Предатель потирал дрожащие холодные руки:
— Ну, боярин, кажись, с божьей помощью, все изготовлено ладно. Блесной засаде у нас без малого сотня скрыта, да полсотни рассыпано следить; а много ли со Стенькой из Кагальника выползут? Я смекаю, что самая малость.
— А ежели много? — опасался Стрешнев.
— Тогда отложим, — тер руки Корнило, — тогда обождем до часа благословенного, на рожон зря не полезем; а то лящей беды столь наживем, что в крови захлебнемся от резни разбойничьей. И так выходит, ежели Стеньку изловим да увезем, — надо будет стрелецким отрядам скорей подступать к Кагальнику и взять воров врасплох.
— Для Кагальника войска хватит, — разглаживал бороду Стрешнев, — лишь бы удалось Стеньку изловить да в Москву доставить. А еще бы господь пособил Ваську Уса, дьявола страшенного, поймать.
Корнило смотрел на паперть:
— Православные молиться идут. Того гляди Алёна с ребятами пожалует, а ежели с дитенками, — уж, стало быть, за ней странник Фролка, али другой кто, придет и поведет на место тайное. Ух, и хитрая, упорная бабенка, — даром, что отрешенная, а за Стеньку головой стоит, всех нас остерегается, проклятая. А это ведь я постарался — надоумил ее сегодня ко всенощной прийти с ребятами, — так, мол, люди не заметят, куды ребят ночью повела. Ну, она про себя и поняла эту уловку. Вчера к ней Фролка приходил под окошко, опять за милостыней, и тут они, значит, уговор учинили.
— Слушай-ко, атаман Яковлев, — забеспокоился боярин, — а может, баба Стенькина до церкви не дойдет — свернет в сторону?
— Ххе-хе, — хихикал предатель, — за каждым ее окаянным шагом следят — донесут живехонько.
— Ну, Корнилушко, — обещал Стрешнев, — и будет тебе награда из казны царевой превеликая и почесть знатная, милость государева. Сам знаешь, какой я добрый друг царю-батюшке Алексею Михайловичу, — сам тебя и покажу перед светлыми очами святого кормильца всея Руси.
— По царскому, государеву наказу, — крестился дрожащей рукой предатель в сторону алтаря, — изловим мы, с божьей помощью, вора-разбойника Стеньку, еретика, богоотступника, анафему. Посадим лютого зверя в клетку железную, да в подарок царю, государю великому, богом хранимому, на Москву отвезем. Помоги нам владыко, вседержитель небесный, и церковь святая, нерушимая. Ведь сыздавна наша православная церковь служила царю-батюшке, помазаннику божьему, и молилась за нас грешных, верных царевых слуг. И, благодаря господу, все шло чинно, как надо нам, пока вор-Стенька со своей сермяжной вольницей не нарушил праведного жития. А вот ныне пришел благословенный час совершиться, с божьей помощью, великому делу — здесь, у стены монастырской…
В эту минуту черным ветром налетел монах:
— Уследили… жена Стенькина с двумя ребятами в монастырь шла… оглядывалась… к ней странник подошел хромой… милостыню подала… по его дороге и свернула на Кленовую балку… туды идут…
— Господи, благослови, господи, благослови, — торопливо крестился предатель, — вот хитрая, окаянная баба.
— Господи, помилуй, помоги, — крестился боярин.
Прибежали еще два монаха:
— Уследили верно… Стенька вылез из городка с пятью разбойниками… а за ним выползли еще трое… и Васька Ус там… из разговоров слышно было… На Кленовой балке, в лесу сидят… поджидают, табак курят… наши окружают… змеями ползнем-ползут… окружают…
— Господи, благослови! — молился предатель, — господи, помоги, даруй победу нам. Церковь святая! Их, стало быть, только восьмеро, а девятый Фролка с Алён-кой. Ну, благодать, ну, спасенье.
Все бросились по келиям за стрельцами, боярскими сыновьями, монахами-помощниками.
— Будьте настороже.
— Выходите за ограду.
— Коней готовьте.
— Клетку железную везите.
— Ждите приказу.
— Все тайно делайте.
— Бегу на колокольню, пущай в большой колокол ударят, чтобы шуму да криков не слыхать было в лесу, ежели заорут разбойники.
— Беги и другим колокольням тайно накажи от атамана Яковлева. Попам про это скажи. Попы постараются.
И чернота ночная скрыла предателей. Ударил большой монастырский колокол.
— Господи, благослови, — шептал трясущийся Корнило, пробираясь на Кленовую балку кустами с черными людьми.
Скоро несколько режущих голосов простонало в лесу:
— О-о-о-й… О-о-о-й-и…
— Степа-а-а…
— О-о-о… а-а… — неслось эхо смерти.
— Чуйте, братья! — вскочил Степан и опрометью бросился на крик.
— Спасай!
— Спасай Ваську!
И когда один за другим кинулись на помощь удальцы, разбившись поодиночке, из засады выскочила стая черных воронов и вцепилась в добычу.
В миг единый ощетинились монахи ножами, топорами и зарезали, зарубили шестерых удальцов.
— О-о-о… прощай, Степан, — доносилось издалека, куда ушел Васька Ус с Черноярцем встречать Алёну.
— Палачи! Предатели! — рычал Степан, разрывая, как нитки, веревки, на него набросанные, размахивая кистенем по вязким головам озверелых врагов ночных.
— О-о-о-о… — стонала тьма.
— Степан-ан…
— Прощай-ай…
— Степан… Сте…
— О-о-й…
— Прощай… а-а-и…
И верещавший голос предателя:
— Режь… руби… дави всех, окромя Стеньки… В мешок Стеньку… в мешок… Вяжи его, вяжи… Давай клетку… Вези. Лупи веревками, присмиреет анафема… злодей… еретик… Попался!..
Сквозь звон колокольный всех церквей гулом подземным стонал связанный в мешке, бьющийся в веревках Степан: