93720.fb2
Таким образом, каплю за каплей я собирала военные силы и сформировала огромную армию возмездия, не возбудив в Мариле ни малейших подозрений. Здесь указаны точные цифры, перечислено все, что в настоящий момент находится в моем распоряжении. По самым скромным подсчетам, кораблей сто примут участие в бою только под моим флагом, но еще больше присоединятся к нам, когда увидят первый успех. С воинами и галерными рабами проблем нет, их тысячи. А мои рабочие трудятся день и ночь, чтобы изготовить к сроку как можно больше оружия и доспехов…
— Все, что ты говоришь, разумеется, впечатляет, — прервал ее Конан, — но, тем не менее, на стороне императорского флота все равно будет значительный перевес. Насколько я понял из просмотренных документов, правители шести крупнейших городов империи все еще остаются верными Нетистену. Не говоря уже о том, что большинство мелких королевств находятся под его прямым контролем. Он может легко набрать флот в три раза больше нашего. Флот, где каждый корабль — первоклассное военное судно. Ему достаточно вызвать своих вассалов и потребовать, чтобы они выполнили долг перед императором, оказав ему поддержку. А с людскими резервами дела у нас обстоят еще хуже.
Конан усмехнулся, глядя на гору документов.
— Демоны зелёные! Да если Марил поскребет по сусекам и вычистит все до крошечки, как это сделала ты, он соберет флот не менее, чем в четыре раза больше нашего и обеспечит его достаточным количеством людей. Когда я в прошлый раз был здесь, на островах, мне уже представился случай убедиться в том, что, несмотря на всю дерзость и гениальность, нельзя победить врага, ресурсы которого значительно превосходят твои собственные. В конце концов, все решает соотношение людей. Оно должно быть, по крайней мере, один к одному, то есть человек против человека. И тогда победит сильнейший, а более слабый погибнет.
— Разумеется, ты прав, — нетерпеливо прервала Эфрель мрачные прогнозы своего генерала, — но, как я тебе уже говорила, мне подвластны не только человеческие силы. На этих исписанных свитках пергамента нет и намека на скрытые до поры до времени резервы, которыми я воспользуюсь в нужный момент. Но для этого еще не настало время. Их можно вызвать лишь при самой большой необходимости.
Она сделала паузу, чтобы насладиться явной заинтересованностью Конана.
— Послушай, Конан, подумай лучше, как привести в боевую готовность мои морские силы. Я знаю, твой гений сможет выковать из этих разрозненных кусочков единый монолит — армию, которая победит, несмотря на малочисленность моего флота, собранного по крохам. В награду ты получишь королевство и власть, которая в империи будет уступать только моей. Следи за порядком в подчиненных тебе войсках и не говори мне ни о балансе сил, ни о прочей мути. Уверяю тебя, когда придет срок нанести удар, я сумею обеспечить нам преимущество. Перевес будет на нашей стороне. Простые смертные даже предположить не могут, из каких таинственных государств Эфрель вызовет себе на помощь непобедимые силы. Те, кто откликнется на мой призыв, наголову разобьют Марила, несмотря на все его жалкое преимущество.
Конан прервал ее хвастовство.
— Интересно, что собой представляют эти сверхъестественные силы, которые, как ты утверждаешь, тебе подвластны? И, если они столь могущественны, зачем тебе понадобился я?
Эфрель почувствовала вызов в его вопросе, но вновь уклонилась от прямого ответа. Снова на ее, безобразном лице появилось некое подобие хитрой улыбки.
— Позже, Конан… Придет время, и я доверю тебе все свои тайны. Тогда я расскажу тебе все. Ну, а теперь настал час рассвета.
Ни с чем невозможно спутать атмосферу в тюремных темницах. Даже человек, который слеп и глух, обязательно почувствует ее в воздухе, хотя он не увидит ни толстых стен, ни крепких засовов, не услышит ни проклятий, ни мольбы, ни бряцания цепей. Тюрьмой может быть и зловонная дыра в мрачном подземелье, и по-королевски роскошные покои, несмотря на все их удобства и пышность. Независимо от своего местонахождения и уровня комфорта, любое место заточения лишает своих обитателей двух бесценных прав: права на свободу и права на человеческое достоинство.
Каким бы ни был застенок, это — преграда. Будь то заржавевшая цепь, глухая стена, надежная охрана или просто подобострастный, но несокрушимый служитель у двери роскошных хором. Определенные барьеры подавляют волю заключенного, как бы говоря ему:
— Вот сюда ты можешь идти, а туда уже нет. Вот это ты можешь делать, а это не смей.
Мало того, что неволя крадет у человека возможность выбрать для себя, что делать и как поступать, она еще лишает его достоинства независимой личности. Именно поэтому и возникает во всякой тюрьме та характерная прогорклая атмосфера, миазмы невидимого напряжения, состоящего из ненависти и страха, апатии и боли, несбывшихся надежд и невыразимого отчаяния.
Мкори болезненно ощущала это. Ее сердце бешено колотилось. Все существо охватила непонятная паника. Следуя за неторопливыми охранниками, девушка учащенно дышала. Может быть, ей не хватало кислорода?
«Как здесь душно, — тоскливо подумала Мкори. — Нет ни свежего воздуха, ни солнечного света, ни друзей. Только подкрадывающаяся смерть от удушья». — Вздрогнув, она постаралась отогнать от себя эту болезненную мысль. Спускаясь по лестнице, девушка старательно подобрала складки шелкового платья, боясь, что оно может прикоснуться к склизким стенам каземата и вобрать в себя многовековую боль и страдание, осевшие на серых камнях.
Мкори поежилась, поплотнее закутавшись в легкий плащ, закрывавший ее белые плечи. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Наверное, она просто замерзла. Девушка заметила, что по шее идущего впереди конвоира стекают струйки пота, исчезая за грязным засаленным воротником потрепанного обмундирования.
Шесть бдительных стражников ожидали ее с внешней стороны тяжелой двери, ведущей к подземной темнице, из которой не было другого выхода. Они держали оружие наизготовку, с подозрением глядя на приближающихся посетителей. За произнесенным паролем последовал правильный отзыв, и вновь прибывшие двинулись дальше. Стражники несколько расслабилась, когда узнали в пришедшей дочь своего императора.
— Он спрашивал о вас, госпожа, — галантно сообщил ей капитан стражи и посмотрел в глазок толстой двери. Внутри стояли еще четыре солдата.
— Все в порядке. Откройте, — приказал им офицер. — Госпожа Мкори пришла навестить узника.
Командир стражи отомкнул ключами два массивных замка со своей стороны, в то время как солдаты отодвигали громадные задвижки изнутри. Внутренний караул отступил назад, освобождая путь начальству. Еще одна дверь из толстых деревянных брусьев. Стражники напряженно следили за тем, как медленно поворачивался ключ в замке. Наконец и эта последняя дверь со скрежетом отворилась. Однако так тщательно опекаемого обитателя темницы видно не было.
Капитан предупредительно пропустил внутрь знатную даму, предварительно напомнив:
— Пожалуйста, госпожа, не больше половины колокола. Приказ вашего отца, вы же знаете.
Она рассеянно кивнула и шагнула через порог.
Снова прочувствовав всю безнадежность пойманной в клетку пичуги, девушка тоскливо подумала, доведется ли ей еще когда-нибудь встретиться с любимым вне этих холодных теней. Войдя в темноту, она нежно позвала:
— Лейжес!
Никакого ответа.
Довольно просторная подземная камера была погружена во мрак, если не считать единственной тускло горящей мерцающей лампы и огня факелов снаружи.
Когда широко раскрытые глаза девушки немного привыкли к темноте, ей удалось различить спартанскую обстановку каземата. Это не была сырая яма, где пленников оставляли гнить в цепях. Однако за всю длинную историю темницы ни одному узнику не удалось сбежать отсюда. Здесь монархи и императоры Турана обычно содержали политических преступников, угрожающих трону или спокойствию государства. Здесь у узника не оставалось никакой надежды на побег. И в то же время это место было предназначено не для обычных злоумышленников, а для таких, чей ранг требовал уважения к арестованному и оказания ему определенных привилегий. Смерть, конечно, самый надежный страж, но популярность некоторых заключенных была настолько велика, что, казалось, целесообразнее сначала немного подержать их в темнице в ожидании момента, когда страсти улягутся, симпатии публики поостынут и можно будет покончить с надоевшим врагом без шума.
Мкори пыталась рассмотреть неподвижную фигуру, вытянувшуюся на узкой кровати. Она подошла поближе и встревожено позвала:
— Лейжес!
Молодой человек вздрогнул, когда девушка, наклонившись, легко прикоснулась к его плечу. Он глухо зарычал и, не открывая глаз, ударил ее.
Мкори вскрикнула. Юноша проснулся от вспышки собственной ярости.
— Мкори, это ты? Клянусь Хорментом, мне очень жаль, что я напугал тебя. Мне как раз снился страшный сон…
Удрученно замолчав, он рассеянно запустил пятерню в растрепанные черные волосы и отер холодный пот с заросшего щетиной лица. Затем Лейжес протянул руку и, не глядя, нащупал стоявший у постели кувшин с водой.
— Мне не хотелось бы зажигать огонь, дорогая, поскольку нахожусь в столь незавидном положении… — извинялся он. — Я действительно не ожидал увидеть тебя раньше, чем завтра. Иначе я навел бы здесь порядок… Послушай, а что ты здесь делаешь посреди ночи? — В его голосе зазвучали истеричные нотки. — Мкори, ничего не скрывай от меня! Они…
Мкори быстро наклонилась к возлюбленному, торопясь его успокоить.
— Нет, Лейжес! Прекрати, пожалуйста. Еще ничего не изменилось, папа еще ничего не решил. — Ее глаза подернулись легкой дымкой грусти. — Лейжес! Сейчас совсем не ночь, сейчас — полдень.
Лейжес выругался и вскочил на ноги.
— Подожди, я зажгу свет. Ты говоришь, полдень… Проклятие, я слишком долго спал. Вот увидишь, мы устроим и здесь ясный день. Солнечный полдень, если пожелаешь. Тут внизу я становлюсь похожим на корень древнего дерева, хотя скорее уж на гриб. Впрочем, какая разница? Я ем, когда голоден, сплю, когда устал. А последнее время я не бываю слишком голоден и в основном сплю. Когда-нибудь я просто перестану просыпаться, буду храпеть все дни напролет, пока мир за стенами этого бастиона не забудет о том, кто такой Лейжес. Ну, вот смотри. Две лампы для утра, три для полдня, и я погашу одну, когда будет вечер. Ты говоришь, что сейчас полдень. Значит, надо зажечь все три.
Он повернулся к девушке и увидел отразившийся в ее глазах ужас. С горечью Лейжес понял, что его слова граничат с бредом сумасшедшего. Расправив помявшуюся одежду, он пробормотал успокаивающе:
— Прости меня, моя милая. Этот ночной кошмар все еще будоражит нервы. Я уже привык говорить сам с собой здесь внизу и совсем забыл, как надлежит вести светский разговор, — он криво усмехнулся.
Мкори в ответ вся засияла, на ее лице отразилась надежда.
— Извини, я напугал тебя, — продолжал Лейжес, пытаясь отогнать от себя воспоминания о кошмарном сне.
Стоило ему заснуть, как перед его глазами постоянно вставало одно и то же видение. Юноша видел себя беспомощным избитым рабом, загнанным в ловушку и лежащим, скорчившись, в темном углу мрачного подземелья. Каждый раз он вздрагивал, заслышав шаги палачей, приближающиеся все ближе и ближе. Они никогда не успевали дойти до двери. Лейжес начинал кричать раньше и в безумном ужасе просыпался от собственного крика.
Его мучил страх, что однажды они войдут. Однажды раб не успеет проснуться. Молодой человек поежился. Он понимал, что начинает потихоньку сходить с ума. Все его сознание было поглощено ожиданием. Лейжес ждал, что рано или поздно его выведут и тихо убьют, как какого-нибудь приговоренного к смертной казни уголовного преступника. Больше всего юношу пугало то, что он не сможет владеть собой и враги увидят его ползающим на коленях, пресмыкающимся, вымаливающим пощаду.
Лейжес знал, что не боится смерти, даже такой бесславной, какая, без сомнения, ожидает его. Конечно, она отвратительна. Конечно, надо бороться за жизнь до последнего вздоха. Куда торопиться? Но он не боится смерти! Так почему же такие кошмары во сне? Откуда эти мысли о трусости? Может ли кто-нибудь сказать наверняка, как встретит свой последний час? Это заточение в подземелье в полном одиночестве, постепенно поглощало его мозг. Может быть, и мужское достоинство тоже гниет понемногу? Возможно, через месяц или два… В тысячный раз он проклинал судьбу за то, что враги взяли его живым.
Но в подземелье уже не было тишины. Кто-то разговаривал. И разговаривал явно с ним. Это Мкори. Боги! Он просто забыл о ее присутствии. Надо как-то исправлять положение. Надеясь, что гостья не обратила внимания на его отвлеченное молчание, Лейжес начал улыбаться и вдруг понял, что по-идиотски ухмыляется вот уже несколько минут. Заметила ли она это? Похоже, нет. Станет ли Мкори вести себя иначе по отношению к тому, кто потихоньку начал сходить с ума? Он заставил себя сосредоточиться на ее торопливо нервозном пересказе свежих дворцовых сплетен о событиях последней недели. О вновь появившемся трубадуре, о бале и прочих пустяках…