Степан снова нагнулся и поцеловал колени невесты.
Алёна встрепенулась. Грудь стала часто подниматься.
— Алёна, ты только одно судьбинное слово скажи мне, скажи: «да».
Тихо, чуть слышно, но жгуче-твердо Алёна решила:
— Да.
— Алёна моя.
— Степан мой.
— Невеста.
— Жених.
— Дорога.
— Путь.
— Лебедь.
— Сокол.
— Ветка над головой.
— Горячий песок.
— Откройся.
— На.
— И вот утро — и вот счастье.
— День желанный.
— Дай прикоснуться.
— Люблю тебя.
— Люблю.
— Жена.
— Муж.
Солнце лилось на землю, нестерпимо жарко раскаливая песок.
Дон катился разливно, бирюзовно.
Чайки играли в небе молниеснежные.
Гусли лежали спокойно. Ждали.
Так рождалась любовь на золотом берегу.
Так Алёна стала женой Степана.
Думно думал вольный казацкий сын Степан.
Да и впрямь заполнилось сердце в печалях неизбывных, неизлютных, неизгаданных.
Ходил по сыпучему берегу Дона с своедельными гуслями, распевал песни, какие сердце рождало. Валялся у воды. Листья смородины жевал. Птиц слушал. К шелестинности дубовой прислушивался. Удивлялся солнцу жизнедатному. Падал в траву душистую, жадно травянистый аромат вдыхал.
Ветром улыбался донским волнам.
И опять удивлялся всему на свете.
По струнам гусельным, как по своим кудрявым волосам, легкой рукой проводил и откликался отзвонким, мягким, степным голосом.
Песни складывались вольно и цветисто.
Слова, будто птицы, слетались с кустов, с солнца, с Дона, иные шли от сердца, иные отскакивали от струн.
И все об одном думно думал Степан.
Чудесно складываются песни, звеняще, разливно поются. А люди живут худо, не умеют жить, будто в остроге за решеткой сидят, будто дни в наказание приходят, в пытку лютую, нестерпимую, нещадимую.
Так ли это?
Степан смотрел кругом детскими большими глазами, пьяными от молодости, и спрашивал:
— Так ли это?
А жизнь, что разгульный ветер, что горячие лучи солнца, что малиновая даль, что трава душистая, что полёты, да песни птиц, что сердце молодецкое, что душа размашная. Жизнь звала на раздолье привольных дней, на богатырские пиры, на берега чудесной были, на праздники неслыханных подвигов, на сотворение из песен жизни.
Жизнь звала неотступно…
Степан чуял в себе весь трепет неизбывной силы, всю могучую моготу, все одаренье, землей-матерью данное, чуял правду в груди утрозарную, чуял многое в малом, знал, что великое может свершить, ежели волю свою разгонит что есть силы.
Жизнь самотворная, самочудная, истая. Жизнь прытью трепетная.
Мятущийся дух — крылья вольной затеи.
Мятущийся дух — пути неожиданно великих откровений.