великий!
- Омм-аэль! - покорно повторил Конан, с интересом наблюдая, как воздух меж ладонями Учителя потемнел, словно там сгущалась крохотная грозовая тучка.
- Омм-аэль! - снова воскликнул старик и резко выдохнул. Теперь перед ним плавало не темное сгущение, а маленький ослепительный шарик, куда более яркий, чем тот, что горел в очаге. Внезапно он вспыхнул еще сильнее, и на юг, в пустыню, метнулась молния - ослепительный столб света, напоминавший чудовищное копье. В лицо киммерийцу пахнуло жаром, он инстинктивно зажмурился, а когда открыл глаза, барханы внизу, в тысяче шагов от него, дымились. Но не только дымом был помечен след огненного потока; там, где он пролетел над пустыней, в лучах солнца блестела стеклянистая полоса оплавленного песка.
Молния! Подобная тем, которыми Рагар бился с демонами разбушевавшегося вулкана! Только более мощная, более яркая, более стремительная...
- Отец мой! - Конан, потрясенный, взглянул на спокойное лицо старика. - Я тоже так смогу? Когда?
Тот слабо улыбнулся и опустил руки.
- Так - не скоро... лет через сто или двести, если Митра удостоит тебя долгой жизни... - Наставник протянул руку и потрепал Конана по плечу. - Слушай и не отвлекайся по пустякам, парень! Запомни: дуб собирает Силу собирает и отдает ее человеку. Буки, грабы и клены тоже, но дуб щедрее всех... Видишь, как посажены эти деревья? - Старик кивнул на плавно изгибавшуюся линию темных стволов и зеленых крон. - Они накапливают астральную эманацию и пересылают сюда, своему старейшине... - Ладонь наставника вновь погладила бугристую кору. - А я взял у него все накопленное и выплеснул в пески! Ты сам видел, что получилось, да?
- Да, - подтвердил Конан.
- Омм-аэль! Хорошо! Значит, ты убедился, что Сила годится не только для того, чтобы кипятить воду в котелке.
- Клянусь Кро... - Конан проглотил окончание. - Я никогда так не думал! Ты же знаешь, Учитель, я делаю все, что велено тобой... и я уже чувствую.... чувствую.... - у него не хватало слов.
- Чувствуешь? - Глаза старца сверкнули. - Да, чувствуешь, я знаю! Ты быстро учишься, парень... Ну, теперь ты понял, на что может подвигнуть смертного дыхание Митры? Что может творить владеющий Силой? - Старик вытянул руку, указывая на блестящую полосу, что уходила к горизонту.
- Может разрушить крепость... сжечь город... - прошептал Конан, будто зачарованный.
- Десять городов, если призвать на помощь все это воинство, наставник повернулся и плавным жестом обвел теснившийся перед ними строй дубов. - Для тебя, однако, подобное еще недостижимо; ты должен научиться концентрировать собственную эманацию и принимать помощь хотя бы от одного дерева.
Он вновь двинулся по тропинке, что извивалась по всему саду, от родника и озера на западном конце до железного дерева на восточном. Конан шел следом за наставником, отступив на шаг.
- Итак, запомни: дуб даст тебе Силу, сосна оттянет ее избыток, яблоня разравняет, распределит меж членов тела, погрузит в покой... Яблоня доброе дерево, самое доброе среди всех... запомни это, Секира... поднять холодную сталь на яблоню - все равно, что зарубить младенца... яблони должны умирать сами, как люди... от старости, бури или небесного гнева...
Наставник еще что-то пробормотал себе под нос, но Конан не расслышал. Они поднялись на яблоневый холм и шли теперь мимо фруктовых деревьев, что росли на самой вершине. Старик махнул на них рукой.
- Эти все лечат, посылая целительную Силу в определенные места... Персик собирает ее в груди, абрикос и слива - в животе, фиги в горле; виноград же излечивает тех, кто страдает бессилием.
- А огромные деревья из-за моря? - Конан повернул голову к озерцу, над которым возносились гигантские колонны секвайн.
- О, они любимцы Митры! Если встать между ними в ясный полдень или звездную ночь, можно услышать не только дыхание, но и голос пресветлого бога! Однако я редко хожу к ним... лишь когда Он велит...
- Он? - прошептал киммериец. - Ты хочешь сказать, Учитель...
- Да. Что тут удивительного? Каждый может говорить с богом, и не только мне Митра шлет свои повеления. Одни выслушивают их у алтарей, другие - во сне... а я - тут, рядом с дубом у своей пещеры или около Небесных Стражей... Место не хуже прочих, а?
Конан покачал головой.
- Не думаю, что те, кто бездельничает в храмах и бьет поклоны у алтарей, в самом деле удостаиваются милости Митры. Эти ублюдки наложили бы в штаны от страха, заслышав голос Светозарного! Пожалуй, Учитель, ты единственный человек, с которым Митре есть о чем поговорить!
- Хмм... единственный... Это было бы печально, Секира! Тем более, что вряд ли я принадлежу к человеческому роду. Слишком много прошло времени... слишком много... и я наполовину уже там... - Старик поднял глаза к небу, и на лицо его легла печать умиротворения и тихой грусти.
Покинув сад, они начали подниматься по лестнице, что вела к пещере и на тренировочную площадку. Наставник больше не произнес ни слова; молчал и Конан, размышляя над странной обмолвкой своего Учителя.
17. ПОСТИЖЕНИЕ
Тот день запомнился Конану надолго.
Утром он, как всегда, почистил овощи, уже без удивления отметив гигантские размеры моркови и свеклы; что касается капустных кочанов, то ими, пожалуй, можно было бы заряжать катапульты. Странно, но теперь, по прошествии полной луны, ему совсем не хотелось ни мяса, ни вина; вкус овощной похлебки и сладковатых лепешек из плодов хлебного дерева сделался привычным и уже не пробуждал тоску по жаркому. Впрочем, Конану было известно, что мясо, вино и прочие радости жизни не находились под запретом для Учеников - они странствовали в миру и принимали все, чем мир мог одарить их, от чаши хмельного до женских объятий. Членство в незримом ордене слуг Митры не требовало аскезы или нарочитого отказа от плотских удовольствий; во всяком случае, это каждый решал сам для себя - так, Рагар предпочитал умеренность в еде, а Маленький Брат, веселый бритунец, любил поесть и выпить. Ученики были разными людьми и, кроме тайн Великого Искусства, их объединяли только две вещи: служение Митре и обет не совершать напрасных убийств.
Итак, в то утро Конан набрал в котелок воды, бросил в него нарезанные овощи и подвесил к треножнику над чистыми камнями очага. Выпрямившись, он собирался уже отступить в сторону, освободив место для Учителя, который вызывал огонь, но вдруг сильная сухая ладонь старца легла на его плечо. Он снова присел перед котлом, вывернув шею и глядя на своего наставника снизу вверх; тот имел вид торжественный и странный - пожалуй даже, праздничный.
Некоторое время они пристально смотрели друг на друга: взгляд янтарно-золотистых зрачков все глубже проникал в синие глаза киммерийца, пока тот не моргнул в недоумении.
- Готов? - спросил Учитель, и Конан снова моргнул, все еще не понимая, чего хочет старец. Но тут рука наставника повелительно протянулась к очагу, и он сообразил, что его ждет.
Этот молчаливый приказ не вызвал у Конана удивления, ибо в последние дни чувство нерасторжимой связи с астральными потоками все усиливалось и крепло. Теперь, во время долгих своих медитаций, он начал ощущать не только нисходившие с небес волны тепла, но и невидимую энергию, источаемую деревьями, травами, водой и камнями - верный признак того, что дар великого Митры прорастает в плодородной почве. Иногда вибрации астрала заставляли трепетать каждый его волосок, каждую мышцу; плоть изнемогала под бременем сладкой тяжести, и Конану казалось, что еще немного, и что-то мощное, стремительное, ослепляющее вырвется наружу, покинет его тело, умчится в пространство...
Глубоко вздохнув, он повернулся к очагу, расставив руки привычным уже движением: ладони словно бы превратились в две неглубокие чаши, направленные друг к другу, пальцы плотно сжались, расслабленные мышцы ловили первые признаки тепла.
Знакомое покалывание в висках, потом - жаркий вал, накативший с затылка... Он успел мысленно оседлать это неистовое течение; теперь он как бы мчался на гребне огромной волны, странным образом направляя ее своим желанием - туда, к ладоням, к пальцам, к двум чашам из живой плоти! Он чувствовал, как Сила струится вниз, раздваиваясь меж ключицами; он проследил оба потока, что нисходили по предплечьям к локтям и, плавно огибая их, устремлялись в кисти. Словно речные воды, мелькнуло в голове; да, словно речные воды, заполняющие каналы, рвы и совсем мелкие канавки...
Он ощутил тепло в ладонях, в кончиках пальцев; спустя мгновение кожу стало жечь, и это чувство было новым - раньше он не подходил к опасному пределу, когда скопившуюся в теле эманацию требовалось непременно извергнуть в пространство. Теперь дороги назад не было.
- Давай! - раздался резкий голос Учителя. - Давай, Секира!
"Рази!" - послышалось ему; и Конан с хриплым яростным стоном изверг два огненных острия, два синеватых полупрозрачных лезвия, стремительных и смертоносных, как стальные клинки. Они сшиблись друг с другом, оторвались от его ладоней, закружились, слились, вспыхнули, источая пламенный жар... Поспешно убрав руки, киммериец откинулся назад, расширенными глазами уставившись в очаг - туда, где под днищем бронзового котелка повисла сияющая сфера. Шарик этот казался крохотным солнцем, струившим потоки света и тепла, и камни рядом с ним стали наливаться багровым.
- Ты не поскупился, - заметил наставник и прищелкнул пальцами сияние сразу сделалось слабее. - Да, ты не поскупился, Секира! Еще немного, и камни расплавились бы вместе с котлом! - Он поглядел на Конана, в изнеможении сидевшего на полу. - Но я доволен! Омм-аэль! Великий щедро отпустил тебе свои дары, и ты отдаешь их с той же щедростью! Но не всегда это полезно... ты можешь низвергнуть замок нечестивых, прибежище Зла, или сварить похлебку... и каждое дело требует ровно столько Силы, сколько нужно для его исполнения, не меньше, но и не больше. - Прикоснувшись к плечу Конана, он поинтересовался: - Сумеешь встать? Ноги держат?
Киммериец поднялся. Ноги держали его, но плохо; несколько мгновений он стоял, покачиваясь, борясь с подступившим головокружением.