Но что, если этот человек любуется пиками Альп, но его ощущения не выражаются словами?
Господь бог с мыслеприемником видит вместо разборчивых слов неясные иероглифы, называемые в обиходе статикой.
В колледже КХВ Лейфа учили, что волны, соотносимые с определенными звуками, называются логиконами, или словоформами.
И тогда молодому доктору Баркеру пришло в голову поискать символы для остальных образов.
Он не нашел ничего -- вернее, машина не могла воспринять то, что он искал. К предвиденной фантастами телепатии мыслесчитка имела весьма отдаленное отношение -- скорее пародия на нее, насмешка над надеждами человечества.
Вы читаете фразу -- и она обрывается на полуслове, а слово -на полузвуке. Пауза, которую вы видите, наполнена напряженными раздумьями, но человек чаще думает образами, чем словами, а машина способна читать лишь слова. Крохотные островки смысла окружены на ленте океанами пустоты.
В течение десяти лет пользуясь мыслеприемником, Лейф пришел к выводу, что нужна иная машина.
Нужен аппарат, способный улавливать и распознавать
А теперь добавьте все чувства, вызванные созерцанием красоты или уродства, все ощущения -- закат над морем, кусочек бифщтекса на языке -- чтобы эти мириады нюансов слились в одно: эстетикон. Сложите их с таящейся в нас сетью символов, знаков, ассоциаций, и что вы получите? Семантикон: мысль-значение. Представили? Это не так сложно. Значение, или, иначе говоря, смысл -- в действии. В движении. В смене символов. Вздымаются и рушатся идолы, и лишь в их рождении, жизни и смерти -- человек, идущий сквозь время и пространство и, быть может, иные измерения, явленные лишь смутно и далеко не всем. Так если это правда, думал Лейф, как создать машину, которая могла бы улавливать отдельные символы, сплетая их в общую картину. А если такая машина и будет построена -- как она передаст семантикон наблюдателю, чтобы тот уловил миллионы значений одного слова, одного
Лейф подозревал, что вопрос поставлен неверно. Не "что" -"кто". Ответ был слишком очевиден. Такую машину он видел сегодня утром. Четыре таких машины. И из-за своей занятости -- или глупости -- упустил возможность изучить их. Возможно, навсегда. Вздохнув, Лейф согнулся над записью мыслей Даннто. Как он и ожидал, там не было ничего неожиданного. Сандальфон был всего лишь человеком, а люди, против собственных ожиданий, не так уж отличаются друг от друга. Вне зависимости от положения или заслуг, от интеллекта или морального рейтинга человека занимает почти то же, что его соседа -- и реакция его оказывается почти той же самой. Даннто панически боялся умереть на столе, под ножом Лейфа, насмотря на всю уверенность в способностях врача. А что, если кто-то из его завистников подкупил доктора, чтобы тот допустил единственную роковую ошибку? Но эта мысль была отвергнута как недостойная. Баркер отличный врач и приятный парень, хотя порой его разговоры граничат с многоложеством. Очень, в определенном смысле, скромный человек. Надо же -- вырвал Аллу из когтей ангела смерти, и тут же преуменьшает серьезность ее ран, чтобы он, Даннто, поменьше волновался за супругу. Тут взгляд Лейфа наткнулся на перемежающие плавный поток мыслей участки "статики" -- невербальных волн. Смысл заключался в том, что впервые Даннто встретил Аллу десять лет назад, когда она подала прошение о переводе к нему. Она была секретаршей метатрона Северной Азии, и, когда тот погиб в автомобильной аварии (
Пробивались еще какие-то всплески; обрывок "
Пауза. Пауз было много; мозг, как и любой орган, работал урывками. Потом из ниоткуда в мыслях Даннто возник Кандельман -- как тот бушевал, услыхав о решении Рекского совета; как бичевал разложение, расшатывание устоев церкводарства, выраженное, по его мнению, в бесстыдных платьях женщин, растущем пьянстве мужчин и небрежении тех, кому по долгу службы положено подобные явления вырывать с корнем. Влезло почему-то "
Вновь в мысли архиуриэлита проник Кандельман, как сквозняк в дом с привидениями, просачиваясь в любую щель, напоминая, что где-то рядом таятся призраки. Вечная, яростная и неустанная охота уззита за Жаком Кюзом не просто стала проблемой -- она стала мешать выполнению других его обязанностей. Преследование таинственного подпольщика приобрело для Кандельмана почти религиозный оттенок. Слишком много теорий строит этот уззит о том, кто такой Кюз, где прячется, что делает и чего хочет. Опять статика -- вероятно, портрет уззита в непристойной позе, потому что дальше шли слова "волкодав носатый". Статика. "
А потом -- величественное видение мира, каким тот станет после Конца Времен. Лейф не мог видеть образов, создаваемых сознанием Даннто, ему приходилось восстанавливать их по обрывкам слов. Сигмен воплотит мнимые миры, и каждый из верных его последователей получит в свою власть целую вселенную. "
Лейф легко мог представить себе, какие оргии рождала буря в нейронном лесу, для этого он достаточно нагляделся чужих мыслей. Он даже не испытывал отвращения; пакостное чувство в нем рождало только лицемерие уриэлита. Он добросовестно прочел остаток ленты. Обычный авгиев потоп; улыбку Лейфа вызвали только наиболее стойкие сомнения в правильности доктрин церкводарства, мысль о том, что он, архиуриэлит, мог всю свою жизнь угробить, верно следуя ложной вере. Потом шли громовые мысленные покаяния, мольбы о прощении -- затрепанные вконец и явно повторяемые на всякий случай. Завершала запись молитва Сигмену о даровании той же фанатической, неколебимой веры и неустанного рвения, что у Кандельмана, но без сопутствующей одномерной тупости. "Аминь", прокомментировал Лейф и отправил ленту в мусорник. Глава 14 Зарядив кимограф бумагой, Лейф повернулся, чтобы выйти, и остановился в изумлений -- у двери стоял человек в белом халате санитара: бледный, рыжеволосый, голубоглазый, широконосый. --Шалом, Джим Крю,-- проговорил Лейф. --Шалом,-- ответил Крю. --Ты все за тем же? -- осведомился Лейф. --Вы знаете, что да, доктор Баркер. Мы давно могли позволить нашей дочери уйти. Но мы любим ее, и мы... держали ее за руку... потому что есть вещи, которых мы не можем сделать сами. --Я не единственный хирург в городе. Почему вы ко мне прицепились? Лейф включил мыслеприемник и покрутил шлем, пока индикатор не показал наличие мозговых волн. Пальцы Лейфа нажали на переключатель; теперь внутренняя поверхность шлема, как подсолнух за солнцем, будет следить за мозгом Джима Крю, и даже если Лейф окажется на пути излучения, не спутает характерные узоры биотоков. Крю улыбнулся. --Не стоит, доктор. Посмотрите на ленту. Лейф посмотрел. Статика, и ничего, кроме статики. Он повернулся к Крю. --Вы это намеренно? --Да. Как можете и вы, если только научитесь. И захотите. --На мой вопрос вы не ответили. Почему я? Крю подошел -- на цыпочках, чуть вперевалку. --Есть еще несколько человек, которые не побоятся помочь ребенку. Но даже они выдадут нас уззитам. А вы -- нет. --Почему бы? --Во-первых, и это не самое главное, вы побоитесь, что мы напишем Кандельману донос, что вы не Лейф Баркер, а Лев Барух, главарь одного из самых важных подразделений КХВ, что многие ламедоносцы -- пограничники, прошедшие элохиметрию благодаря действию наркотика, и что вы знаете, кто такой "Жак Кюз".